Ась

                Dimidium animae meae*
            
            После смерти супруги прошло несколько месяцев и он уже перестал, забывшись, звать её, как звал раньше: коротко, сокращённым именем – Ась. Прожив вместе более полувека, она много значила для него в жизни. Особенно в последние годы. Он давно не выходил из дома, ссылаясь на нездоровье. Она жалела его и была терпеливой, даже когда он просто капризничал. Все заботы о себе-любимом были возложены им на хрупкие плечи Ась, которая вместе с повседневными домашними делами, выполняла ещё массу его пожеланий. Читала статьи в газетах – ведь он плохо видел, а очки игнорировал. Чётко проговаривала и повторяла слова гостей или новостных программ  – ведь он после военной контузии плохо слышал, а обзавестись слуховым аппаратом принципиально отказывался. И этому не было конца…

               Теперь за ним ухаживала младшая дочь и внучка-студентка с красивым именем Александра. Днём, хорошо выспавшись, старик заботился о себе сам: разогревал приготовленную дочерью с вечера еду и кипятил чай, а вечером, поглядывая в окна, дожидался дорогих женщин.
                То время, когда он оставался дома один, было занято размышлениями о жизни. Иногда он думал и о смерти. Думал о ней не грустно, не тяжело, но всегда связывая её с Ась. Он размышлял о смерти, как о барьере, который разделяет его с женой. Когда о смерти не думалось, голова его была занята воспоминаниями, но не всеми, а самыми яркими из них…

               …Золотую свадьбу гуляли весело и шумно. С фатой у неё и цветком на лацкане пиджака – у него. Он, конечно, мог бы надеть другой пиджак, победный, на котором были в несколько рядов закреплены все его фронтовые и юбилейные награды. Но в этот раз он решил нарядиться в другой и порадовать супругу романтичным жестом: самолично прикрепил к лацкану белую хризантему из букета, принесённого первым гостем. Фату для себя она заранее не готовила и даже в день торжества ей не пришла бы в голову подобная мысль. Фату принёс кто-то из гостей и, в качестве сюрприза, достал её уже в процессе празднования. Она была против подобной экипировки, но, увидев заблестевшие и восторженные глаза своих близких, сопротивляться не стала.
- Это ведь всего на несколько минут, - подумала она. – А сколько всем радости!
Коротенькая, до плеч, из матового капрона, окантованная серебристыми фестонами и собранная на тоненький рулик сверху, фата стала необычайным дополнением стриженных седых волос. Он обнял её и взгляды их встретились: они одновременно вспомнили события 50-летней давности. 1944 год. Война. И не смотря ни на что – Любовь. Тогда у них не было ни свадьбы, ни фаты и ни малейшего представления о том, будут ли они живы завтра, будет ли когда-нибудь годовщина и, тем более, золотая…
                Больше всех бабушкиному перевоплощению радовались младшие внуки. Усадив виновников торжества на диван, они окружили их со всех сторон и старший из внуков, сам уже ставший отцом, сделал несколько снимков на память. А самый маленький гость – 2-х летний правнук с удивлением смотрел на бабушку, пытаясь понять перемены в её облике.
                Когда на фату стали обращать внимание меньше, она тихонечко вышла в соседнюю комнату и долго смотрела на себя в зеркало. Она не жалела так быстро промелькнувших лет, не вспоминала о пережитых трудностях. Просто смотрела и пыталась представить, как выглядела бы она в фате и белом свадебном платье тогда, 50 лет назад. Если бы не война. Если бы…

                Она медленно сняла белоснежное воздушное украшение и неспешно поправила причёску, старательно уложенную утром. Посмотрев на лежащую возле зеркала фату,  снова перевела взгляд на своё отражение:
- Какое чудовищное несоответствие двух вещей – фаты и седых волос...
  Постояв ещё немного у зеркала, она повернулась к выходу. Он стоял у двери и с улыбкой смотрел на неё. Будто прочитав мысли Ась, он обнял её за плечи и произнёс:
- С фатой или без фаты, была свадьба или нет, какая теперь разница. Не жалей ни о
 чём. Мы прожили вместе долгую и не самую бесполезную жизнь. А седина, она тебе идёт! Ты у меня самая красивая!
                Между тем празднование продолжалось. Поздравления чередовались с тостами. Дети один за другим говорили своим родителям тёплые слова и вручали подарки, внуки пели песни и, всем было очень весело. Потом включили  музыкальный центр и все пели, подхватывая знакомые мелодии. Но вот когда зазвучала песня «Плот» в исполнении Юрия Лозы, ему взгрустнулось. Он слушал молча, с полуулыбкой. Она, расчувствовавшись и ещё не дослушав песню до конца, тихонько смахнула набежавшие вдруг слезинки. Он, заметив, погладил её по плечу. Уж очень серьёзная была песня и как-то не очень подходила к обстановке всеобщего веселья. В целом-то – всё было хорошо. Самые дорогие люди – жена, его Ась, дети, внуки и даже малыш-правнук – были рядом. И пусть больше половины из того, что говорилось за столом он не расслышал, супруга ему потом всё не раз повторит. Что-то вспомнит сразу, что-то по прошествии времени…

                Они вместе уже столько лет – целую жизнь. И 12-летняя разница в возрасте ничего не меняла. За годы совместной жизни они стали единым целым и уже не представляли существования друг без друга. Хотя иногда подзадоривали один другого, когда речь заходила о продолжительности их жизни. Эта тема никогда не обсуждалась всерьёз. Он как-то спрогнозировал, что доживать век будет в одиночестве.
- Почему это? Ты старше, а умирать я должна вперёд? Нет, я переживу тебя ровно на 12 лет. На те 12 лет, на которые ты меня старше! – глядя на него с лукавой улыбкой и смешинкой в голосе, сказала она.
Он, чтобы дело не дошло до спора, решил смягчить обстановку:
- Ладно, мы умрём в один день.
- Нет уж, нет уж, - не сдавалась супруга и, так же шутя, взяла его за руку и потянула с дивана, в сторону кухни, чаёвничать.

                Они оба уже давно были на пенсии. Дети жили своими семьями и растили  детей. Наезжали по выходным, по праздникам и тогда родительский дом снова наполнялся звонкими детскими голосами.

                Он привык к тому, что жена была всем в его жизни и всей его жизнью. Она же не представляла для себя другой судьбы и, с готовностью помочь, возникала перед ним тотчас же, стоило ему только позвать: «Ась!»

                Шли год за годом. Золотая свадьба и, тем более, чудесные дни молодости были далеко в прошлом. Болезнь скрутила её в полгода. Последний месяц своей жизни она провела в больнице, где и умерла. Ему сообщили о её смерти вечером того же дня. Он сидел на постели молча, опершись локтями о колени и опустив голову. Казалось, что он не расслышал горького сообщения или не осознавал случившегося. Потом всё-таки встал, подошёл к окну и тихо, не оборачиваясь, спросил:
- Как же?
Сын ответил, что это был очередной сердечный приступ и спасти её не удалось.

                Прошли похороны. Прошли 9 дней. Потом – 40...
Ещё некоторое время он, забывшись, звал в пустоту: «Ась!»
Потом он отвык звать её вслух, ожидая встречи с дорогим человеком.

                Не прошло и трёх лет…




* Dimidium animae meae (лат.) – половина моей души.