***

Когда у неба кончаются границы,
и больше не различаешь лиц,
заберут с собой твое горе птицы,
с ним уже мертвые упадут ниц.
Читаю твои письма потертые,
хотя знаю наизусть эту пачку страниц.
Дочитываю и думаю, а что же дальше?
Ведь жалок конец у самоубийц.
Но не потушить в душе пожара,
не стереть из памяти горечь любви,
о которой не расскажешь даже маме,
а мне так хочется с кем-то поговорить.
О тебе и о нас, смакуя подробности счастья,
будто заново все рисуя,
одновременно себя разбирая на части,
коря и тоскуя
за все оставленные якоря,
за необузданные бури,
за время, потраченное зря?
За то, что не было ни до, ни после поцелуя,
похожего хотя бы немного на твой,
от которого вырастали крылья за спиной.
И без которого я верить перестала
в доброту тех, что кличут судьбой.
Теперь я изображаю смех,
и плачу только от физической боли,
пытаясь походить на всех,
кто говорит не о личном, а лишь о погоде.
В наши дни быть эмоциональной неприлично.
Еще подумают, что немного не в себе.
Чего проще быть двуличной?
Ты научил, а я тогда поверила тебе.
Свое ты получил, а я стояла
распахнутая, как входная дверь.
Не видя других мужчин,
не вижу их и теперь.
А у тебя всегда тысяча причин
молчать, прятаться, а потом вдруг приходить
в самый дурацкий момент,
только это больше не напечатается,
ведь ни тебя, ни меня нет.
То, что в прошлом, прошло
и пусть там и останется.
Жаль, что мне было так хорошо
с тобой,
но к слабым мужчинам не возвращаются.
От них только слезы и новые морщины,
а радость, словно летний дождь,
минутами измеряется,
но с другой стороны
только тогда ты живешь.