Горький мёд

Горький мёд

…Чтоб вековечно собирали пчёлы
Мёд Одина, хмельной и горький мёд.

Л.Мартынов


Мёд Одина, хмельной и горький мёд!
Тебя искали воины, пророки,
А находили – те, кто пишет строки,
В которых жизнь известна наперёд.
Мёд Одина! В нем – горький хмель высот,
В нём – город, рынок, улица, деревня,
В нём – правда, жгучая до воспаленья,
А кто его вкусил, – тот чужд вселенной,
И кто его простит! И кто поймёт!

Мёд Одина, хмельной и горький мёд!

…Всё дальше, дальше проникает взор
В земную плоть, в пороки и в пророков,
Он не боится сплетен и упрёков,
Всё – вопреки, и всё – наперекор!
И речь кривится, на губах дрожа,
И набухает в жилах кровь-тревога,
И горбится, пророчится душа,
Как чёрный ворон на плече у бога.
И в сердце потаённый скорпион
Яд мудрости неслышно источает,
И пусть душа пока ещё не чает,
В каких созвучьях отзовётся он!

Ведь я – не человек, а только взор,
Который Бог во тьму вещей простёр –
Всем вопреки, всему – наперекор!

Я обретаю сам в себе права
На слово, на пророчество и кару,
Но тотчас снисхожу из торжества
В земную ночь немеркнущего дара.
Дар принесён! Постигни смерть и муку,
Чтоб ощутить, сам этому не рад,
Как небо, обернувшееся звуком,
Нам проникает в мышцы, в кровь, в талант.
Как, всей вселенною в ночи вспылив,
Господь течёт потоком метеорным
В ладони нищим, хитрым и упорным,
Кто понял непростой Его мотив.

Сквозь сумрак быта я звучу темней,
Чем в сердце индевеющая стужа.
И пустота, укрытая во мне,
Не принимает пустоты снаружи.
Чужую примеряя слепоту,
Я рифмой вижу лучше, чем глазами
Ту музыку, что гибнет на лету
Сквозь пустоту, зовущуюся – нами.
И я, слагая строки про Него,
Жду в темноте имён, сродни могильной,
Когда бумага вспыхнет от того,
Что я пишу на тишине стерильной.

И там, где замерзает тишина,
Стоит Господь, Дающий Имена.

И всё – наперекор, и всё – вперёд!
На сильных мира плавится порфира,
Когда они, законов правя свод,
Вычёркивают ангелов из мира.
Их вычеркни – и станешь сам нулём,
В который вписан мир, лишённый Бога.
Ты – ноль, вещей далёкий окоём,
В ночи ночей безвестная дорога.

А я – пишу, на раны сыплю соль…
Чернильница бездоннее колодца!
Я чувствую, как головная боль
Из одного виска в другой крадётся,
Дрожит рука, кружится голова,
И всё вокруг – смешно, грешно, нелепо…
На языке – слова, слова, слова,
А дальше – только небо, небо, небо.

Я не надеюсь, что меня спасут
Все те, кому я помогал на свете, –
Поэт – чудак, насмешник, божий шут,
И кто его поймёт! И кто ответит!
Я не ищу в сердцах людей сродства, –
Мёд Одина не знает кумовства.
Я только повторяю назубок
Слова мои простые – ВЕК, БЕГ, БОГ.

Поэт – лишь звук, звучащий мозг планеты,
И кто его поймёт! И кто ответит!

Минуют нас и слава, и напасти, –
Я сам в себе, не в них обрёл права.
Для нас – отрава, а для прочих – сласти,
От них грешно слабеет голова.

Да минут нас и слава, и напасти, –
Безвкусные и приторные сласти!

А я иду своею тропкой длинной
Среди всемирной звонкой чепухи
И собираю щебет воробьиный
В серебряные, звучные стихи.
Я собираю говорок базаров,
Весёлый треск вселенской суеты.
В нем – Слово, и Пророчество, и Кара,
И плеск ручья, и шорох пустоты.
Поговорим о том, с чем я знаком,
О том, что было ведомо немногим, –
О странном привкусе под языком.
О боли под лопаткой. И – о Боге.

Всегда чужой живым, всегда живой
Я вписан в круг небес вниз головой.

А я пишу, – поймите, господа, –
Для тех, кто с небом не играет в прятки,
Кто тишину Последнего Суда
Услышит между строк, в сухом остатке.
Сдвигая облаков небесный фронт,
Я вижу мир, прозрачный и весёлый,
Где вечно собираем мы, как пчелы,
Мёд Одина, хмельной и горький мёд.