Никогда не забудем

Когда голодал Ленинград
Элита вовсю пировала,
Пузатый обкомовский гад
Икорку, колбаску и сало
Тащил потихоньку домой
Из тайной партийной кладовки
И перед довольной семьей
Змеился улыбкою доброй.
Блистал изобилием стол,
Томилась в графинчике водка
И яства просились на холст,
А значит плевать, что по сводкам
Пять тысяч опять отвезли
На кладбище нынешним утром,
Оставив средь мёрзлой земли,
Погибших от голода, трупы.
Гремит кандалами беда -
Предательство, смерть и разруха,
Отсутствует даже вода,
Но люди не падают духом.
Властям наплевать на народ,
"Голодного сытый не слышит",
Готовят к подрыву завод,
Под ним схоронив, ставших лишним.
Зачем набивать чей-то рот?
Родная утроба дороже,
Ликует моральный урод,
Лоснится холёная рожа.
А рядом простая семья,
Девчушка, два брата постарше,
Не ели, не пили два дня
И мама рыдает так страшно.
Закончился карточный хлеб,
По льду до не дойти до воды,
Последний сожжён табурет,
Еды "хоть шаром покати",
К чинуше пошла на приём,
Упала: "Родной! Помоги!"
И билась об пол она лбом,
Целуя его сапоги.
Брезгливо начальник взглянул,
Подумав, "Достали, скоты,
Ей нечем кормить мелюзгу,
Устал я от их простоты",
Но вслух равнодушно сказал,
Подальше припрятав обед,
Нахально смотрел ей в глаза:
"Всем нынче не сладко от бед,
Ни чем вам не можем помочь,
Врагом разбомблён эшелон,
Прогоним фашистов мы прочь,
Пока потерпите, пардон".
И вышла несчастная вон,
От горя в глазах меркнул свет,
Душа перешла "Рубикон",
Исполнив священный обет.
Пускай тяжело вспоминать,
Но память - огромная сила,
Отчаявшись бедная мать
Родного ребенка убила,
Чтоб выжить другие смогли,
Которые были постарше,
Пополнив бесстрашно полки,
Под звуки победного марша.
Безжалостен молох войны,
Ему безразличны страданья
И новые жертвы нужны
Невинных ягнят на закланье.
О, сколько их было таких -
Голодных и полубезумных,
Что были, как гвозди, крепки,
В военном кровавом тайфуне.
Назло, ликовавшим врагам,
Войска одолели блокаду,
Страницу в анналы вписав,
Об этом восьмом круге ада.
Война - величайшее зло,
Войной богатеет паскуда,
Пусть много воды утекло,
Но мы никогда не забудем.
Всё выдержит русский народ,
Так было, так будет и впредь,
Народ наш - всемирный оплот,
Земная им держится твердь.

 

08.04.16.
Иллюстрация - Из книги "В тисках голода".


Органы НКВД фиксировали все высказывания, направленные против ленинградских властей и советской власти в целом. Стукачи трудятся не покладая рук, несмотря на голод и холод. “На улучшение положения рассчитывать трудно. ПОПКОВ о положении в городе беззастенчиво лжет, но он заговорит правдивым языком, когда мы пойдем громить магазины” (сотрудник театра “Новый ТЮЗ” Демина, 28/29.1.42). “Наши руководители довели народ до того, что люди стали убивать и есть своих детей, а мы, дураки, сидим и молчим. Народу нужно подниматься, пока все не умерли от голода. Пора кончать с этой войной” (домохозяйка Корнетова, 28/29.1.42).


Программа властей предельно проста: использовать для работы, пока у голодных еще есть силы, подбодрить бессмысленной ложью, кинуть ничтожный паек, безразлично наблюдать, как простой человек умирает от голода (в то время как “из руководителей никто не умирает”), – вот эти ощущения и заметны в 20 процентах “отрицательных” писем, которые писали те, кто привык анализировать и фиксировать. Естественно, это интеллигенция, уцелевшая в Ленинграде даже после “кировского потока”.

“Люди продолжают умирать от голода, а ленинградские руководители не обращают на это внимания. Они считают, что чем больше умрет людей, тем легче обеспечить продовольствием оставшихся в живых” (служащая конторы Ленмостстрой Эрман, 23.2.42).

“Мы вероятно больше не увидимся. Нет у меня надежды на жизнь. Уже едят человеческое мясо, которое выменивают на рынке. Дела идут не на улучшение, а на ухудшение”. “Наша жизнь – это организованное убийство гражданского населения. Город стал кладбищем и навозной кучей”. “Что глядят наши руководители, вся земля усеяна трупами. Не сегодня-завтра и нас не будет. Из руководителей никто не умирает”.

Руководители, к слову, питались очень недурно. А с октября 1941 г. готовили глобальный взрыв всего города (58,5 тыс. объектов), вместе с предприятиями собираясь похоронить под обломками и жителей.
Кормить жителей было бесполезно, Смольный всем готовил смерть: взрыв мог произойти и в 1941, и в 1942, и в 1943 году.

То, что принято именовать “героизмом”, было на самом деле отчаянной борьбой за существование в условиях, когда город и его жителей руководство обрекло на тотальное уничтожение.

Книга “В тисках голода” веско напоминает, что у нас война с любым внешним врагом – это всегда и непременно война со своим же народом, а потому героизация войны – дело заведомо гадкое и аморальное. Просто всегда есть те, кому выгодна чья-то смерть, и надо вести пропаганду и агитацию, именуя их “патриотической работой”

 "В тисках голода".Из книги кандидата исторических наук Никиты Ломагина на основе документов, которые ранее никогда не публиковались.