как будто...

Кружился мир и врал калёный стих.
Ответственный за выбоину в небе
яд разливал в бокалы на двоих
и крыл словесной корочкой триптих
горячей веры, - змею на потребу.
А вот и я – ещё тобою жив -
качался Свет на осенённой ветке.
Карманных солнц ручные фонари
прижали щёки к чувственной розетке
шафранно душных пляжных вечеров.
Покабинетно выжимали плавки
морских солёных душ
до слёз -  зеро
и доминанты о любви по Кафке*.
Халва… халва… – как хочется и зря.
Не слаще чем монеты на прощанье
в больной закат, ушедший втихаря
на погребенье лишних,  как признанье
в конверте не отправленном.
Назло.
Оранжевом и пахнущем так манко…
жасмином, цедрой, табаком, мерло
и мускусом влюбившейся цыганки…
Тепла немного… Много… Или нет
разученного адреса. Закрыли.
Лети к чертям, как розовый букет,
разорванный на клочья в междумирье.
Встречающим не видеть и не знать..
куда из алых лепестков дорога…
Карманный шут свалился на кровать,
не зная что ещё просить у бога.
И каждый думал -  это всё о Ней.
И каждая о Нём не знала точно.
И сон под одеялом до бровей
в зародышевой позе непорочной
гнал солнце, море, свет от фонарей
в глазах луны,
Любовь, что отключилась...

И... скрип полу-открывшихся дверей.
И... кожаный, проверенный, ремень
на лапе гордой птицы, жравшей силос.



*Кто уходит, того нетрудно любить.(Ф. Кафка)