День был по-зимнему серым

День был по-зимнему серым, коротким и грубым.
Краниум спорил с фрезой - барахлила розетка.
Мягко порхая по залу под музыку Струве,
Пел колыбельную трупам веселый прозектор.

Будучи редким спецом, он вскрывал с упоеньем.
Скалясь, сражал наповал идеальностью линий,
Скальпель в руке его. Был он, отчасти, поэтом,
Богом, возможно - лепил "совершенство" из глины.

Грудь санитарки Любаши( как ей не противно),
Где-то в подсобке дыша необьятным размером,
Уничтожала колонии в средах нативных
Внешних и внутренних бодро и одновременно.

Дрель, между тем, разругавшись с розеткой нещадно,
Мирно вращалась, голов спотыкаясь о тверди,
А из подсобки несло суррогатом и щами,
Звоном стаканов. Пинцет провалился в каверну.

Солнечный луч, просочившись сквозь европроемы,
Нежным теплом полоснувший остывшие ткани,
Тщетно пытался согреть неживую объемность.
Птичий оркестр исполнял Лакримоз Катакалу.

Действуя больше по опыту, чем по наитью,
Вскоре почувствовав в членах усталость металла,
Доктор записывал ручкою в форме для вскрытий,
Важное что-то, ведь был он поэт и паталог.

Камерно плыли по кафелю клеточки мозга,
Сгустками мысли, вчера еще бывшие чьей-то
Доктор подумал - Ужели такое возможно?
Тихо вздохнув. А о чем? Не имеет значенья.