ФЕЯ. Из детства

 Утренний туман, стелился по реке, напоминая облака движущие по небу,  то поднимаясь над водой, обнажая зеркальную гладь воды, закрытые коробочки лилий с огромными лопухами. То, опускаясь к воде, и тогда река превращалась в огромную ванну, из которой поднималась мыльная пена причудливой формы. Туман,  медленно двигаясь, обволакивал заросли камыша, росшего на правом берегу Ишима. За рекой простиралась казахстанская степь, весной заливаемая разлившимся Ишимом, до самой шоссейной дороге, ведущей в Акмолу.
Стояло лето 1958 года. На левом берегу расположился спецпоселок  27 . Высланные сюда Забайкальцы, называли его Раздольное, так как за селом располагались поля и бескрайняя степь поросшая Типчаком, волнистым Ковылем, Пыреем. Одним словом Раздолье.
           На берегу, недалеко от кузницы, сидел мальчик лет семи с удочкой, вырезанной из ветви талы, довольно длиной, гибкой и легкой. Его черные, как пуговки глаза внимательно наблюдали за самодельным поплавком, сделанным из камышинки и завязанный специальным узлом, позволяющим двигать поплавок по леске, уменьшая или прибавляя глубину.
            С Востока потянуло ветерком, и туман стал рассеиваться, обнажая красоту реки. Нетронутая гладь воды, с лилиями, кашками, лопухами, на которых блестели капельки росы, оставленные туманом.
Сейчас солнце начнет подниматься. Будет на много теплее, подумал Ганька, а это был он Ганя Гантов, дрожа всем телом. Он ждал восхода солнца, хотя был одет в душегрейку, сшитую мамой, специально для рыбалки. В ведерке уже  несколько чебаков, окунь пойдет после восхода, когда вода прогреется. Окунь спит долго, а чебак рано завтракает. Сделав подсечку, мальчик ловко вытянул очередного чебака, отцепив, бросил в ведро.
- Вот гад! Сожрал червяка.
- Теперь снова надо нанизывать. Руки его дрожали от холода, червяк не хотел залазить на крючок, вертелся в не послушных руках, и  извивался, но крючок пронзил его,  и Ганька с трудом шевеля пальцами, нанизал его. Поплевав на червя, взмахнул удочкой, забросил поближе к лопухам. Уселся на корточки и стал ждать.
 Ганьке осталось до школы немного, поэтому можно спать, гулять, рыбачить, он пока вольная птица. Солнце, огромным, красным шаром поднималось на горизонте, но утренний ветерок еще был прохладным, и ему какое-то время было холодно. Он сжал свое худенькое тело, чтобы согреться.
 - Скорее бы тепло стало, а то совсем замерз.
Со стороны села слышалось мычание коров. Это односельчане выгоняли скот на пастбище, где пастух, на лошади пас их целый световой день. В обед подгонял к селу и женщины с ведрами и стульчиками шли доить.
 Вот и первые лучи солнца принесли тепло. Играя бликами на  воде, отражаясь, попадали в глаза  Ганьке, и ему приходилось жмуриться. Вместе с лучами появились мошки и комары, лезли во все открытые места на теле, в рот, нос, глаза, то и  дело приходилось рыбаку шлепать себя по щекам, шее, стряхивать их с головы, и протирать глаза.
 - Скорее бы стрекозы появились!
- Они быстро разделаются с этими кровожадными,  - подумал мальчик.
Вот и солнце взошло. Масса стрекоз обрушилась на мошек и комаров, уничтожая их с такой быстротой, что только диву даваться можно, прямо на глазах количество насекомых таяло, завораживающая картина.
Совсем пригрело. Ганька скинул душегрейку, остался в одной рубашке. Сложил душегрейку в виде подушки, уселся на нее, пододвинул поближе консервную банку с червями и ведерко, в котором уже набралось изрядное количество чебаков, и окунь появился. С окунями мороки много, заглатывают крючок далеко, пока отцепишь, все пальцы  переколешь. Рыбы на уху и «жарёху»  уже хватит,  но мальчик уходить не торопился, да и куда спешить? Краюха хлеба есть, вода рядом. Он любил наблюдать и разглядывать насекомых, цветы, что творится в камышах, все его интересовало. Он познавал мир в натуральном виде. Иногда мог часами сидеть у муравейника, захватывала суета этих трудяг.  Вон Водомерка побежала по поверхности воды, замерла на секунду и опять продолжила  путь, а тут стрекоза, насытившись, уселась на  кончик поплавка, передними лапками протирая глаза после обильного завтрака. Теперь замрет до тех пор, пока удочку не вытащишь. Там подальше, лилии раскрыли свои коробочки, выставив напоказ  ослепительно белые лепестки в сочетании белого, желтого и зеленого с голубым оттенком. Красотища кругом.
Ганя любовался окружающей природой. Мечтательно  поднимал глаза, смотрел на  плывущие по синему небу облака. Переводил взгляд на камыши, из них уже начали выплывать черные лысухи, ища в воде жучков, ловя мелкую рыбешку.  В глубине, возле берега, пиявки заворачивались в немыслимые  кренделя или вытянувшись во всю длину, то плывя, то изгибая свое эластичное тало. Совершенно чёрное тело, с большим ртом. Видимо ловили насекомых, жучков и пожирали. Так думал рыбачек, глядя на пиявок, так увлекся подводным миром, что забыл про удочку.
 Неожиданно над ним раздался мягкий женский голос. От неожиданности Ганька вздрогнул, резко повернулся на голос и глаза его округлились, толи от изумления или страха.  Сам не мог понять, что за чувство охватило все его тело. Во рту стало сухо, ком застрял в горле мешая говорить. Мальчик удивленно «лупал» глазами, стараясь понять, сон или все наяву?
              Сбоку от него, на обрывочке (на самой кромке), стояла женщина необыкновенного вида. Появившаяся, вдруг, и бесшумно.
-  Здравствуй мальчик! - Не проговорила, а пропела  женщина бархатным голосом.
 - Здравствуйте! - Прохрипел с заиканием Ганька, медленно приходя в себя.
 - Рыбу ловишь? А  чей будешь? Как тебя зовут?
-  Наловил уже. Я Ганя, сын Алексея Гантова. - Уже уверенно ответил он, немножко с гордостью. Знал, что его отца уважают на селе и относятся  с почтением к нему и  Ганьке, когда он незнакомому человеку называл имя и фамилию отца.
В женщине узнал мадам Федорову. О ней по селу ходили разные слухи. Откуда она появилась, толком никто не знал. Может и в комендатуре не знали, а то все равно слухи просочились бы. Село есть село, особенно когда все связаны одной бедой или несчастьем, как правильно назвать не знаю.
           В Раздольном жили  " Враги Народа " и дети "врагов ", высланные из далекого Забайкалья. Снятые с насиженных мест, раскулаченные, так говорили. Привезенные по этапу и брошенные в степи, по левому берегу Ишима, еще в 1933 году. А раньше сюда были высланы москвичи и ленинградцы, которых вылавливали в городах. Если у человека не было документов с собой, не разбирались, сразу сюда. Здесь собрался цвет нации, заслуженные учителя, профессора вузов, академики, многие здесь и погибли от холода, голода, тифа и многих болезней. После в 1940 году сюда добавили чеченцев, ингушей, молдаван. Из них были: Евлоевы, Хамхоевы, Истемировы и др. Из молдаван: Порфени,  Шую, Минчев,  Безволев,  Спринчан,  Григоренко... О них все знали, откуда кто, что и как, а вот про мадам Федорову, не чего известно не было. Появилась месяц два назад, не работала, жила одна в бараке возле пекарни. С местными не общалась. Про нее говорили ведьма, ворожит, ходит по утрам на Ишим, долго стоит на берегу. Одевалась как барыня, на что живет неизвестно, а откуда появилась, вообще не знали, поэтому побаивались и обходили ее стороной.
Вот и на этот раз она появилась на берегу, где и встретила Ганьку.
Он уже оправился от страха и неловкости с восхищением разглядывал пожилую женщину, она напоминала ему Фею из сказки. Появилась неожиданно и в такой одежде,  Ганька только на картинках видел таких дам, да не в сказках, а в больших взрослых книгах.
То, что Фея, или добрая колдунья, это точно. Вся в белом. Старинное, до самой земли платье с блестящими тёмными пуговицами от пояса до шеи. Белый платок, или накидка, на плечах, как паутинка тонкая, к  ней и прикоснуться боязно. Порвется ведь. На голове шляпа с широкими полями, с лентой завязанной причудливым бантом. Чуть отличавшейся от шляпы цветом, Которая была, пепельно-белой. Что особенно поразило, это зонтик. В селе такого чуда не было. О них только слышали или видели на картинках. Он тоже был белым, по краям в кружевах. Фея держала его на плече т.к. солнце начало припекать.  Не хватало только перчаток, зато кольца на пальцах блестели желтизной, камушки, переливались разными цветами.
-  Ну, точно, барыня или колдунья, - думал  Ганька, рассматривая ее.
- Что ей надо?
Она  смотрела вдаль, ее седые или белые волосы вились, спадая на плечи.  Лет за пятьдесят. Подумал мальчик.
- Так ты Алексея Георгиевича сын?!  Знаю! Знаю!  Достойный мужчина. Правильный!
- Если будешь в него, многое  достигнешь, многое узнаешь и увидишь.
- Ну не знаю, папа говорит, я на деда похож, хотя я его и не видел. Дома не говорят, пропал и все,  забрали, а куда молчат.
- Ну, это Ганя скоро узнаешь, как подрастешь, будешь учиться, все сам поймешь.
- Сейчас такое время, не все можно говорить.
- А лучше всего молчать, слушать, думать, и запоминать, ну еще мечтать можно.
 Она говорила с ним как с взрослым, только она была умнее и много знала. Он это сразу почувствовал и не лез с расспросами.
Дама, глядя на воду, мечтательно произнесла.
 -Море! Мое Море!
И такая тоска в глазах, что Ганька начал жалеть ее. Не выдержал, спросил:
- Вы море видели?
- Я выросла на море. Оно синее, синее  и без края, а там далеко становится черным и волны большие пенятся, набегая одна на другую.
- На берегу большой красивый город. Дворцы, театры, музеи,  каштаны, акации, как я туда вернуться хочу!
 -  Так езжайте!
- Эх, Ганя, если бы это было так просто. Взять и поехать. Да я пешком бы пошла.  Там мой дом, моя юность, друзья. Там даже воздух мой.
 Мальчик недоуменно смотрел на нее и не мог понять. Почему не может поехать домой? Наверное, тоже как его родители, высланая сюда. Ведь и они не могут поехать в Забайкалье. Мама говорит, что нас не пускают, а кто и почему, не говорит. Он начал понимать. Ему вспомнился разговор  деда Дмитрия с отцом. Говорили тайно ночью, в темноте, когда все спали, а он проснулся. Слушал, но толком ни чего не понял. Говорили о какой-то Австралии, где мало лошадей и дед возил их на корабле из Шанхая на продажу. О японцах - кто они, Ганька не знал. О Хайларе, о белом движении.  Что это?  За белое движение? Так и уснул, ничего не поняв. Одно понял, есть в семье какая-то тайна. Откуда взялся этот дед Дмитрий?
Отец сказал, что он брат Ганькиного деда. Вот эту семейную тайну и захотелось ему  узнать.  Но как? Мальчик не знал.
Дама вдруг изменилась в лице, стала собираться и обратилась к Ганьке:
- Ты, пожалуйста, не говори ни кому, что меня видел. А то, что разговаривали,  вообще забудь. Даже родителям не говори.  Ты ведь не хочешь, чтоб мне плохо было?  По глазам вижу, не хочешь. Вот и молчи, ни кому,  а вырастишь, сам все поймешь.
            - Договорились? 
 Ганька утвердительно мотнул головой.
- Нет, дай слово!  - Когда мужчина дает слово, он его держит, чтобы не случилось.
- Я еще не когда не давал слова и не знаю, как это делать.
- Скажи!  Даю честное слово, ни кому не скажу, о том, что видел Вас и говорил с Вами. Мальчик  подумал, подумал, но его поразили слова " Мужчина должен". Значит, она его считает мужчиной. С гордостью за себя,  Ганька повторил слово в слово ее слова.
 - Вот и хорошо. Молодец! - Теперь я буду знать, что у меня есть друг и настоящий мужчина. Мадам вздохнула спокойно. Скоро я уеду, а ты вспоминай меня. Может, еще увидимся?  Ты ведь часто здесь рыбачишь?  Я заметила.
- Да! Бывает, но больше ухожу немного дальше, мама ругает, если далеко уйду, вот я здесь по близости и ловлю.
-Вот и хорошо!  Пойду я,  а ты помни!  Слово дал. До свидания, Ганя!
 И она ушла своей уверенной, неторопливой походкой. Мальчик смотрел заворожено ей в след и думал о матери.  Ему так хотелось рассказать ей о встречи с необыкновенным человеком, Феей или мадам, которую все боялись, а он разговаривал с ней. Но и понимал, теперь повязан словом, и еще одной тайной с этой удивительной женщиной. Даже не спросил, как ее зовут, откуда и как попала в этот заброшенный поселок. Потом были еще две встречи у Ишимского берега.  Ганька много узнал, сидя на берегу Ишима, слушая даму, он познавал мир. Мир настоящий, о людях, городах, о других народах, населяющих нашу Землю.
         Мадам Федорова, рассказывала, так красиво, увлекая мальчика во дворцы Хана Гирея в Ливадии, это где то на Черном море. Там течет родник молодости,  парковые аллеи, вьются виноградники, фонтаны, цветы. Белые скалы, рельефом напоминают разных животных. Все это, вставало перед глазами мальчика, и замок висящий над морем. Сколько интересного и познавательного узнал он из ее уст. Её рассказы, остались у него в памяти на всю жизнь. В маленьком сердце зародилась мечта увидеть все это и познать.
В последней встрече, Мадам волновалась, нервничала, что-то мешало ей говорить, но она, пересилив волнение, страх, поведала о плохих людях, мешающих жить добрым людям, сажая их в тюрьмы, ссылая в глухие места, где те гибли от голода и болезней. Ганька плохо понимал, но мозг его, память, записывали каждое ее слово. Эти слова, остались в его памяти и сопровождали его всю жизнь.
        Уехала!  Вернее сказать, исчезла Мадам, так же внезапно, как и появилась. Просто однажды утром, как обычно не вышла на прогулку и все... Поговорили о ней несколько дней и забыли. Буд-то ее и не было, вовсе.
Мальчик скучал, перебирая в памяти ее рассказы. Неизгладимое впечатление оставила эта загадочная женщина в его маленьком сердце. Взрослея, он стал понимать, то о чем говорила она. Учась в школе, узнал города, о которых ему и так многое было известно.
         Будучи уже взрослым, посетил места, о которых с такой болью говорила Мадам. Испил с наслажденьем воды из родника молодости. Спускался к морю по Потемкинской лестнице. На Графской пристани, в Севастополе, любовался Эскадрой боевых кораблей и Турецкой крепостью. Побродил по Воронцовскому Дворцу. Посидел в кафе над морем, в Замке «Ласточкино гнездо». В Ялте, пройдя по набережной, свернул на тропинку, прошёл к её дому. Это был двухэтажный особняк, на площадке, возле него играли дети в красных галстуках. Ганя с грустью смотрел на них. И еще многое, многое повидал он.  Его мечта - сбылась. При этом женщина,  вернее ее образ, всегда сопровождал его, в этих изумительных путешествиях.
Будучи уже седым в годах, часто вспоминал и рассказывал своим детям, внуку, супруге, о страной женщине - призраке..Однажды посетив спецпоселок № 27, ( Раздольное ), спросил старожилов села:
       - Помнят ли они в 1958 г. жила здесь Мадам Федорова, возле пекарни, в бараке? Потом там жили Хамины, Василий Гантимуров, Стрельцов Константин и прочие.
Ответ был отрицательным!  Даже люди старше Гани,  на 10-20 лет не помнили такой женщины. Почему же он помнил!?  Самому уже за шестьдесят, а видит ее отчетливо на берегу Ишима.   Мистика - скажете!  Да!  Наверное, что - то есть. Просто женщина хотела, чтобы все, кроме Гани, забыли ее.  Так и случилось. Был человек, и нет его.
           Только в памяти мальчика осталось воспоминание об этой удивительной женщине. Женщине - Феи – Колдуньи из сказки.
                12.03.2015 г.           с. Воздвиженка.