Зазеркалье

Вся жизнь разбита на куски.
В сгоревших крыльях толку мало.
Вопрос ехидный бьёт в виски:
«И кто теперь здесь правит балом?»
Парами винными объят
(давно потеряна реальность!),
строчит Поэт посланье в Ад,
во тьме теряя лучезарность.
И в миг падения на дно,
где бездна ждёт, открыв объятья,
когда давно уж всё равно,
один лишь способ снять заклятье –
бежать к последнему мосту
в надежде всё вернуть обратно,
оставить мглу и пустоту,
что душат разум безвозвратно…
Опять вернулся? Рядом, здесь!
Стоит, как прежде, за спиной.
Неясных чувств и мыслей взвесь
накрыла разум, как стеной.

– Привет, с тобой не виделись давно.
Где был всё время? Помню наши встречи.
– Смотрел на мир, он краше, чем кино…
 Так долго, друг, ведь время быстротечно, –
Поэт промолвил, глядя пред собой.
Он оглянуться не имел желанья.
Свой диалог, в той комнате пустой,
он продолжал с крушением сознанья.

– Я ждал тебя неделю или две,
не помню даже, ведь не сплю ночами.
– Смотри, луна скользит в твоём окне,
и звёзды небосвод зажгли свечами.
– Луна, и правда, круглая, как блин.
Я вспомнил, приходил ты в полнолунье!
– Присядь и не шуми, ты не один.
Попробуй проявить благоразумье.

Трясутся руки. Глянув на стакан,
Поэт невольно взялся за бутылку.
Давно не видел в пьянке он изъян
и выкрикнул безумно, громко, пылко:
– Ты хочешь выпить?
– Нет.
– А я налью.
Мне что-то неспокойно, аж колотит.
– Ты пишешь?
– Так, лишь чушь, галиматью:
шедевров нынче вовсе не выходит…


Да, это так. Тускнеет, меркнет луч,
на век исчезнув в литрах алкоголя.
Сознанье затянула мрачность туч,
и скована цепями напрочь воля.

– А как семья?
– Жена ушла к себе,
забрав детей,  меня послала к чёрту.
– Печально, может, дело всё в вине?
– Не стоит проявлять ко мне заботу!

Озлобленность горячею волной
безжалостно сжигает душу в прах.
Свои ошибки не считать виной
желают все. Но разум душит страх.

– Она вернётся, было так не раз…   
– Ты не боишься, может, он последний?
– Давай не будем, а не то у нас
уже доходит до нравоучений!
– Согласен, не кричи, остынь, присядь,
не думал я тебе читать морали.
– Да ладно, нервы. Вот смотри: тетрадь,
здесь мысли, что недавно посещали. 

Поломан ритм, наброски рваных фраз,
без рифмы. Просто крики ни о чём.
Огонь безумья – бешеный экстаз –
главы лишает будто бы мечом.

– Негусто. Что же здесь? Про суицид?
Немудрено, что разуму так тесно.
– Что думаю – пишу. А в чём тут стыд,
что отозвался ты о них нелестно?
– Я не судья, ты сам мне дал тетрадь.
Да Бог с тобой. Уж лучше на бумаге
оставить то, что думал, чем взирать
на чей-то труп в каком-нибудь овраге.

Пристанище, что найдено в конце
бесславного пути – пути по кругу
врата откроет. Если ты в венце
придёшь терновом сквозь огонь и вьюгу.

– Усталость давит... Выпьешь или нет?
– Нет, не хочу.
– Я выпью, станет легче.
– В вине не сможешь отыскать ответ.

– В речах за месяц ты прибавил желчи!
– Увы, мой друг, так, видно, перст судьбы
путь указал мне. Как же быть иначе?
Тот путь кладёт поэтов лишь в гробы…
Как жаль, что твой талант почти утрачен.

Как часто отделяет только миг
от точки, что зовётся невозвратом.
В любой болезни наступает пик,
когда кричишь от боли только матом.

– Совсем не легче от пустых речей.
– Ты знаешь. Я не доктор, как известно.
– Тогда ступай, гоняй в пруду чертей!
– Я думаю, мне быть здесь неуместно.
Уйду надолго. Встретимся иль нет,
тебя, я вижу, беспокоит мало.
На беды все в себе ищи ответ.
Разрушь свой мир во что бы то ни стало!

Блеснула вспышка, разразился гром.
Сгорела лампа, вышибло все пробки.
Безумным криком наполнялся дом,
хоть был Поэт и парень не из робких.

 – Да ладно, всё! Молчишь? Исчез опять…
Стакан не тронут.  Он не пьёт  спиртного.
Закрыты окна, двери… Твою мать!!!
Да кто же ты, скажи мне, ради Бога!?
С кем я говорил я? Комната пуста!
Лишь свет луны тоскливым, бледным оком
глядит в мой мир. О, как же я устал!
Вино, похоже, всё ж выходит боком.

Кто ищет истину в вине,
порой доходит до безумья,
придя в тупик, на самом дне
свет видит только в полнолунье.
С Душою спорить, как с врагом,
прискорбно всё же,  но не ново.
Шизофрении снежный ком
сметёт безжалостно любого.