Монах

Говорят о войне, что прошла.
Что ж о ней, мол, опять и опять?
Да, большого наделала зла,
Но теперь-то зачем вспоминать?
Никого не вернуть, не поднять,
Все окопы быльем поросли.
Может, правда? Но как промолчать,
Коль в душе эти раны легли?
Жил-был мальчик. Такая судьба,
Что врагу грех ее пожелать!
До войны – папа с мамой всегда,
Он любим и живет, чтоб играть.
А потом вдруг бомбежки удар,
Он контужен и ужас в глазах,
Все метался и маму искал,
А вокруг только трупы и страх.
Кто-то вынес и кто-то прикрыл,
А потом – на восток эшелон…
Оказалось, что стал он немым,
И рассудок его помутнен.
Детдомов и больниц череда,
Но его не смогли излечить.
Он остался таким навсегда:
Дурачком и не смог говорить.
Правда, тихим, спокойным он был,
Из детдома, как вырос, ушел,
По деревням скитался, ходил,
Пока здесь свой приют не нашел.
Поселился в деревне у нас,
Кто покормит, а кто состирнет,
Кто свою одежонку отдаст –
Так у бабки одной и живет.
А за то, что все время молчит,
Кто-то имя присвоил: «Монах»,
Он не против, он только мычит,
Позовут, он поможет «за так».
… Годы шли. Бабка та померла.
На десятки с войны им шел счет.
Говорите, забыть бы пора?
Только вот она – память – живет!
Если звуки машин, тракторов,
А страшнее еще - самолет,
Он услышит – немедленно в рев
И бежит, в страхе уши зажмет.
В нем живет, не уходит война!
Искорежила душу и мозг,
Внешне рана его не видна,
А внутри – все в нем наперекос.
Раз приехала женщина к нам,
Обнимала: «Сыночек! Родной!»
А Монах головою мотал,-
Помнит маму свою молодой.
Невозможный меж ними рубеж,
Ей добавила встреча седин.
После поисков, стольких надежд
Вновь удар: не признал ее сын!
Он сознанием в детстве живет,
Где от гула – панический страх,
И, услышав вблизи самолет,
Побежал и убился Монах.
И его все ж добила война,
Дотянулась спустя столько лет!
И историй таких – не одна,
В судьбах многих ее страшный след.
До сих пор все живут и болят
Вот такие осколки войны
И забыть нам о ней не велят!
Мы войны допустить не должны!