Хотя бы во сне...

 Слушая старый диск "Как прекрасен мир", будто бы перенеслась в прошлое. Начинается он песней на слова Евтушенко:
"Когда я на Стромынке
Сквозь тихие снежинки
Шепчу: "Люблю",
Везде звучит, наверно,
"Жё тэм" и "Ке те кьеро",
И "Ай лав ю".
Вспомнилось как у нас с тобой всё начиналось, те времена, когда в самом воздухе было разлито "ай лав ю". Квартира в Нефтяниках, поцелуи в спальне на диване под музыку Тухманова. Пластинка только что вышла (её трудно было достать и из моих знакомых она была только у тебя). Мы ее постоянно крутили. В зале Толик с Сашкой слушают музыку и, стараясь не мешать, почти не заглядывают к нам в комнату. А мы целуемся, не в силах оторваться друг от друг. Как хорошо, что первые любовные опыты у меня связаны с этой красивой музыкой и с этими стихами под стать ей - о любви, о грусти, о хрупкости и быстротечности жизни.
"Жил-был я.
(Стоит ли об этом?)
...
(Молод был и мил).
В порт плыл флот.
(С выигрышным билетом
Жил-был я.)
Вспомнилось, что жил."
Это была самая загадочная и концептуальная песня на диске, на стихи Кирсанова "Строки в скобках". Помню, как Сашка с усмешкой сказал:"Вот послушай внимательно слова. О чем это? Какой-то абсурд, нет никакого смысла." Я была удивлена, потому что думала, что они столько раз слушая пластинку, уже давно расслышали и полюбили всё, о чем там поется. Я-то находилась в настроении той музыки и слов. А что же нравилось им? Музыка? Несколько лет назад, когда узнала, что Толик начал писать стихи, спросила его помнит ли он этот диск и эту песню. Диск помнит, а песню так и не вспомнил. А-а-а! Интересно, что у Тухманова цензура не пропускала именно эту песню, не за концептуальность, а за строчку - "знал соль слёз, пустоту постели". Нельзя было в то время говорить о постели - слишком эротично и пришлось обращаться к Кирсанову с просьбой изменить строку. И на пластинке вместо постели зазвучало - "нежилые стены". Вообщем-то, сегодня диск я стала слушать именно из-за этой песни. У всех нас четверых был тогда свой выигрышный билет и каждый им распорядился по-своему.
Второй по загадочности была "Джоконда". Такая туманная, необычная любовь то ли к женщине, то ли к какому-то придуманному идеалу, выстроенный героем нереальный мир, отгороженный от реального стенами музея (из которых тогда мы имели представление только об эрмитажных, а "Пити, Уффици" для меня звучало как "прийти убийцей"), такой контраст с нашим советским реализмом.
"Ведь у меня она одна, она одна -
ни незнакомка, ни девчонка, ни жена.
Как в сновиденьях - будто есть и будто нет,
одна на этот весь огромный белый свет."
А потом припев:
"Упали бесшумно шторы,
закрыли глаза портреты,
дремлет картинная галерея..."
За шторами - зимний вечер, тихо играет, баюкая, музыка; мы с тобой, влюблённые, сидим, прижавшись друг к другу, на диване (или на летящей в безбрежном космосе Планете?), всё плывёт, погружая и нас в сладкий счастливо-щемящий сон. "Джоконду" написала жена Д.Тухманова - Татьяна Сашко. И ты меня в ту пору тоже ласково поддразнивал Джокондой. Татьяна с Тухмановым расстались после 20 лет супружеской жизни, мы - после 10-ти. А на пластинке всё ещё длится, бесконечно повторяясь та, прежняя жизнь, где лирический герой голосом одного из первых солистов "Веселых ребят" поёт:"Люби меня, слышишь, люби меня! Хотя бы во сне, хотя бы во сне..."