Тамбовский волк

На “Омском привозе” морозит людей
и снег, как газета,
КАМАЗы опешили в позах ладей,
шныряют “Газели”
Привоз загазован и матом набит,
торгуют толково,
как будто ни радостей нет, ни обид,
и только торговля.
Торгуют с машин или выгрузив в склад,
а вечером слышат:
подходит помощник, Рустам или Влад,
а попросту – “крыша”
Тебя оберут на застолье друзей,
поминок и бала,
и, может быть, даже при братии всей
придет вышибала.
Со сломанным носом и рваной губой,
заслуженный в спорте,
он будет грубить и реветь над тобой,
что фото испортит.
Он будет часами трясти на весу,
глотая икоту,
а ты вдруг подумаешь: где-то в лесу
открыли охоту.
Ты будешь непонятым сам по себе,
и даже, пожалуй,
однажды тебя пригласят в ФСБ –
на всякий пожарный.
Ты в Омске застрянешь на месяц, на два –
в придачу к неделе,
и станет седая твоя голова
гораздо седее.
……………………………….
Для чего тебе привоз,
азиатский улей?
За четыре тыщи верст
на авось махнули.
Для чего тебе привоз,
эта дрожь по коже?
Зябнут яблоки в мороз,
и ты с ними тоже.
Валит стужа с Иртыша
так, что, в самом деле,
еле теплится душа
в человечьем теле.
Ты пляши, пляши, пляши
да с горячим чаем
наверни-ка беляши –
может, полегчает,
может, будут барыши
для остуженной души,
а пока считай шиши
да под яблочко пляши.
Пляшет бабка, пляшет дед,
нынче кто не пляшет,
у того, как в решете
или как на пляже.
Спички иль карандаши,
яблоки, булавки…
Пол-России – торгаши,
пол-России – лавки.
Пляшет стылая страна,
яблочная нянька,
за спиною – Астана,
за привозом – банька.
– Замерзаешь…
– Ну, и пусть – 
время распродажи…
–Ты куда несешься, Русь?
– На привоз – куда же!
  …………………………………….
Привоз присматривался искоса,
бросая  шутки,
к хозяйке маленького бизнеса
в короткой шубке.
Она была совсем не из лесу,
скромнее зайки,
голубоглазый ангел бизнеса
взамен хозяйке;
едва не бросившая в мусорки
диплом  с медалью,
когда услышала, что музыке
часов не дали.
Она безденежная дочиста
осталась выше –
учить свое же одиночество
тому, как выжить,
не бросить музыку, не броситься
ни в Омь, ни в омут –
пошла на уличную розницу
из классных комнат;
руками хрупкими и зяблыми,
худей девчонок,
грузила ящиками яблоки
в свой “Мосвичонок”
А ночью, может быть, – на Врубеля,
почти до крика,
одна в старинном доме рубленом
рыдала скрипка.
Под эту музыку потоками,
в провалах  ночи,
хотелось прятаться  под окнами
и выть по-волчьи.
………………………………………..   
Бродить небритым, грубым, броским,
в потертой шубе
остуженным декабрьским  Омском,
где бредил Врубель.
В тоске рискованной поездки
забыть про риски,
где пал Колчак и Достоевский
писал записки.
Пусть это будет между  прочим,
как выпить чая,
когда приходят в город ночи
почти случайно,
когда мороз цепляет колко,
горят  киоски,
бродить по городу и только,
как волк тамбовский.
А завтра снова на привозе
стоять вопросом
меж предложением, что возле,
и беглым спросом,
казаться доком, а пока что
поднявший ворот
абориген тебе покажет
замерзший город,
пролеты улиц и бирючьи
пути с проспекта,
дворы, а после пусть наскучит
тебе опека.
Забиться голою иголкой
в стог под навесом,
бродить по городу и только,
как бродят лесом.
Потом на старенькой лежанке
тебе приснится
малышка в розовой пижамке
и сад, и птица.
Приснится,  как тебя отпустит
в дверях разлука
и борщ на квашеной капусте,
и грядка лука.
       ………………………………….
Попытка ужиться в диком лесу
иль жуткая пытка за соучастье,
когда все рвалось, разлетаясь на части,
и в мутную воду бросали блесну?
Попытка – не пытка, но это совпало,
и ты, не имеющий хищную прыть,
узнал, что такое лесная опала
и как это против течения плыть.
Попытка не выпасть, не сгинуть, не кануть,
на собственном опыте вымерить путь,
попытка и пытка, чтоб ведала память,
когда оглядеться, когда повернуть?
Ломались уклады, трещали устои,
с семейных часовен несло купола,
а в эпосе пели, что это пустое,
что просто попытка в опале была.
Попытка расчета иль пытка соблазна
гонять лошадей через степь  на авось;
попытка иль пытка плясать от лабаза,
но не от печи, как у нас повелось?
Ты правду царьку говорил без улыбок,
а правда иная была такова:
тебя по этапу без права попыток
из Омска уже вербовала Москва.
Сибирь через горы не кланялась в пояс
и первопрестольной не шла вперекор.
В морозное утро аукнулся поезд
в заснеженном поле, за темной рекой.
………………………………………
Все кончилось.
Путь обрезав,
ты бросился на вокзал,
как волк из чужого леса,
которого лес не звал.
Назад уносил поезд
через Курган дугой;
один часовой пояс
сменял часовой другой.
Все было не сном, не бредом,
не мимо, не стороной,
как будто тебя кто предал,
при этом со всей страной.
Дорога тянулась долго,
спина приросла к стене,
и мучила сумма долга
товарищу и стране.