Игорь Рымарук. А то, что живой...

                ***
А то, что живой, среди ночи докажет твой страх.
Разбитый, как памятник, видишь ты в снах однооких,
что пламя последней любви дрожит на подземных ветрах,
стихи же последние - словно форели в потоках.

И вновь, оседлавши комету (точней - помело),
исчезнет эпоха (миллениум - так колоритней).
Зачем же нам третья? Уж две полногрудых прошло,
придёт же, небось,  - вертихвостка, нимфетка, Лолита.

И даже болотных она не познает Лукроз:
ободранным страхом последним Лукроза накрылась.
И как стеклорез, обкорнает нам память склероз.
Затем - на Голгофу, как певчие - рьяно - на клирос.

И что же осталось? Допить остывающий чай,
поставить стихи - как свечу незабытому предку,
рукою махнуть на комету -  и ей же: прощай! -
и хоть бы...взглянуть бы...хоть глазом одним...на нимфетку.

                Примечание: Лукроза  - выдуманный топоним,
                здесь - символ творческого
                вдохновения; образ взят из
                поэтического цикла поэта-неоклассика
                Н. Зерова.
               
                ***
А те, що живий, серед ночі засвідчує страх.
Розбитий, мов пам"ятник, бачиш у снах однооких:
останнє кохання тремтить на підземних вітрах,
і вірші останні стоять - мов форелі в потоках.

І знов, осідлавши комету (чи, пак, помело),
зникає епоха (чи, мовлено, тисячоліття).
Навіщо нам третя? Вже дві пишногрудих було,
а прийде - якась вертихвістка, німфетка, Лоліта.

Вона не зазнає болотяних навіть Лукроз:
обшарпаним страхом остання Лукроза накрилась.
Неначе склоріз, обтинає нам пам"ять склероз.
Тому - на Голготу, юрбою, мов півчі, на крилос.

І що залишилось? Доцмулити вистиглий чай,
поставити вірш - як свічу незабутому предку,
махнути рукою кометі (й на неї): прощай! -
і хоч позирнути...хоч оком одним... на німфетку.