Великому Жан-Жаку Руссо. Письмо xxxvii

От Юлии.

После отъезда любезных моих родителей тайная тревога поглотила всю душу мою.
Пока Баби складывала вещи, я нечаянно вошла в комнату матери, как будто в свою,
заметила кое-какие оставленные ею уборы, которые бросались в глаза сами,
и перецеловала их, заливаясь слезами.
Душа моя прониклась умилением  и это несколько меня утешило, слёзы исчезли на лице.
Значит, нежный голос природы ещё не совсем заглох в моём сердце.
    Ах, напрасно ты стремишься поработить нежное и столь слабое сердце, мучитель мой;
вопреки тебе, вопреки всем твоим стараньям обольстить его, в нём еще живы праведные чувства, они со мной;
оно ещё почитает и лелеет права более драгоценные, нежели твои... друг мой.
    О, прости, любезный друг, за невольные упрёки и не бойся хотя бы,
что я пущусь в долгие рассуждения, как, впрочем, следовало бы.
Я понимаю, сейчас не время сетовать – быть может, уже никогда наша любовь не будет так свободна, как хотела бы я;
не хочу скрывать от тебя своих страданий, но не хочу и огорчать тебя.
    Ты должен знать о них, – но не обременяй ими свою душу, а облегчи мою.
Ведь только на твоей груди я могу излить печаль свою.
Ведь ты – мой нежный утешитель. Ты поддерживаешь поколебавшееся мужество моё.
Ты питаешь в моей душе склонность к добродетели, даже после того, как я потеряла её.
    Без тебя и без милой моей подруги, которая знает все мои грёзы
и рука которой так часто с нежным сочувствием утирала мои слёзы,
я уже давно зачахла бы от смертельной тоски, не будь её и тебя!
Но ваши нежные заботы поддерживают меня.
   Пока вы меня уважаете, я не могу унизить себя
и я с отрадой думаю о том, что ни она, ни ты не любили бы меня,
если б я
заслуживала одного лишь презрения.
   Я лечу в объятия милой кузины – вернее, нежной сестры, –
чтобы излить свою невыносимую тоску, похожую на неодолимые горы.
Приходи же нынче вечером, мы будем вместе – я и ты,
верни моему сердцу утраченную радость, спокойствие и мечты.

–––––– 
Жан-Жак Руссо. Юлия, или Новая Элоиза. Письмо XXXVII. (Отрывок.)
От Юлии. (Отрывок.)
После отъезда любезных моих родителей тайная тревога поглотила всю мою душу. Пока Баби складывала вещи, я нечаянно вошла в комнату матери, заметила кое-какие оставленные ею уборы и перецеловала их, заливаясь слезами. Душа моя прониклась умилением, — и это несколько меня утешило. Значит, нежный голос природы еще не совсем заглох в моем сердце. Ах, мучитель мой, напрасно ты стремишься поработить нежное и столь слабое сердце; вопреки тебе, вопреки всем твоим стараньям обольстить его, в нем еще живы праведные чувства; оно еще почитает и лелеет права более драгоценные, нежели твои.
О, прости, любезный друг, за невольные упреки и не бойся, что я пущусь в долгие рассуждения, как, впрочем, следовало бы. Я понимаю, сейчас не время сетовать — быть может, уже никогда наша любовь не будет так свободна; не хочу скрывать от тебя своих страданий, но не хочу и огорчать тебя. Ты должен знать о них, — но не обременяй ими свою душу, а облегчи мою. Ведь только на твоей груди я могу излить свою печаль. Ведь ты — мой нежный утешитель. Ты поддерживаешь мое поколебавшееся мужество. Ты питаешь в моей душе склонность к добродетели, даже после того, как я потеряла ее. Без тебя и без милой моей подруги, рука которой так часто с нежным сочувствием утирала мои слезы, я уже давно зачахла бы от смертельной тоски! Но ваши нежные заботы поддерживают меня. Пока вы меня уважаете, я не могу унизить себя, и я с отрадой думаю о том, что ни она, ни ты не любили бы меня, если б я заслуживала одного лишь презрения. Я лечу в объятия милой кузины — вернее, нежной сестры, — чтобы излить свою невыносимую тоску. Приходи же нынче вечером, верни моему сердцу утраченную радость и спокойствие.