Великому Жан-Жаку Руссо. Письмо xxxvi

От Юлии.

     Расцелуй это письмо и прыгай от радости – сейчас ты узнаешь новость!
И если я не прыгаю и мне нечего целовать, то, пожалуйста, не думай, что я сама не радуюсь.У меня хорошая весть.
Так вот, батюшке надобно поехать в Берн по тяжебному делу, а оттуда в Солер за пенсионом,
он предложил матушке сопровождать его и она согласилась, притом
надеясь, что перемена воздуха окажет благотворное действие на её здоровье сразу же и потом.
   Они хотели доставить мне удовольствие и взять меня с собою в такую хорошую погоду,
а я не сочла удобным высказать своё мнение по этому поводу.
Но коляска оказалась такой тесной, что пришлось от этой затеи отказаться,
и сейчас все наперебой уговаривают меня не огорчаться.
Пришлось притвориться опечаленной, от разговоров уклоняться,
но то, что я принуждена играть роль, внушает мне искреннее огорчение,
и муки совести почти избавили меня от необходимости притворяться.
   Пока родителей не будет, я не останусь дома, буду сама себе хозяйкой благополучной.
Меня отправляют погостить к дядюшке, – всё это время я и в самом деле буду неразлучна со своей «неразлучной».
Помимо этого, матушка предпочла обойтись без горничной и оставляет Баби опекать меня, гулять, как с малышкой-девицей.
Сей аргус не очень-то опасен. Нет надобности подкупать её верное сердце или делать её своей наперсницей:
в случае нужды от неё не трудно отделаться,
стоит лишь предложить ей что-нибудь сулящее выгоду или развлечение, чтобы мне одной остаться.
   Видишь, как легко будет нам видеться целые две недели.
Но именно сейчас скромность и должна заступить место вынужденной сдержанности, по моему суждению:
наша обязанность – так же сдерживать себя добровольно, как прежде по принуждению.   
    Не смей приходить к кузине, пока я гощу у них, чаще, чем обычно,
дабы не поставить её в неловкое положение, ничто не должно выглядеть необычно.
Надеюсь, нет нужды говорить тебе о том, что ты должен щадить её скромность, как того требует её пол,
и уважать священные законы гостеприимства, чтобы никто не был даже немного тобою огорчён или на тебя зол –
человек порядочный не нуждается в нравоучениях, которые все любят раздавать и с удовольствием раздают,
он понимает, что любовь должна с почтением относиться к дружбе, предоставившей ей приют.
    Я знаю твою пылкость, но знаю также, что есть пределы, за которые она не выйдет.
Для тебя никогда не было жертвой повиновение чувству чести, не будет и теперь, когда час встречи уже идёт.
   Отчего же ты так недовольно хмуришься? Отчего столько печали в твоём взгляде долгом?
Зачем роптать на непреложные законы, установленные долгом?
    Предоставь твоей Юлии смягчить их пока.
Разве ты когда-нибудь раскаивался в том, что был послушен голосу её рассудка?
    Возле цветущих берегов, там, у истоков Вевезы, есть отдельно стоящее селение уединённых, –
порой оно служит прибежищем для охотников, а должно было бы служить приютом для влюблённых.
Вдали от главной постройки, принадлежащей господину д'Орбу,
раскинулось окрест несколько шале необычной, деревенской красоты, –
под их соломенными кровлями найдут укромное прибежище любовь и радость – друзья сельской простоты.
Румяные молочницы не болтливы и умеют хранить чужую тайну,
ибо нуждаются в этом сами, ценя и свою тайну и не одну.
    Ручьи, пересекающие луга, окаймлены прелестными рощицами
да зарослями кустарника, цветущими чуть выше.
А дальше, под сенью дремучих лесов, обретаешь приют ещё уединённее, ещё глуше.
   Нигде там не встретишь ничего искусственного, созданного руками человека, его суетными заботами за годы,
повсюду видишь лишь одни нежные заботы всеобщей нашей Матери-природы.
   Там находишься только под её покровительством и можешь подчиняться лишь её законам и законам неба.
Клара с таким пылом уговаривала своего батюшку принять приглашение господина д'Орба,
что он решил, пригласив друзей, отправиться на охоту в этот кантон,
провести там два-три денька и взять с собою «неразлучных»; его сообщение имело бархатный тон.
    А ведь тебе ли не знать, что у «неразлучных» есть неразлучные свои.
Один из них, хозяин дома, будет, разумеется, оказывать почести гостям, но там не будут почести мои;
другой же окажет почести – хоть и не такие пышные – своей Юлии в скромном шале, схожим с индейским вигвамом;
и шале, освящённое любовью, станет для них Книдским храмом*.
   Чтобы удачно и беспрепятственно осуществить чудесный замысел, надобно кое о чём условиться.
Нам будет нетрудно сговориться
и все эти приготовления сами по себе
уже составят часть того удовольствия, ради которого они задуманы, это известно тебе.
Прощай, друг мой, прерываю беседу, опасаясь всяких неожиданностей, не нужных нам тем более.
К тому же я чувствую, что сердце твоей Юлии раньше времени переносится в шале.
    P.S. Хорошо обо всём поразмыслив, я решила, что мы будем встречаться почти ежедневно,
то есть через день – у сестрицы, а в другие дни – на прогулке. Жду давно!

 –––––– 
*Храм богини плодородия, любви и красоты Афродиты.
–––––––––––––

Жан-Жак Руссо. Юлия, или Новая Элоиза. Письмо XXXVI.
От Юлии.
Расцелуй это письмо и прыгай от радости — сейчас ты узнаешь новость! И если я не прыгаю и мне нечего целовать, то, пожалуйста, не думай, что я сама не радуюсь. Так вот, батюшке надобно поехать в Берн по тяжебному делу, а оттуда в Солер за пенсионом, он предложил матушке сопровождать его, и она согласилась, надеясь, что перемена воздуха окажет благотворное действие на ее здоровье. Они хотели доставить мне удовольствие и взять меня с собою, а я не сочла удобным высказать свое мнение по этому поводу. Но коляска оказалась такой тесной, что пришлось отказаться от этой затеи, и сейчас все наперебой уговаривают меня не огорчаться. Пришлось притвориться опечаленной, но то, что я принуждена играть роль, внушает мне искреннее огорчение, и муки совести почти избавили меня от необходимости притворяться.
Пока родителей не будет, я не останусь дома, сама себе хозяйкой. Меня отправляют погостить к дядюшке, — все это время я и в самом деле буду неразлучна со своей «неразлучной». Помимо этого, матушка предпочла обойтись без горничной и оставляет Баби опекать меня. Сей аргус не очень-то опасен. Нет надобности подкупать ее верное сердце или делать ее своей наперсницей: в случае нужды от нее не трудно отделаться, стоит лишь предложить ей что-нибудь сулящее выгоду или развлечение.
Видишь, как легко будет нам видеться целые две недели. Но именно сейчас скромность и должна заступить место вынужденной сдержанности: наша обязанность — так же сдерживать себя добровольно, как прежде по принуждению. Не смей приходить к кузине, пока я гощу у них, чаще, чем обычно, дабы не поставить ее в неловкое положение. Надеюсь, нет нужды говорить тебе о том, что ты должен щадить ее скромность, как того требует ее пол, и уважать священные законы гостеприимства, — человек порядочный не нуждается в нравоучениях, он понимает, что любовь должна с почтением относиться к дружбе, предоставившей ей приют. Я знаю твою пылкость, но знаю также, что есть пределы, за которые она не выйдет. Для тебя никогда не было жертвой повиновение чувству чести, не будет и теперь.
Отчего же ты так недовольно хмуришься? Отчего столько печали в твоем взгляде? Зачем роптать на непреложные законы, установленные долгом? Предоставь твоей Юлии смягчить их. Разве ты когда-нибудь раскаивался в том, что был послушен голосу ее рассудка? Возле цветущих берегов, там, у истоков Вевезы, есть уединенное селение, — порой оно служит прибежищем для охотников, а должно было бы служить приютом для влюбленных. Вдали от главной постройки, принадлежащей господину д'Орбу, раскинулось окрест несколько шале, — под их соломенными кровлями найдут укромное прибежище любовь и радость — друзья сельской простоты. Румяные молочницы не болтливы и умеют хранить чужую тайну, ибо нуждаются в этом сами. Ручьи, пересекающие луга, окаймлены прелестными рощицами да зарослями кустарника. А дальше, под сенью дремучих лесов, обретаешь приют еще уединеннее, еще глуше.
Нигде там не встретишь ничего искусственного, созданного руками человека, его суетными заботами, повсюду видишь лишь одни нежные заботы всеобщей нашей Матери. Там находишься только под ее покровительством и можешь подчиняться лишь ее законам.
Клара с таким пылом уговаривала своего батюшку принять приглашение г-на д'Орба, что он решил, пригласив друзей, отправиться на охоту в этот кантон, провести там два-три денька и взять с собою «неразлучных». А ведь тебе ли не знать, что у «неразлучных» есть свои неразлучные. Один из них, хозяин дома, будет, разумеется, оказывать почести гостям; другой же окажет почести — хоть и не такие пышные — своей Юлии в скромном шале; и шале, освященное любовью, станет для них Книдским храмом. Чтобы удачно и беспрепятственно осуществить чудесный замысел, надобно кое о чем условиться. Сговориться нам будет нетрудно, и все эти приготовления сами по себе уже составят часть того удовольствия, ради которого они задуманы. Прощай, друг мой, прерываю беседу, опасаясь всяких неожиданностей. К тому же я чувствую, что сердце твоей Юлии раньше времени переносится в шале.
P. S. Хорошо обо всем поразмыслив, я решила, что мы будем встречаться почти ежедневно, то есть через день — у сестрицы, а в другие дни — на прогулке.