Стансы о соловье и лягушке

Песня была мной написана в Коктебеле, когда он еще был тем самым вольным городом, как мы все тогда называли "Планерное". Все - это узкий круг творческой интеллигенции, поскольку выражение "арт-тусовка"  еще не родилось. Мы, "дикие" фанаты своего рая, тех, для кого приезд в Вольный город был ежегодной неистребимой потребностью. Талантливые и неизвестные широкой публике, чьё будущее было в далеком впереди. Мы снимали комнатки в белёных хатках местных жителей, в спартанских условиях засыпали и просыпались и были самыми счастливыми, ведь вечером нас ждала Киселёвка!.. Сейчас трудно поверить, но тогда ночью можно было голышом купаться рядом с набережной, и тебя видела только луна...  Ибо официальные отдыхающие в Доме творчества СП в эти сладостные ночи квасили у себя в коттеджах.
Но приближусь к теме. Дело было в мае. Проходя по территории Дома творчества, куда я пришла однажды  в гости, услышала соловьиную трель, а затем - горловую страстную руладу лягушки. И застыла. Они реально пели дуэтом.  Представьте декорации: маленький болотистый прудик, майский прохладный  вечер, черные кружева листвы, тихие лягушачьи "разговоры", как в зрительном зале перед началом действа.  И вот...  И вот было потом. Мы с друзьями стали ходить туда каждый вечер. Застывали у прудика в ожидании, и оно было вознаграждено. Первым начинал невидимый соловей. Он "разминал" голос, выводил легкие трели, потом, разогревшись, начинал "зажигать" всерьез. И тут, в паузе меж руладами, вступало соло такой же невидимки-лягушки.  Потом она смолкала и вновь закручивал пылкую трель соловей. Это было потрясающе. Слаженно и гармонично. Время не засекала, но думаю, около получаса продолжался "шефский" концерт. Правда, не для нас, мы для дуэта были тоже невидимы, я так думаю. Они пели друг для друга, а может, для тех, кто сидел в пруду и на ветвях. Концерт повторялся каждый вечер в течение недели точно....
Где соловьи? Лягушки? Прудик? Писательский дом, хозяином которого в 90-х стал бывший шофер бывшего директора "писдома"?
Коттеджики, в которых когда-то отдыхали легендарные писатели и прочие советские письменники, босс-шофер сдавал в аренду, неизвестно кому, тем, кто платил. Но это уже другая история...

Весна трещит, пищит и наступает,
И гасит ум, и за душу хватает,
И совершает сотни разных дел...
А соловей совсем осоловел.
Его порыв не терпит перерыва,
Ему лягушка вторит терпеливо,
И так отважно-слитен их дуэт!
Блаженней их в подлунном мире нет...
А мир весной по-прежнему трехмерен,
И их дуэт так сладко-эфимерен
И гармоничен, только потому:
Не виден он ей, а она ему.
Порыв любовной песни лягушачьей
В одно мгновенье до конца истрачен.
Ее полет - любви смертельный дар...
Прощай, прощай, болотный мой Икар!..
Ну а весна все яростней стрекочет,
Кричит, свистит, беснуется, хохочет,
Благоухает, глупости творит,
Ползет, бежит и в небесах парит.
А соловей уже сменил квартиру -
В столичном сквере он терзает лиру.
Над ним пичужек целый рой кружит...
Его искусство им принадлежит.
Но о лягушке пусть вам не грустится:
Она еще, возможно, возродится,
Ведь хоть порою губит нас любовь,
Но воскрешает тоже нас любовь!
И мир весной по-прежнему трехмерен,
А их дуэт так сладко-эфимерен
И гармоничен, только потому:
Не виден он ей, а она ему.