Страницы из жизни. А. Керенский

Страницы из жизни. А. Керенский.
       (Стихотворение в прозе)

Отрёкся царь. Правительство создали.
«Временное». Россией управлять.
Керенского тогда – «главным» избрали,
Стал «Председателем». Мечтал им стать.

Долгим путём  Керенский  шёл к той власти,
В конце концов – добился своего.
Вот только, удержать её, он, кстати,
Был неспособен. Власть – не для него.

Он, в девятнадцатом, родился, веке.
Что интересно вышло - в тот же день,
С «врагом» - с непримиримым человеком,
С Лениным. Так совпало у людей.

Но, только - на одиннадцать лет позже,
В Симбирске, в одном городе, с ним, там.
Полвека  «Революции», он, так же,
Отметит в эмиграции тогда.

Через три года, Керенский скончался,
В столетие рождения вождя.
В тот год, то, во всём мире отмечали,
«Семидесятый» год был там тогда.

Да, интересно то - как всё совпало,
Как получилось тут – ирония судьбы.
Те, разные «системы» представляли,
На разных «баррикадах» им там быть.

Отец Керенского служил в то время,
 Директором гимназии мужской.
Замечено было его там имя,
Инспектором  назначат там его.

В Ташкент потом с семьёй, он, был отправлен,
Там детские годы сына прошли.
Отец его училищами «правил»,
Не мало там прожить они смогли.

Окончив школу с золотой медалью,
Сын в университет поступит. Смог.
Там. в Петербурге,   в нём он попадает,
На «исторический».  Всему - итог.

Но вскоре на «юриста» переходит,
По окончании, женился он.
Работу сразу он себе находит,
Помощник адвоката. Свой уклон.

Но не хотел он быть обычным клерком,
Мечтал тогда он, о совсем, другом:
Блестящей политической карьере,
Тогда смотрел он очень далеко.

При «Первой революции» в те годы,
В «тысяча девятьсот пятом» тогда.
Карьеру ему эту сделать чтобы,
Революционером надо стать.

Он к партии эсеров примыкает,
Тогда, та, запрещённая была.
Квартиру он свою предоставляет,
Для нужд той партии. Сам вёл дела.

Тысяча девятьсот пятый год. Декабрь.
С женой Керенский ёлку наряжал.
Как, вдруг, стук и звонок раздались в двери,
Жандармы тут ввалились. Обыск ждал.

Приторно - вежливы жандармы были,
Ребёнка спящего, чтоб не будить.
И несколько часов обыск творили,
Сумели же они что-то найти.

Кучу нашли там документов важных,
«Программу партии»  ещё к тому ж.
Стихи ещё, с «преступным» содержаньем,
И револьвер. С патронами ж к нему.

Всего того достаточно им было,
Для задержания эсера тут.
И ордер на арест, те, предъявили,
И указания на этот счёт дадут.

И Керенский, чуть позже вспоминает:
«Уже рассвет. Никто же не сказал,
Куда мы едем? Что, нас ожидает?
Тут контуры «Крестов» я увидал.

Тюрьма та, одиночною, считалась,
Запущенной ещё, та, не была.
Комфортной даже мне тут показалась,
Обдумывал свои я там дела.

Как это не покажется  тут странным,
Но, одиночеством, там наслаждался я.
Время было там к размышленьям всяким:
Как раньше жил. Что ждёт дальше меня?

Но, Керенский объявит голодовку:
«За две недели – обвиненья нет!»
Семь дней выдержал. Проводил, ту, стойко.
Не мог самостоятельно уж встать.

В камере, на восьмой день появились,
Жандармы. Кои, подняли его.
К начальнику уже те с ним тащились,
Помощник прокурора ждал того.

Официально, обвинение, тут дали:
«В причастности, и подготовки им,
Вооружённого тогда восстанья,
С целью свергнуть  действительный  режим.

Дослушать он мот, то, обвиненье,
Он там сознание, вдруг, потерял.
От слабости тогда, от истощенья,
И на руках в камеру вновь попал.

Но, несмотря, на тяжесть обвиненья,
В «шестнадцатом» году отпущен был.
Попал он под амнистию. Везенье.
В Ташкент с семьёй, он, под надзор отбыл.

Через двенадцать лет, вскрылись архивы,
И выяснилось – был на него донос:
«Квартира  пользовалась там «ретиво»,
Для покушения на царя! Кто ж донёс?

А эти сведения предоставил,
Евно  Азеф – тот, провокатор был.
Самой охранки. Сыском  он там правил.
Керенский хвастал: «Сам Азеф, ведь сдал!» 

Препятствием Керенскому не стало,
Что он сидеть успел в тюрьме тогда.
Напротив даже ему помогало,
Мол, «мучеником», узником он стал.

Работу адвокатом совмещает,
С работой в революции уже.
Он «политических» там защищает,
И по карьерной лестнице «бежит».

Раз, «социал – революционеров»,
Из Туркестана, он там защищал.
Процесс провёл достаточно умело,
Никто из них тогда не пострадал.

И в те же годы стал к тому ж – масоном.
В «двенадцатом» году - произошло.
После того, как в «Думу» попал, оный,
«Мол, мои цели, с обществом сошлись!»

После «Февральской революции» получит,
Портфель министра – уже сразу тот.
Юстиции.  Как быть могло иначе,
Он через «Думу» к должности пройдёт.

«Демократизм» проявит сразу в «Думе»,
Швейцару, руку он тогда пожал.
Амнистию «политикам» задумал,
Ещё ж вопрос серьёзный там решил.

Наполовину сроки сокращает,
За уголовные там разные дела.
И на свободу тогда выпускают,
Около девяносто тысяч там.

А среди них – налётчики и воры,
«Птенцами Керенского» -  назовут.
И упразднят ещё к тому же скоро,
Тот «Департамент полицейский»,  тут.

И захлестнул вал уголовщины, тут, сразу,
Кругом там стали грабить, убивать.
Не так боялись статьей и указов,
Законы стали тут ослабевать.

Впервые в том поступке проявился,
«Фирменный стиль» Керенского уже.
Разваливать дела он научился,
Которыми руководить решит.

В мае «семнадцатого» года. Пошёл - выше.
Военным и морским министром стал.
Свою задачу видит уже лично,
Чтоб ездить по фронтам, там - выступать.

Часами мог держать свои он речи,
Тем, воодушевлять войска, хотел.
И за такие там его все встречи,
Своё прозвище он там получил.

«Главноуговаривающим» - звали,
На это только, лишь, способным был.
Войною, его руководство, было,
Такое, что он всё там провалил.

Июньского, провал был,  наступленья,
Армии русской, тогда в годы те.
Бездарность показал на удивленье,
Погибло тогда множество людей.

Но Керенский тогда вместо отставки,
Новую должность сразу получил.
Тогда, когда вернулся он из «Ставки»,
Получит пост, о коем он мечтал.

Он стал там – «Председателем министром»,
В тысяча девятьсот семнадцатом году.
Пик  политической карьеры, быстрой,
«Лучшей» кандидатуры ж не найдут.

В своих руках, тогда сосредоточил,
Максимум власти своей, он тогда.
Но славы не стяжал особой, очень,
Личностью нарицательной  был там.

Писатель и разведчик тогда, так же,
«Ми-6». Известный Сомерсет Моэм.
О Керенском  уже тогда напишет,
Сколько в России  с ним  много проблем:

«И с каждым днём, России, ухудшалось,
Там положение на всех фронтах.
Министры там Керенским разгонялись,
На них срывал беспомощность и страх.

Престижу его если угрожали,
Он убирал с постов в минуту, тех.
А его речи только там мешали,
Пользы там не было совсем от них.
 
Угроза нападения возникла,
Немецких  войск, уже на Петроград.
Нехватка продовольствия так близка,
А на носу зима. Топлива нет.

Всё, речи произносит «Председатель»,
А за кулисами – большевики уж ждут.
Скрывался уже Ленин в Петрограде,
А Керенский  «толкал» всё речи тут».

Мятеж Корниловский там провалился,
По сути, Керенский  - его предал.
И недоверие уже тут появилось,
У армии к  Керенскому тогда.

Фактически дорогу открывает,
Большевикам – козырь он им даёт,
«Красных» уже вооружает,
Сепаратистам  дал отмашку, тот.

Безвластием, уже пользуясь, этим,
Тут, «суверенитетов» шёл парад.
К осени уже тогда вслед за этим,
Один остался «Председатель» тот.


К осени уж там, до «переворота»,
Добился Керенский, того уже:
Никто на помощь  к нему не приходит,
Когда «Большевики» взять власть решат.

Ни одна воинская часть в то время,
Керенскому - не помогла тогда.
Как, нарицательное стало его имя,
В всех войсках. Таким тогда он стал.

И вот тут, «Революция» случилась,
Большевики с Лениным взяли власть.
И перед тем, как «Зимний» захватили,
Пришлось Керенскому срочно бежать.

В «авто» американского посольства,
Из Петрограда он тогда сбежал.
Он подчинил себе казачье войско,
С Красновым, власть себе вернуть решил.

Войска его ж разгромлены все были,
Из Петрограда к Гатчине уйдут.
Казакам агитаторы внушили,
Что с Керенским себе лишь смерть найдут

Выдать просили Керенского так же,
Что означало для него там смерть.
Матросы и солдаты, злые страшно,
Готовы были того растерзать.

Переоделся Керенский там кем-то,
В морскую форму, иль ещё  в кого,
Подземным ходом ускользнул он где-то,
Что даже не смогли поймать его.

В женское платье, вроде бы одевшись,
Чтобы покинуть Гатчинский дворец,
Конечно, анекдот тот был, не больше,
То, для кино придумали  у нас.

А тогда, эти слухи, между прочим,
Керенского мучили  всегда там.
И оскорбляли его чувства очень,
Оставшуюся жизнь всю там, всегда.

Скрывался  тайно  где-то, у эсеров,
А в «восемнадцатом» уже году,
Страну покинет «сербским офицером»,
Сидней Рейли помог тогда ему.

Во Франции тогда он окопался,
Когда  там, уже в год «сороковой»
Гитлер  ту оккупировал. Ворвался.
В Америку  сбежал Керенский, с той.

В тысяча девятьсот семидесятом,
В Нью - Йорке  умирает он уже.
От рака говорят, и  - правда, это,
Вот так, закончилась его там жизнь.

И церкви православные в Нью – Йорке,
Русские все, и сербские – решат:
Откажутся там отпевать. Поскольку:
«В падении России - виноват!»

Тело Керенского там переправят,
Уже там, в Лондон, где сын его жил.
На кладбище каком - то похоронят.
Концессиям, то, не принадлежит.

Как говорят, под конец своей жизни,
Там Александр Фёдорович дал,
Боровику Генриху, журналисту,
Всё ж интервью, тот вымолил тогда.

«А знаете, кого бы расстрелял бы,
Если бы смог вернуться я туда,
В тот год «семнадцатый»,  если, попал бы:
Себя! Да, Керенского, там»

Что означала тогда  фраза, эта,
Загадочной останется она,
И до сих пор - разгадки нет, ответа,
Ведь, что-то ж понимал он, и познал.

А интересно было б нам, коль влезли б,
Мы в душу Керенского, чтоб узнать:
Его переживания и мысли,
Что мог, живя уж там, он испытать.

Ведь, на его глазах – Россия развивалась,
От тех лаптей с сохой - куда пришли.
Всё в голове, как  это умещалось,
Как смог он там всё это пережить.
--------------------------------
А. Ф. Керенский(1881- 1970 год) Родился, как и Ленин
22 апреля. Так же в Симбирске. Скончался в июне 1970 года
В год «50- летия»  Революции, и в столетие рождения
Ленина. Ирония судьбы.