Федерика ди Альто Адидже, маркиза с грустною судьб

   Федерика ди Альто Адидже, маркиза с грустною судьбой.
(пьеса)


Как-то раз, находясь в прекрасном расположении духа, моя подруга Анфиса спросила: «А не сыграть ли нам пьесу?». «Ну почему же не сыграть», - ответил я. «Не пройдёт и полгода, и пьеса будет написана. Выбирай, кого бы ты хотела сыграть, и вперёд на сцену». Анфиса захлопала в ладоши и, засмеявшись, ответила: «Я Лукреция – хорошенькая романтическая дурочка, дочь лавочника, мечтающая выйти замуж за офицера». «Я Федерика», - сказала Арина, слышавшая наш разговор. «Мечтаю выйти за того же офицера, так как это мой последний шанс, и я готова на любые интриги. Дочь богатого купца, страшненькая, но с хорошим приданым». «Тогда я, офицер, ну с очень голубой кровью и без особых притязаний на момент начала повествования», – ответил я.

Действующие лица:

Пьетро ди Альберто – капитан Тосканских гвардейцев. Беден, очень знатен, сирота, лишён всего и вся заботами собственного дяди.
Лукреция – дочь бакалейшика Джузеппе Колетти. Красива, беспечна, мечтает выдти замуж за военного,
Джузеппе Колетти – отец Лукреции, бакалейщик, не в меру пьёт, но не плохо справляется с торговлей.
Федерика Трентино Адидже – маркиза, сирота, наследная принцесса Трента.
Герцог Лучано II Ланца – первое лицо государства Тоскана, Парма и прочая, обычный властитель, не чурающийся ничем для увеличения площади своего государства.
Массимо ди Козимо Инганнаморте – лейтенант Тосканской гвардии, друг и боевой товарищ Пьетро ди Альберто.
Мэтр Пуччини – один из богатейших негоциантов Флоренции, приёмный отец Федерики.
Епископ Сиенский – правая рука герцога Тосканского, исполнитель самых секретных поручений.
Кардинал Манчини – служитель культа, близок ко двору.
Алонзо – дворянин на службе у Епископа Сиенского .
Старик мельник. Спас юную Федерику от смерти, причём неоднократно.
Комендант мрачного замка, используемого герцогом как тюрьму.
Дворяне Трента и Тосканы, придворные дамы, гвардейцы, прачки, слуги, челядь и прочие жители Флоренции, Трента и т. д.
;
Глава 1. Встреча в лавке.


 




Лукреция, расставляя товары в лавке отца,  предается мечтаниям.

«Уже семнадцатую встретила весну!
А все одна иду по жизненной дороге,
Ищу я рыцаря, чтоб сердцу и уму,
Чтоб девичьи развеял он тревоги.

Силён быть должен, благороден, смел,
Умен, красноречив и очень знатен.
Чтоб конь под ним, как облако, белел!
Как простыня на папиной кровати.

Усы и шпага, пистолет, нет,два,
Ботфорты и серебряные шпоры;
Посмотрит – и вскружится голова,
И только обо мне все разговоры.

Забыла. Шитый золотом мундир...
Что за мужчина, если без мундира.
Он самый главный в мире командир!!!
Влюблен в меня – прекрасная картина».

Федерика выбирает специи в лавке и случайно слышит мечтания Лукреции.

«Святой Франциск! Мне скоро двадцать три,
И за глаза все кличут старой девой,
Мне хочется давно уже любви:
Без ласки увядает моё тело.

Один запал мне в душу, всем хорош!
При эполетах, шпаге и мундире!
И я за то, чтоб стать его женой,
Готова на любую жертву в этом мире».

Поддавшись настроению, Федерика выходит из-за стеллажа.
Лукреция испуганно вскрикивает, увидев Федерику.
 
«Синьора!!! Напугали вы меня!
Я думала, что здесь одна, мечтала.
Что вас встревожит чем-то мысль моя,
Я точно уж никак не ожидала.

Как схожи наши чувства и желанья.
Я, как и вы, страданьями живу,

Мне нравится один до обожанья,
Я грежу им во сне и наяву.

Но упаси Господь с отцом об этом спорить,
Его слова как нож под сердце мне,
"Я не хочу, дитя, тебя неволить,
Сам жениха найду тебе вполне."

Федерика про себя:

«Девчонка хороша, как ангел!
Такая кого хочешь увлечет,
Но, видно, ей не повезло с приданым,
И этот факт мне надо брать в расчет!»

Обращается к Лукреции:

«Скажи мне, детка, кто же твой герой,
О ком твои мечты, девичьи грёзы?
Ты можешь смело говорить со мной:
Я о любви такой сама роняю слёзы».

В бакалейную лавку старого Джузеппе Колетти нетвёрдой походкой человека, уставшего от ежедневных возлияний, в которой всё же ещё видна армейская выправка, входит Пьетро ди Альберто, капитан тосканских гвардейцев, страдающий от отсутствия военных действий и денег.

«Ни денег, ни войны, мой герцог заскучал.
От женщин и дуэлей спасу нет,
И рог былых сражений отзвучал,
И давит груз никчёмных эполет.

Попойки, карты, шпаги и вино,
Пустой карман и кредиторов рать,
На герцогство б соседнее войной
Пойти, пожечь, пограбить, покарать.

Но мой вассальный долг и древний герб
Велят мне слову герцога внимать,
И, словно после жатвы острый серп,
Из ножен шпагу мне не вынимать.

И вот в долгах, в сомнениях, в тоске!
Карман мой пуст, лишь мысль одна свербит:

Нет выбора, коль жизнь на волоске,
Бесчестьем мне безденежье грозит.

И остаётся средство лишь одно:
Жениться выгодно и быстро без любви,
Плевать, что это гнусно и грешно.
О небо, ты меня благослови».

Входит в лавку и застывает в изумлении, видя двух девиц, одна из которых сразу зажгла огонь желанья.
Федерика узнает в вошедшем предмет своих воздыханий и находится на грани обморока.

Федерика, тихо обращаясь сама к себе:

«Святые ангелы! Ужель я крепко сплю!
Или виденьем грежу наяву?
Он мой герой. Его почти люблю,
И мне плевать на вздорную молву».

Ди Альберто целует руки обеим девицам и обращается к Лукреции:

«О, синьорина, вы так хороши!
Мне солнце вы затмили красотой,
Я вам признаюсь честно, от души:
Пленён я вашей дивной простотой.
Такие прелести, что я горю огнём;
Такому бриллианту нет цены.
Давайте ограним его вдвоём,
Войду я в вашу явь и в ваши сны.»

Про себя Пьетро подумал, что если у хозяина лавки есть деньжата и эта девица ему не чужая, то он не прочь за ней приударить. А там глядишь, герцог решит устроить маленькую победоносную войну, и можно будет спокойно уйти в поход , не обманывая хорошенькую простушку.

Пьетро осматривает внутреннее убранство лавки, оценивает на глаз товары, лежащие на полках, и в уме подсчитывает возможный размер приданого.

«Похоже лавочник имеет свой барыш:
Глаз отдыхает на обилии всего,
Как погляжу, товара выше крыш,
И не хватает только одного.


Я ль не хорош? Я голову вскружу,
Узнать бы, кем хозяин будет ей.
Своим я именем, конечно, дорожу,
Но деньги мне на сей момент нужней».

Пьетро обращается к девице, стоящей за прилавком с новой тирадой.

«О синьорина(signorina), вновь внемлите мне.
Прошу pardon за дерзость, наконец,
Я буду благодарен вам вдвойне.
Ответьте: кто счастливый ваш отец?»

Лукреция расплывается в улыбке, увидев молодого офицера,
заливается краской, поправляет выбившийся из прически локон.

«Мой батюшка – хозяин этой лавки.
Что пожелаете, вельможный мой сеньор?
Конфеты, специи, сигары и булавки,
И прочий нужный и не очень мелкий вздор».

Шепотом Федерике.

«Вот он, предел моих мечтаний:
Бретёр, повеса, ловелас,
Красив, силен, в бою был ранен,
Но, тише, смотрит он на нас».

Пьетро ди Альберто, покручивая ус.

«Она мила, но видно не умна:
«Конфеты, специи, сигары от индейцев»
И покорить её – задача нетрудна.
Вперёд!!! На штурм, тосканские гвардейцы.

Батальных сцен ей пару расскажу,
С конём своим горячим познакомлю,
А после на лопатки положу
И нежно о любви своей промолвлю.
Но до чего ж чертовка хороша!
Из головы весь хмель пропал в мгновенье.
Лицо и груди гладить не спеша,
И вместе совершить грехопаденье.

Позднее бедный лавочник поймёт,
Что только свадьбой дочкин грех искупит,
И ручеёк из денег потечёт
Гвардейцу бедному в кошель, в карманы, в руки.

Ах, на кого ты, Пьетро, стал похож!
Как низко пал ты, бедный ди Альберто!
В палаты к королям твой род был вхож –
Теперь простушке делаешь оферты.

А что мне имя, что мне древний род,
Когда дворцы и земли стали прошлым,
Когда я сам слуга своих господ,
И мезальянс единственно возможен».

Пьетро ди Альберто на мгновенье уходит в свои переживания и не замечает происходящего вокруг. Мгновение затягивается, и девушки решают напомнить о своём присутствии весёлым беззаботным смехом.

Тут в лавку входит старый Дзузеппе Колетти, у которого на брак Лукреции имеются большие виды. Поэтому, увидев рядом с дочкой повесу-офицера, он недовольно хмурится. Лукреция испуганно скрывается в дальних комнатах. Фредерика решает воспользоваться ситуацией и заводит разговор с офицером.

Фредерика:

«Синьор! Вы, судя по наградам, –
Герой, каких не видел свет:
Не раз глядели в пекло ада
И волей попирали смерть.

Коль сыщется свободный вечер,
Мой папа был бы очень рад
Послушать ратные рассказы.
Он, кстати, сам негоциант.

Он был бы рад принять вас в гости,
О прошлых днях поговорить.
Мы рады будем вашей чести
Свои услуги предложить!
Синьор, в любой свободный вечер
Мы ждём вас время скоротать,
(Наш дом найдёте в самом центре),
Попить вина и поболтать»

Пьетро ди Альберто, слегка лукавя, обращается сначала к Джузеппе.

«Не хмурься так, старик Джузеппе.
Зачем ты девушку прогнал?

В моём мужском воображеньи
Она и в правду идеал.

Гвардейцы нынче на постое,
И, может быть,(хвала судьбе!)
Они не только о сраженьях –
Помыслить могут о себе.

Тебе, старик, даже не снилось,
Что в твоей лавке, например,
Вдруг появилась Наша милость,
Ревнитель чести и манер.

Не стану далее при даме
И большего вам не скажу,
В моей душе сплошная драма,
Такой надрыв, я доложу».

Обращается к Федерике:

«Синьора или синьорина?
Прошу бестактность извинить,
Куда вы, гибель всем мужчинам,
Меня хотели пригласить?»

Про себя подумал:

«Милей мне та, что помоложе,
Но всё же (чем не шутит чёрт!),
Быть может, эта дама тоже
Вдруг от безденежья спасёт.

Пока не буду разбираться,
Поволочусь- ка за двумя.
От женщин трудно отказаться:
Пусть из огня да в полымя.

Гвардейцу думать не пристало,
Кривая выведет всегда.
Коняга, шпага и кресало,
И в небе верная звезда».

Обращаясь к Федерике:

«Возможно, я приду за полночь.
Вас не смутит столь поздний час?

И пусть фривольное свиданье
Сокроет тьма от лишних глаз.

Ваш дом давно примечен мною:
Красив, высок, и сад вокруг.
Он окружён такой стеною,
Что перелезть не можно вдруг.

Откройте мне в стене калитку,
А далее, надеюсь,сам,
Спокойно сотворив молитву,
Предстану вашим я глазам.

За сим прошу великодушно
Меня за дерзости простить.
Мне стало здесь немного скушно,
Сейчас я вынужден отбыть».

Обращаясь к Джузеппе:

«Мне приглянулась твоя дочка.
Храни её святой Франциск!
Такая миленькая квочка,
Что за неё готов на риск».

Кланяется обоим и, забыв зачем приходил в лавку, покидает заведение Джузеппе Колетти.
Лукреция возвращается в лавку и, видя закрывающуюся за Альберто дверь, вздыхает.

«Ушел и жизнь мою унес с собою.
От Федерики стоит ли скрывать?
В письме я о любви своей откроюсь,
Но с кем ему посланье передать?».

Федерика слышит последние слова Лукреции и понимает, что ей выпал счастливый случай. Она подходит к девушке и проникновенно говорит ей:

«Должны же мы помочь друг другу,
Чтоб уберечься от молвы.
Доверься мне ты как подруге –
Твои исполнятся мечты.

Письмо твое берусь доставить
И прямо в руки передам,
Когда придет на вечер глядя
Сегодня он с визитом к нам.

Бери перо, песок, бумагу,
Пиши скорее о любви!
С тобой мы это все уладим.
Франциск святой нам помоги!»

Лукреция хитро улыбнулась и достала из-под прилавка чернильницу и бумагу.

«Как вас благодарить, любезная подруга?
Я о здоровье вашем Господа молю!
Заботы дружеской вовеки не забуду,
И если вас не затруднит, сей час же отпишу.

Берёт лист и перо, уходит за конторку, пишет:

«Мой милый господин, я знаю: не пристало
Письма мне к вам писать.
Хотелось бы сначала дождаться ваших слов,
Но не могу молчать.

Я вас люблю давно: с той встречи у причала…
Вдруг появились вы, нарушив мой покой.
В задумчивости я у вод речных стояла,
Вы были не один, наверно, со слугой.

С тех пор покоя нет безумному сердечку,
Уж несколько ночей я не могу уснуть.
Как путь мне отыскать до вашего крылечка,
Хоть издали украдкой на вас опять взглянуть.

Я вас боготворю. Нет, больше обожаю,
Лелею образ ваш, смеюсь, грущу, реву.
Пред вами чувства девичьи без страха обнажаю,
Мечтой о нашей встрече я только и живу.

Любовь пергаменту доверить много проще,
Сто раз сказать, что вас люблю безмерно,
Читайте, мой сеньор, и между строчек.
Наивна? Может быть. Зато не лицемерна».
Запечатывает письмо и протягивает Федерике.

«Вот весточка любви, в ней все мои секреты.
Её вы берегите, mon ami.
К сеньору ди Альберто спешите за ответом,
И расскажите о моей любви».

Федерика прячет письмо и уходит. У нее зреет коварный план. Она решает подбросить письмо не ди Альберто, а своему отцу. Отец ее еще видный и не очень старый мужчина, после смерти жены долгое время живет один. Фредерика уверена, что лавочник Джузеппе будет счастлив, отдать дочку за богатого негоцианта.



                Глава 2. Свидание.

Винный подвальчик недалеко от дворца Герцога Тосканского. За одним из столов в углу помещения несколько офицеров, сменившихся с дежурства, пьют вино и пристают к хорошенькой кабатчице с разными скабрезностями. В подвальчик входит капитан ди Альберто.

«Друзья мои, сегодня я богат:
Ростовщики опять ссудили денег,
Наплёл им я, что всё верну назад.
Да, после свадьбы, может, в понедельник.

Нашёл, представьте, денежный мешок
В лице Джузеппе, старого Колетти.
Его девчонка подросла чуток,
А в голове по-прежнему лишь ветер.

Так покраснела, глазки отвела,
Вся затряслась, меня едва увидев.
А папенька, её, в покой войдя,
Меня, по-моему, в раз возненавидел.

С мошной старик не хочет расставаться,
Гвардейский вольный взгляд ему претит,
Но некуда ему, pardon, деваться,
Коль целомудрие «дружок мой» победит.

Хотя ещё и не решил я точно.
Есть и второй запасный вариант:
Дурнушка влюблена в меня заочно,
Пуччини ей отец, негоциант.

Они подружки с лавочника дочкой.
Теперь я должен, братцы, выбирать,
Кому пообещать свой титул. Ночью... 
Хочу девицу эту я познать.

Кабатчица! Вина кувшин и мяса,
Сегодня будут силы мне нужны.
Друзья! поднимем кубки за прекрасных,
За дам, конечно, кои нам важны».

Гвардейцы с новой силой отдались выпивке и закуске, принесённой
хорошенькой кабатчицей. Капитан ди Альберто мечтал о свидании и предвкушал, что вскорости его финансовое положение несколько поправится.
На этом мы пока оставим гвардейцев в покое и будем ждать вечера.

На улицах столицы герцогства, темно, слышны колотушки сторожей, окрики дворцовой стражи, крики пьяных гуляк и девичий смех.
Пьетро ди Альберто, которому тосканское розовое слегка промыло мозги, идет и размышляет, в какую же авантюру он ввязался, ради поправки финансового положения.

«Свой древний род мы от патрициев ведём,
От Ромула и Рема, если точно.
Мы честь и славу предков бережём,
Но нынче на ногах стоим непрочно.

Как много обедневших средь господ!
Свои гербы на деньги променяли!
Смекалка города берёт:
Женитьбою финансы поправляли.

Пускай он лавочник, пускай негоциант,
Им высший свет закрыт по праву крови.
Со мною породниться всякий рад:
Ди Альберто откроет все дороги.

Вот, кажется, пришёл: лозой стена увита,
Калитка заперта, ужель меня не ждут?
Полезу по лозе, а дальше будет видно,
В окошке есть ли свет? Возьму ль я сей редут?»

Капитан падает с высокого каменного забора в сад. Встаёт, отряхивается и смотрит по сторонам: мимо проходит старый сторож и ворчит себе под нос о том, что кто-то забыл запереть калитку на ночь.

«Так, вижу свет в окне, но слишком высоко.
Стена ровна, как жало моей шпаги.
Зайду-ка со двора, там, думаю, легко
Пробраться в дом – лишь не было б собаки.

С опаской открываю дверь на кухню,
Крадусь, как тать, как вор на bel tage.
Под старой мощной дверью свет забрезжил,
И чувствую в душе своей кураж.

Горячая бежит по жилам кровь быстрее,
Стучу, точней скребусь, как мышь,
Шагов услышав звук, я словно каменею,
Святой Франциск, услышь меня, услышь».

Вечер в доме негоцианта Джакомо Пуччини. В своей спальне стоит Федерика. Она в богатом ночном платье, увешанная драгоценностями, ждет гостя.

«Уже темнеет... Ах, как я волнуюсь...
О чем с ним буду ночью говорить?
Пусть не красой, да, пусть тогда богатством
Его должна я непременно покорить!

Вот, кажется, стучат… О Боже! Он пришел!
Я вся горю, в волненье пребывая.
Отец мой в спальню  только б не забрёл,
Спокойной ночи перед сном желая».

Федерика видит входящего Альберто и без чувств падает в кресло.

«Как напугали вы меня, синьор!
Зачем же было так вам напрягаться?
Ворота открываются во двор.
Чтоб к нам зайти, не надо так стараться.

Вас рада видеть у себя в гостях,
Но папа выйти к нам сейчас не сможет,
Ах, эта ломота в его костях,
Бедняжку с вечера так гложет, так и гложет.

Ну, проходите же, любезный друг, скорей,
Рассказ о подвигах услышать я желаю,

Про битвы и балы минувших дней.
Не скромничайте, друг мой, умоляю!»

Пьетро видит Федерику в ночном платье, которое лишь слегка скрывает её дивные формы, и признаёт, что, хоть лицом она и не красавица, фигурой просто прелесть.
ди Альберто про себя:

«О, Федерика хороша на диву!
Хоть ликом, видимо, в отца.
Зато фигурой сказочно красива!
Ну что ж, любовь не пить с лица. –

Обращаясь к Федерике:

«Мне, с детства закалённому в боях,
Стена, ограды дома не помеха,
Я перелез таких штук пять на днях,
Сегодня и шестую, ради смеха.

Но хватит хвастать. Это всё пустое!
Я здесь, и в этом весь сюжет,
Настало время  думать о постое,
И вот у ваших ног стою, мой свет.

Прошу вина налейте, выпьем вместе
За резвость шпаг, за общий наш успех.
Про доблесть герцога народ слагает песни,
За это, право, пригубить не грех.

А после, ждут тебя любви объятья,
И нежный жар моих горячих рук,
Падут на землю шёлковые платья,
Уста в уста замкнут порочный круг!

И, отдаваясь томной, сладкой неге,
Познаем мы усладу грешных тел,
И воспарим, как ангелы на небе,
Таков всех в мире любящих удел».

 
Пьетро бросается к Федерике, и они соединяются в страстном поцелуе.


Глава 3. Тайна мэтра Пуччини.


Старому негоцианту Джакомо Пуччини, действительно, не спалось: побаливали старые болячки, коих много у людей, всю жизнь проведших в торговых поездках, лишениях и борьбе за выгодные контракты. Буквально вчера он был приглашён во дворец к самому герцогу Тосканскому для обсуждения поставок провианта его армии. Покряхтывая, Джакомо встал, с ложа, на котором уже несколько лет не лежала ни одна женщина, и пошёл бродить по дому в поисках снотворных пилюль.
Поднимаясь по лестнице и бормоча себе что-то под нос, увидел свет, выбивающийся из-под двери опочивальни дочери Федерики. Решив узнать, что тревожит его дитя в столь поздний час, Джакомо толкнул дверь, ведущую в покои дочери, но дверь оказалась заперта...
Джакомо взволнованным голосом:

«Мой изумруд, мой ангел, ты не спишь?
Тревожит что тебя, моя кровинка.
Открой отцу, ну что же ты молчишь?
Что сна тебя лишило Федеринка?

Чу, что за шорохи: там слышится возня?
Ты не одна? Бесчестье накликаешь?
Эй, слуги, просыпайтесь. Эй, огня!
Ты гнев отцовский скоро мой узнаешь».

Ди Альберто, понимая, что несмотря на его дворянский герб и умение сражаться, слуги, превосходя его числом, побьют дубьём и даже будут рады поиздеваться над капитаном Тосканских гусар, решает ретироваться через окно, дабы не причинять урона себе и позора Федерике.

«Ах, Федерика, нам не суждено,
По крайней мере, явно не сегодня,
Я вынужден retire чрез окно,
Мы встретимся, на всё воля господня».

Пьетро прыгает со второго этажа, на улице слышны проклятья, звон металла и шаги удаляющейся погони.

Джакомо Пуччини с помощью подоспевшего ключника врывается в опочивальню к Федерике...

«Бесстыжая, кто был здесь у тебя?
Кого сейчас ты в спальне принимала?
Кого на этом ложе честь губя,
В греховной связи ты сейчас познала?

Я выгнать за порог тебя могу,
Лишу и крова и наследства тоже,
Я дочь свою для свадьбы берегу.
Ты согрешила, как же это можно!»

Федерика успокаивает отца:

«Да полно, батюшка, подумал ты плохое?
У дочери твоей достаточно ума.
Как вовремя ворвался ты в покои!
Теперь-то его участь решена!

Иметь такого мужа разве дело,
Я лишь похвастать им всегда смогу.
Когда к венцу мы побредём несмело,
От зависти все кумушки умрут».

Мысли Федерики, недоступные для отца:

«Теперь призвать его к ответу надо.
Пусть слух пройдёт, что чести лишена,
Пусть стыдно, но замужество – награда!
О будущем задуматься должна».

Вспоминает про письмо Лукреции.

«Да, нынче в лавке я была по делу.
Меня письмо тебе просили передать.
Не знаю, от кого. Назвали твое имя.
Изволь папА его тот час принять».

Федерика удаляется в спальню.
Из груди Джакомо Пуччини вырывается вздох облегчения, но всё же, не имея возможности совладать с нахлынувшими на него волнениями, он, больше не произнеся ни слова, выходит из комнаты дочери.
Джакомо в своей опочивальне стоит коленопреклонённый возле распятия, висящего в углу, и, обращаясь к Господу, открывает страшную тайну своей жизни.

«О Господи! велик мой тяжкий крест,
Чужую тайну я хранил годами,
Я Федерике вовсе не отец,
Она плод страсти очень знатной дамы.

Когда я был моложе и сильней,
С купцами шёл торговою дорогой,
И вот однажды посреди степей,
Нам встретился один старик убогий.

В руках держал резную колыбель,
И подойдя ко мне, промолвил тихо:
«Коль можешь, воспитай её, купец,
Родителей сгубило злое лихо».

А в колыбели, ножками суча,
Лежала девочка и пузыри пускала,
Старик же этот, тихо бормоча,
Поведал всю историю сначала.

Что Федерика местных дочь господ,
Что все погибли от раздоров знати,
Что древний род войной на древний род,
Трентино-Адидже фамилия дитяти.

Я взял дитя и со своей женою,
Её мы воспитали, как смогли.
Прошли года, осеннею порою
Призвал Господь жену, и мы одни.

Я правды Федерике не поведал,
И в этом грех свой вижу пред Тобой,
Прости, Господь я был рабом обета,
Хранить её поставленный судьбой.

Она росла, я вдовый был мужчина,
После жены не знал я ни одной,
И как-то невзначай мне полюбилась
Дочерь приёмная любовею мужской...

Ей 22, мужчин она не знает,
Не подпускаю к ней я никого,
Любовь мои все силы пожирает,
Но чую: час приходит роковой.

Признаться, видно, скоро мне придётся,
Что Федерика не моих кровей,
Чем для меня признанье обернётся,
Узнает коль, что дочь она князей?»

Джакомо ударяет себя в грудь и вспоминает, что спрятал под рубаху письмо, отданное ему Федерикой.

Прочтя письмо, Пуччини недоумевает, что за шутки, что за наваждение, возможно, это любовное письмо адресовано вовсе не ему. И кто же эта незнакомка, которая признается ему в своих чувствах?

«Какой прекрасный слог хранит бумага,
И аромат духов и девичью слезу,
До счастья, кажется, всего полшага,
Но что-то предвещает мне грозу.

Давно уже немолод я годами,
Живу вдовцом от света вдалеке.
Дела купечества, пирушки временами,
С негоциантами в ближайшем кабаке.

На женщин не смотрю давно,
Любить любовью тайной
Мне дочь приёмную до гроба суждено
Греховно изначально.

Наверное, какая-то ошибка.
Письмо не мне, но я его прочёл,
И на губах моих цвела улыбка,
Я с головой в её любовь ушёл.

Забыть, забыться, прекратить волненья,
Не о любви мне думать, не о ней!

Из сердца вырвать нужно Федерику
И думать как о дочери своей.

Дай, Боже, силы мне во всём признаться:
Поведать Федерике, что знатна.
Возможно, суждено судьбой расстаться:
Так велика пред ней моя вина».

Джакомо заливается горючими слезами, ложится в холодную постель и засыпает праведным сном, считая, что покаяние принято Творцом.

Глава 4. Соитие, данное свыше.

Вернёмся к нашему славному гвардейскому капитану. Немного поплутав по узким улочкам города, он оторвался от погони, которую предприняла челядь негоцианта Пуччини. И без дела слоняясь по ночному городу, убивал время до полуночной вахты в покоях герцога. Вдруг он услышал женский вскрик и громкий мужской гогот. Поняв, что затевается какая-то мерзость, Пьетро поспешил на помощь.

«Четыре пьяных на одну девчонку,
Эй, судари, вам ваша жизнь не жмёт?
Я одному сейчас проткну печёнку,
Другой из вас в мучениях умрёт.

Удар, ещё удар, куда вы?
Мне с вами было б точно веселей,
Дерусь я с четырьмя не для забавы,
А чтобы вы преставились скорей

Кто вас учил, друзья, таким манерам!
Негоже спину подставлять мне под удар.
Какие нежные попались кавалеры,
Бегут, как будто в ж…е скипидар».

Трое, постанывая и прихрамывая, подхватывают четвёртого под руки и уносят в подворотню, изрыгая проклятья в адрес ди Альберто.
Привалившись к стене дома явно без чувств, на мостовой сидит хорошенькая девушка, в которой Пьетро узнаёт ЛУКРЕЦИЮ. Что она делает в столь поздний час на улице города, что её подвигло на сию опасную прогулку? Пьетро заинтригован.

Лукреция, с восторгом наблюдавшая за дракой, валиться на руки к ди Альберто, как только они освобождаются от шпаги.

«Ах ди Альберто, милый ди Альберто,
Спасли вы жизнь и честь спасли мою.
Вы идеал мужчины, совершенство,
Самсон и даже Геркулес в бою.

Я даже испугаться не успела,
А вы, как град, свалившийся с небес,
Как Зевс, как громовержец, как Аттила,
В пух разнесли,  паршивый этот плебс».

«Падает в глубокий обморок», одним глазом подсматривая, что он будет делать.
Ди Альберто подхватывает Лукрецию на руки, и, понимая, что ближайшие часов пять она в себя не придёт (откуда знать ему, что виной всему, т.е. этому самому обморок, тугой корсет, который надо бы расшнуровать), относит в свою холостяцкую квартиру, расположенную в мансардном этаже гостиницы "Тосканский боров". Кладёт на кровать и со спокойным сердцем отправляется во дворец Герцога Тосканского проверять посты и менять караулы.

«Cудьба ко мне повёрнута лицом,
Любви без меры, выбрать лишь осталось.
С одной чуть было не попался пред отцом,
Другая под ноги на улице попалась.


И денег у обоих пруд пруди,
Уйду со службы, буду жить спокойно,
И бёдра у обеих и грудИ,
Но жить с двумя, конечно, непристойно.

Лукреция красива, но глупа,
А что ещё от бабы мужу надо?
А Федерика ликом некрасна,
Осанкой королева, статью, взглядом.

Сейчас свою я службу отслужу,
Приду домой и всё решу спокойно.
Лукрецию на ложе возложу,
Она любви моей вполне достойна.

Эй, караул, а ну не спать, не спать,
Вы герцога Тосканы стражи ночи,
Пред капитаном должно смирно встать,
И ночью я на службе, между прочим».

Стоят гвардейцы грозно на постах,
Дворец во снах полночных пребывает,
И лишь луна играет на устах,
И мёртвым светом полночь расцветает.

Рассвет близёхонек, запели петухи,
И поутру мой караул сменился,
И слышится вдали пастуший рог,
И солнца первый луч к земле пробился».

После ночной караульной службы ди Альберто возвращается в своё жилище и с умилением смотрит на сладко спящую Лукрецию, которая уже сказочным образом успела раздеться и лечь под одеяло.

«Дитя прекрасно, словно дивный сон,
И влюблена в меня любовью светлой.
И я не обеднею, mil pardone,
Коль поделюсь любовью предрассветной.

Проснись, дитя, не пропусти минуту,
Когда в тебя, твой капитан войдёт,
Сердца соединятся этим утром,
На крыльях птица счастья унесёт.

Проснулась... и ничуть не испугалась,
Лишь крепче обняла и замерла,

Своей рукою к плоти прикасалась,
Кричала, что всю жизнь меня ждала.

В бредовой скачке, мокрые от пота,
По комнате летал перины пух,
Мы долго занимались сей "работой",
Ну по полудни часиков до двух.

Но ночь бессонная на силах вдруг сказалась,
И рухнул я подкошенным снопом.
Мне снился сон, во сне ты улыбалась.
Быть может, всё закончилось венцом.

Размежил очи, уж почти смеркалось.
Один в постели, сон ли, быль ли, явь?
И лишь багровым цветом расплывалось
Пятно на белом шёлке одеял».

В дверь комнаты капитана ди Альберто тихонько постучали –  вошёл мальчишка, прислуживающий в гостиничном трактире, поставил на стол нехитрую снедь: бутылку вина и холодную ветчину, и, смутившись, спросил (мальчишка боготворил капитана и мог часами полировать его шпагу):

«Синьор, вы слышали? Гуляет новый слух,
Что кто-то дочь Пуччини обесчестил?
Я нем, синьор. Да, да, я нем и глух,
Но, говорят, что будет много мести.

Он, говорят, гвардейский офицер,
И к герцогу Тоскани входит в свиту,
Хотя купчишки эти, например,
Способны врать, чтоб заграбастать титул».

Пьетро в ответ мальчишке:

«Ты, брат, стоишь на правильном пути:
Кто слухам верит, тот не знает правды.
Лишь тот способен честь свою спасти,
Кто рот лгунам заткнёт ударом шпаги.

После этих слов Пьетро откинулся на подушки и спокойно заснул, решив предоставить решение всех насущных вопросов будущему дню, проведению и святому Франциску, покровителю Тосканской гвардии.

Глава 5. Мэтр раскрывает душу.

Это же утро, дом купца Джакомо Пуччини. Джакомо за завтраком просит слуг оставить его наедине с Федерикой и обращается к ней ласковым проникновенным тоном.

«Дитя моё, внемли моим речам!
Я долго думал, как начать tirade.
Я жизнь свою кладу к твоим ногам,
И жизнь твоя мне старику награда.

Ты выросла давно, я постарел,
И вот пришёл, наверно, час открыться,
Не дочь ты мне…Твой взгляд вдруг почерствел,
Скажу про всё, что должно, то свершится.

Лет двадцать уж прошло с тех самых пор,
Когда я сам сопровождал товары,
И где-то средь степей, а, может, среди гор,
Я встретил человека, был он старый.

И в немощных руках держал он колыбель,
Просил дитя в забвенье не оставить.
Сказал, что твой отец – хозяин тех земель,
Но он убит, и некому здесь править.

От Лепонтийских Альп  до моря степь лежит,
И там твоя земля по праву крови.
Теперь ты знаешь всё, что деве надлежит,
Прости отца, не хмурь напрасно брови.

Тебя я воспитал, и хлеб я дал, и кров.
Я был тебе отцом и буду впредь,
Но ты должна узнать трагедию веков,
За землю предков можно умереть.

Теперь ты знаешь всё. Как знаешь, так решай,
Не мне теперь твою судьбу вершить.
Я только попрошу: меня не отрицай,
Позволь тебя мне подле век дожить.

Ведь я ещё нестар: мне будет шестьдесят,
Но я их отдал много, ради счастья.
Все злато, что скопил, тебе принадлежит,
О, не оставь отца своим участьем».

Закончив речь, Джакомо Пуччини опустил голову. Федерика молчала, не находя сло от свалившейся на неё лавины откровений; слеза катилась по её бархатной щеке, в голове кружились обрывки фраз, и она с трудом понимала, что рождена в мире, где правят право крови, титулы, поместья, шпаги. Всё это так близко, так возможно. Но рядом Джакомо, который ей вовсе не отец, но, который любит её больше жизни и всегда будет любить. Не совладав со своими эмоциями, Федерика заплакала и убежала в свою комнату...

Ночь...Фредерика одна в комнате, пытается осмыслить услышанное от Джакомо..

«Мадонна! Сжалься надо мною,
Погибла вся моя семья!!!
До сей поры чужой судьбою,
Жила, не зная правды я.

Не зря мне в детстве снились сны:
Дворцы, наряды, кавалеры.
Они загадками полны,
Смешны, болтливы и манерны.

Мне снились горы, и дворец,
И быстрых рек хрусталь чистейший,
И гордый рыцарь, мой отец,
Из всех дворян наихрабрейший.

Теперь и титул есть, и деньги,
Но только страх в душе моей,
Дрожат предательски коленки,
Предчувствие тяжелых дней.

Ах мысли кружат, словно ветер:
Мой Пьетро, свадьба и отец,
Лукреция, дворянство, деньги...
Пойду-ка спать я, наконец.

А ди Альбето к нам с визитом
Быть со дня на день обещался,
Должна я быть предельно скрытной,
Чтоб он о тайне не дознался».

Грязный переулок, вдоль которого гордо шагает красивая молодая и явно счастливая Лукреция. Она торопится домой, размышляя о том, что случилось, и строит планы на будущее.

«Как ново все кругом…
И солнце стало ярче,
И небо голубей,
И воздух, вроде, жарче.

Так любит он меня!
Женою видеть хочет.
В любви прекрасен мир,
И счастье нам пророчит.

Как мило все вокруг:
Дома, деревья, люди,
Мальчишка во дворе,
С большим тортом на блюде,

И кумушка с кульком,
Что ди Альберто судит…
Постойте, как о нем!?
Не поняла? Что будет?»

Две женщины, по виду прачки, может стряпухи, персказывают друг другу последние утренние сплетни.
Лукреция останавливается, услышав милое сердцу имя. Пытается осмыслить услышанное.
Ди Альберто… Капитан… Забрался в дом… Бесчестие… Федерика…

«Вранье! Не может быть!
Немедля замолчите!
Покрыть его бесчестьем,
Товарки, не спешите.

Есть у него жена
И заступиться может!
Сегодня дал обет,
Он на любовном ложе…»

Разворачивается и уходит, не разбирая дороги, уже понимая, что подруга и любимый её предали, и она опозорена. Женщины, глядя ей во след, лениво перебрасываются словами.
Первая женщина:

«Как молода, наивна и прекрасна,
К ней не прилипнет злоба и позор».

Вторая женщина:

«И коль понятья вовсе нет о чести,
Тогда бесчестье для нее лишь – вздор».

Первая женщина:

«Она, и вправду, влюблена по уши,
Но он повеса, бражник, дворянин.
Я думаю, он девке жизнь порушит:
Ни денег, ни добра, но господин».

Вторая женщина:

«В любимчиках у герцога Лучано.
Он молод, он хорош собой и статен.
И в битвах, говорят, как лев отчаян,
В конце концов он просто очень знатен».

Первая женщина:

«Я слышала, что дочь негоцианта,
Да, да, Пуччини, по нему вздыхает.
Приданое там ожидает франта,
Там чувства, как огонь, пылают...»

Женщины перебрасываются между собой слухами, домыслами и сплетнями, но, как только Лукреция заворачивает за угол, женщины начинают перемывать кости другим прохожим.

Глава 6. Тайна Герцога


Флоренция. Покои Его Высочества Герцога Тосканского. Герцог Лучано II Ланца явно в расстроенных чувствах. В кабинете Герцога капитан гвардейцев докладывает о том, как прошла ночь во дворце, в столице и во всём герцогстве. Но доклад не очень-то заботил Герцога Лучано, он думает о чем-то личном....

«Мой добрый малый ди Альберто,
Знаком нам всем твой славный род,
В веках присяге были верны,
Ни разу что б наоборот.

Мне скоро сорок, я на троне,
Но нет супруги у меня
Не потому, что женщин мало,
А потому, помолвлен я.

Её ещё совсем малышкой
Уже невестой нарекли,
Отец её был воин славный,
Владыка северной земли.

От южных Альп до брега моря
Ему земля принадлежит,
Но двадцать лет тому, о горе,
Весь род его был перебит.

Набегом зверским и коварным
Пришёл в его страну разор.
Лишь дочь никто не видел мёртвой.
Мы отомстили за позор.

И вот я так и не женился,
Хотя прошло уж много лет,
Но слух когда-то появился,
Что дочь спаслась, но правда ль, нет?

Теперь тебя я посылаю,
В те земли, где она росла,
И тайну герцогства вверяю.
Узнай: жива иль умерла.

О сём молчок, один поедешь,
По всем краям Альпийских гор,
Кого в пути своём не встретишь,
То заводи с ним разговор.

Ходи как рысь путём окольным,
Но тайну выведай сполна.
Коли жива моя невеста,
Добудь, хоть с гор, хоть с моря дна».

До Федерики доходят слухи о прошествии ночью с Пьетро и Лукрецией. Она решает сходить в лавку к Лукреции и поговорить с ней. Она по своему привязана к девушке и хочет ее предостеречь.

И вот они наедине.

Федерика:

«Лукреция, тебе я сообщить пришла,
Что город весь –  сплошной поток бурлящий.
Что имя доброе твое молва…
Склоняет в прошлом, будущем и настоящем.

Рассталась ты так запросто с приданным,
Которое природой нам дано,
А думать надо, деточка, о главном:
Быть незамужней женщиной, грешно.

Была б ты с Пьетро чуточку построже,
Колени бы сомкнула, наконец,
Глядишь, и сторговались подороже,
Он не позвал тебя случайно под венец?

Ты ди Альберто удержать решила телом?
Как ты наивна и глупа в мечтах.
Пред алтарём не встанешь в платье белом,
Ты до сих пор витаешь в облаках.

С тобой искал он только развлечений –
На мне жениться вскорости готов,
Избавиться придётся от сомнений,
Не будем больше тратить лишних слов.

Сегодня  с поздним он придёт визитом
Руки моей просить и всякий вздор.
Сердечко юное, увы и ах, разбито…
Тебе останется, унынье и позор».

Лукреция Фредерике:

«Ну нет, синьора, хоть вы много старше,
Науки ваши всё же не по мне.
Я вас глупей, наивнее, но краше!!!
За это вы сейчас и мстите мне.

В девицах вам до старости ходить,
Ко мне ж любовь сама простёрла руки,
И впредь я вас прошу не приходить:
Общенье с вами доставляет муки».

Выбегает из лавки и полная ярости и желания все высказать ди Альберто бежит к нему в гостиницу « Тосканский боров».

Капитан Пьетро ди Альберто вышел из покоев герцога Лучано и, исполненный гордости за оказанное ему доверие, пошёл готовиться к трудному многодневному походу. Но прежде он решил заглянуть к Федерике и  узнать, как вчера закончился вечер, прерванный приходом Джакомо Пуччини, её отца.

«Как славно наносить визиты средь бела дня:
Все двери отворяются тотчас.
И слуги спины гнут, свою судьбу кляня,
И гонор их ночной почти угас.

О здравствуйте, синьор-негоциант!
За завтраком вас герцог вспоминал.
Вы армии его поставьте провиант,
Он без манёвров что-то заскучал.

А где же ваша дочь, по-моему, Федерика,
Я ей представлен был три дня тому назад.
Она мила, синьор, как будто Эвридика,
Жаль не Орфей я» (буркнул невпопад).

В зал входит Федерика, только что вернувшаяся от Лукреции.
Ди Альберто, обращаясь к Федерике:

«О, вот и Вы, прелестная богиня,
Как вам спалось, прошу меня простить.
Вы плакали, смерив свою гордыню,
Надеюсь не по мне? Осмелюсь вас спросить».

Про себя подумал:
Ни слова о вчерашней ночи, ни намёка,
Её отец с меня не сводит глаз.
Мне герцог дал в поход деньжат немного,
Так что о свадьбе можно в другой раз.

Вслух.
Я к вам спешил с известием печальным:
Мой герцог посылает в дальний край .
Я должен... . Впрочем, это тайна.
Проситься я пришёл, прости-прощай».

Сам не понимая почему,  он не сказал «до свидания» или «до встречи», или» разрешите вас навестить в другой раз», Пьетро поспешил домой под крышу трактира "Тосканский боров". Лучше бы он туда не ходил, а прямиком отправился в казармы тосканских гвардейцев, где в конюшне ждал его добрый конь и всё, что нужно для долгой дороги.
В комнате его ожидала Лукреция, которая, наслушавшись разных сплетен, решила сама, как умела, разрешить свои сомнения, то есть попросту , как это делают люди её сословия:  готовилась закатить ди Альберто сцену ревности.

Лукреция в ярости:

«Пришла я, чтоб сказать, что вы – подлец!
А я доверилась, цветок свой отдала.
Вы похититель девичьих сердец.
Вы с Федерикой обручились? Ну дела!

Я вам скажу, коль вздумали смеяться
Над чувствами хорошеньких девиц!
Что ж! смейтесь! не впервой вам издеваться!
Пред вашей подлостью, синьор, склоняюсь ниц!

Пусть я проста, не знатна, но честна.
Я без любви к мужчинам не стремилась:
У моего отца полна мошна,
У ног моих мужчин немало вилось».

Театрально кланяется и уходит.


Глава 7. В поход к отрогам Альп.

Пьетро, не успев даже промолвить слова, смотрит в след исчезнувшей за дверью Лукреции. Потом подходит к столу, откупоривает бутылку вина и одним махом вливает её содержимое в себя. Садится в кресло и о чём-то размышляет:

«Земная жизнь моя трагична и смешна.
Милее мне война: я к ней привык.
Люблю одну из двух, пусть будет мне жена,
К другой же, ночью в спальню я проник.

Пожалуй, лучше так, теперь преграды нет.
В поход я отправляюсь налегке.
Я вовсе не хочу держать за них ответ,
Забудется от дома вдалеке.

Всё проще и ясней, когда летишь в бою,
На взмыленном кауром скакуне.
Коль может повезти, то не тебя убьют,
И слёзы не прольются в тишине.

А с женщинами страсть, всё путано порой:
Любовь и смех, притворство и мольбы.
Мне герцог поручил! Отвечу головой!
И не уйти от матушки судьбы».

Федерика, понимая, что из ревности наговорила Лукреции много лишних, обидных слов, размышляет.

«Лукрецию воистину мне жаль:
От горя ей оправиться непросто.
В её глазах вселенская печаль –
Сберечь девичью честь отнюдь не поздно.

Но пусть не плачет. С личиком своим
Она утешится, не минет и недели.
Пусть будет счастлива Лукреция с другим,
А я уже почти дошла до цели.

Я ди Альберто удержать должна,
Помолвку огласить на всю округу.
Пусть уезжает, я почти жена,
Мне главное – прослыть его супругой.

Обязан будет мой позор прикрыть
Законным браком и, причём, немедля!
Его объятий, мне не позабыть,
К сопернице нет места милосердью!»

Комната капитана ди Альберто в гостинице « Тосканский боров».
После недолгого замешательства, Пьетро собрал всё необходимое для длительного путешествия, подхватил седельные сумки и спустился в конюшню постоялого двора, куда уже давно был приведён его верный конь. Он взял мешок с овсом, оседлал скакуна и покинул постоялый двор. Выехав на дорогу, ведущую с северо-восточном направлении, Пьетро обернулся и увидел у городских ворот одиноко стоящую женскую фигуру. Набежавшая слеза не дала ему рассмотреть кто же его провожал и пришпорив коня, Пьетро пустился в путь.

«И вновь бежит-пылит моя дорога.
К волненьям новым, к новым рубежам!
Вдали остались прежние тревоги,
Вперёд навстречу грёзам-миражам.


Поют скворцы и, прядая ушами,
Почуяв волю, рысью конь бежит.
И предо мною росными лугами
Под ясным солнцем добрый мир лежит.

Свобода и простор поют мне песню,
Мне опостылел двор и политес,
Для герцога скачу за доброй вестью,
Я тысячу сыщу ему невест».

Настроение Пьетро стало налаживаться, невзгоды и заботы отступили, и он полностью отдался на волю провидения. Путешествие началось...

Лукреция, в грустных размышлениях бродившая у городской стены, вдруг узнала знакомую фигуру, скачущую прочь от городских ворот.

«Ну, вот и все: окончен наш роман.
С корнями вырвал все цветы надежды;
В душе опустошенья ураган,
Лишь черные остались мне одежды.

Мне до скончанья дней под сводом кельи
Молить Мадонну о спасении души
И вспоминать любимого в постели
От мира суетного в праведной глуши.

Умчался вдаль с попутным ветерком,
С любовью не взглянул, не обернулся.
А я за ним готова босиком,
Моля святых, чтобы ко мне вернулся».

Лукреция со слезами на глазах смотрит в сторону быстро уменьшающейся фигуры Альберто и, когда он скрывается за горизонтом, направляется к стенам монастыря святого Августина.


 


 
Глава 8. Встреча со смертью.

Пользуясь тем, что ехал по личному указу герцога на постоялых дворах ди Альберто без проволочек получал свежего коня, провиант и ночлег, но, как ни странно, через пару дней пути Пьетро стало казаться, что за ним кто- то следит. Смеркалось...

«Мне кажется, я не один в дороге.
Вспорхнёт ли птица, или конь заржёт,
Какая-то свербит в душе тревога,
Как будто кто-то по пятам идёт.

Сие разведать следует скорее:
Там балка впереди, с конём я схоронюсь,
Я буду терпеливей и умнее,
И правды от лазутчика добьюсь.

Вот в темноте пятно чернее ночи,
Ты пеший? Коннный, видно по всему.
Да кто ж такой? Узнать хочу, нет мочи.
Врагом моим стать не желаю никому.

Смотри, как осторожен, взглядом водит,
Узду от звона обмотал тряпьём.
И статен и силён, по виду воин,
Ну что ж, пока он нужен мне живьём».

Пришпорив коня, Пьетро выскочил из лощины и сразу же направил острие своей шпаги в грудь лазутчику.

«А ну, каналья, отвечай: кем послан.
Клинок мой быстр, рука моя тверда,
Ты мною ещё засветло опознан,
Коли убью, не будет и вреда.

За мной ты много дней идёшь, собака.
Ты осторожен, ловок, смел, хитёр.
Ты, может быть, прекраснейший рубака,
Но нежеланный нынче визитёр.

Не станешь на вопросы отвечать,
Тебе язык я развязать сумею,
И о пощаде станешь умолять,
Но я тебя, наймит, не пожалею».

Всадник, пойманный врасплох выскочившим из засады гвардейским капитаном, даже не успел вытащить из ножен свою шпагу и лихорадочно размышлял, что же ему остаётся делать, когда в грудь упирается клинок, уже войдя в плоть на добрый дюйм. Решив, что жизнь дороже денег и, зная,что капитан гвардейцев лучше умрёт, чем запятнает себя бесчестием , наёмник стал рассказывать Пьетро, зачем он следит за ним.
Алонзо (так назвал себя преследователь):

«Простите, господин, мою мне дерзость.
Я, как и вы, служитель ратных дел,
Наверное, следить за вами – мерзость,
Но мой кошель предельно похудел.

Я нанят и готов убить любого,
Кто тайну герцога поведать сможет вам,
Наследников на трон найдётся много,
Трещит династия Тосканская по швам.

Уж если вам откроют эту тайну,
То и другие могут всё прознать.
Тогда я по приказу свыше стану
Всех, кто владеет тайной, убивать.

Ди Альберто отвёл шпагу и, вздохнув, промолвил:

«Глупец, тебе из аркебузы
Заплатят пулей или же клинком.
Ты станешь для пославших тя обузой,
И спать тебе вовеки крепким сном.

Ведь ты и сам тогда узнаешь тайну.
Соблазн велик: захочешь вдруг продать.
Предавши раз, тебя жалеть не станут,
Из-под земли заставят отыскать.

Во мне твоя единственно надежда,
Хотя и я, как видно, не жилец.
Но преданность престолу бесконечна.
Служили прадед, дед мой и отец...

Ну что ж теперь поедем вместе,
Вдвоём и дело сладится быстрей.
Поётся про дороги в старой песне,
Твоя переплетается с моей».

Лазутчик назвался Алонзо, но мог бы назваться и любым другим именем. Пьетро для себя твёрдо понял, что за тайну герцога Лучано им обоим не сносить головы, но долг был превыше всего, и оба понимали это. Новоиспечённые компаньоны поклялись в верности друг другу, а в те времена клятва ещё чего-то стоила, и отправились дальше. На горизонте уже показались белые шапки гор.

Пройдя большой и трудный путь среди холмов севернее Вероны, где-то между Тренто и Больцано, спутники свернули с наезженной дороги и поскакали в сторону возвышавшихся на горизонте вершин. На их пути встречались небольшие деревеньки, отдельно стоящие лачуги, редкие неряшливо и бедно одетые жители. В целом край оставлял жутковатое впечатление запустения и разрухи. Временами попадались развалины родовых поместий, по которым можно было судить о былом величии этих земель. На привалах в редких придорожных трактирах ди Альберто пытался разговорить местных жителей, но мало кто мог удовлетворить его любопытство. Единственно к каком выводу пришёл Пьетро, что лет 20-25 назад этот край был обильным и цветущим, здешние жители приветливыми и зажиточными, но война с сопредельными немецкими баронами разорила дотла всю провинцию Трентино-Альто-Адидже.
Въехав в одну из деревень, коим уже был потерян счёт, и, войдя в маленький убогий трактир, Пьетро и Алонзо разговорились с его хозяином...

Пьетро:
«Трактирщик, накрывай на стол
И напои коней.
И, будь так добр, поведай нам
Историю тех дней.

Когда сей край обилен был,
Послушаем рассказ.
Кто дух земли твоей сгубил,
Поведай нам сейчас».

Трактирщик:

«Синьор, вон там сидит старик,
Он тронулся умом,
Хотя когда-то был велик
И выглядел орлом.

Я здесь живу не так давно,
Народ здесь неречив,
Старик за кружкою вина
Споёт речитатив.


Он стар, но памятью силён,
Он много горя знал.
Судьбы вниманьем обделён,
От жизни уж устал».

   
               
;
Глава 9. Тайна старого мельника.

Ди Альберто и Алонзо подошли к столу, за которым восседал могучий старик. Глаза его показались Пьетро необычными, старик смотрел на подсевших за стол господ. Казалось, что его взгляд обращён глубоко внутрь себя. Пьетро налил старику вина и с почтением попросил его поведать историю этих мест. Несмотря на то что трактирщик сказал, что старик не в себе, его рассказ был честный и складный.
Старик:

«Сей горный край, как райский сад:
Здесь музыка звучит.
И трав духмяный аромат.
И с гор бегут ручьи.

Даёт прекрасное вино
Из века в век лоза.
И жить приятно и вольно,
Здесь близко небеса.

Наш герцог правил много лет.
Безбедное житье:
Земля при нём родила хлеб,
Здесь было всё своё.

Цвели сады на склонах гор,
Паслись его стада,
И детский смех везде звучал.
Не жизнь, а благодать!

У герцога родилась дочь,
В дом счастье постучалось.
В невесты прочили её
Какому-то Лучано».

Пьетро, услышав имя своего герцога, напрягся всем телом и, едва сдерживая нетерпение, спросил у старика, что же произошло с герцогом ди Альто Адидже, древнему роду которого по праву принадлежат эти земли, и кто же сейчас владеет герцогством Тренто-Альто-Адидже.

Старик продолжал:

«Не дальше чем в трёх лье отсюда,
По руслу горного ручья,
Там, где старинная запруда,
Сто лет живёт семья моя.

Синьорам Адидже мы служим
Уж много лет, из века в век.
Наш герцог был хорошим мужем 
И справедливый человек.


Любил своих жену и дочку.
И вот однажды в час беды 
Дитя гуляло в одиночку
И услыхала шум воды.

Ей было два-три года точно,
Дитя к запруде подошла,
И, оскользнувшись, как нарочно,
В пучину с головой ушла.

Тут мамки-няньки набежали,
И я, на счастье, рядом был,
Могли быть многая печали,
Но прыгнул я и вглубь поплыл.

Там тьма таких водоворотов,
Что рыбам впору потонуть,
А я пытался с того света 
Девчушку малую вернуть.

Узрел и спас, схватив за платье,
На берег вынес, положил.
И, Боже мой! какое счастье!
Всевышним вновь услышан был.

Малышку быстро откачали,
Меня наш герцог наградил
И в свиту маленькой маркизы
Меня он сам определил.


Прошло полгода мерным шагом.
И вот на мельнице моей
Гостила Федерика наша,
Отрада герцогских очей.

Вдруг дымом всё вокруг затмило,
Весь небосвод заволокло,
И злые вороги губили
И нивы, и людей, и скот.

Бароны из-за Альп точили
Свой зуб на герцога давно.
Не раз их в бегство обратили,
Но в этот час не суждено.

Врасплох застали супостаты:
В пору страды, когда вольно
Трудились герцога солдаты,
Сбирая спелое зерно.

Резня жестокая случилась:
Без меры кровь лилась окрест,
И смерть во всей красе явилась
И вознесла над нами перст.

Погиб и герцог, и вся челядь,
И герцогиня, и родня,
Лишь Федерика, моя прелесть,
Спаслась, гостивши у меня.

О-о-о, нас искали повсеместно
И мельницу мою пожгли,
Но как пять пальцев знал я местность,
И от погони мы ушли.

Край обнищал в мгновенье ока,
После войны пришла чума,
И я отдал свою маркизу,
Чтобы дитя не умерла.

При ней осталась и награда,
Кольцо из золота с гербом,
Пожалованное мне когда-то
За то, что спас, её отцом.

Купцу отдал я Федерику,
Что с караваном мимо шёл,
А с ним, видать, случилось лихо,
И где-то он покой обрёл.


Иначе, зная, что малышка
Каких наследниц поискать,
Он бы давно сюда явился
Права на герцогство качать.


Потом, когда уж было поздно,
Тосканский герцог здесь гостил,
Прогнал непрошенных баронов
И земли эти застолбил.

Ведь всё равно по договору
Они с приданым отойдут
Его высочеству навеки:
Ведь все убиты, всем кaputt.

Я стар, мне нечего бояться,
Но в герцогстве из уст в уста
Стал слух один передаваться,
Что тот набег был неспроста.

Тосканский дал баронам волю.
Недаром сильно запоздал,
Когда за воинской подмогой
К нему посыльный прискакал.

Теперь, коли на земли эти
Никто права не заявит,
То отойдут они навеки
Под власть неправедных десниц».


 

Всё это время Алонзо стоял рядом и в ходе рассказа несколько раз подливал вино старику. Ди Альберто так был захвачен повествованием, что не заметил, как Алонзо исчез, а старик, промолвив последнее слово, уронил голову на стол, захрипел и изо рта у него пошла пена. Оглянувшись и не увидев Алонзо, Пьетро понял, что тот его предал и исполнил приказ, порученный герцогом. Схватив шпагу, лежавшую на лавке, капитан тосканских гвардейцев устремился в погоню. Выскочив во двор трактира, Пьетро увидал свою лошадь, которая бежала по дороге, а рядом с коновязью валялось седло с перерезанной подпругой. «Эй, трактирщик, веди коня, я куплю его за любую цену», – крикнул каптан. Но Пьетро пришлось довольствоваться старой клячей по цене молодого скакуна. До следующего постоялого двора пришлось добираться долго, что давало большое преимущество Алонзо, но не всё ещё было потеряно...

Глава 10. Я маркиза!

Меж тем Федерика, проплакав всю ночь, узнает на утро об отъезде Пьетро. Пораженная его коварством, она решается на авантюру. Она идет к отцу.

«Отец! Благослови меня!
Здесь оставаться нету мочи.
Костюм мужской дай и коня,
Уеду я отсюда к ночи.

Стерпеть позор не в силах свой,
И за спиною злые слухи,
Прошу тебя, не спорь со мной,
Глаза мои отныне сухи…

Хочу я земли посмотреть,
Что унаследую по праву,
И я поеду! Пусть тебе
Моя идея не по нраву.

Маркиза я, и мне решать,
Как я распоряжусь судьбою.
Прости, и перестань ворчать,
Я мысленно всегда с тобою.

Но твой рассказ мне душу рвёт,
Какую тайну рок скрывет,
Меня звезда теперь ведёт
К отмщенью, кровь отца взывает.

Джакомо, смирившись, благословил Федерику. Она, переодевшись мужчиной, выехала в путь по следам ди Альберто.
После отъезда Федерики Джакомо Пуччини был в отчаянии, ну как объяснить Федерике, что одного знания того, что она является наследницей фамильного титула и земель, очень мало для того, чтобы заявить права на трон и корону. Ох, если бы всё было так просто, он бы и сам давно явил миру пропавшую Федерику ди Альто Адидже, наследную принцессу герцогства Тренто-Альто-Адидже. Но годы и умение создавать деньги буквально из любого предприятия, за которое он брался, научили Джакомо смотреть на пять ходов вперёд и на два метра под землю. Ещё двадцать лет назад с помощью денег от одного барона, жившего в пограничном Тироле, Джакомо Пуччини знал, что герцогство Трент было подвергнуто жестокому набегу не без участия Лучано Тосканского. Но девчонка была своенравна, видимо, сказывалось фамильное упрямство знати.

«Ах молодость, всё ей не так не сяк,
Всё норовят по-свойму переделать.   
Но я же в самом деле не простак,
Полёту моих мыслей нет предела.

Пока Лучано не прознал тот факт,
Что дочь моя, она же и маркиза,
Её хочу подальше отослать,
Не потакая девичьим капризам.

Надеюсь, монастырь – надёжный дом,
Где лишь о боге посещают мысли.
Подумает пока о том о сем,
И в том числе, о смысле  бренной жизни.

Вещую: будет труден путь,
Не обойтись в борьбе без многой крови,
Но герцога я должен обмануть
И уберечь дитя от новой боли».

Джакомо подозвал одного из самых доверенных слуг и что-то ему прошептал на ухо, слуга сухо кивнул и вышел из кабинета. Через два дня Федерику на дороге близ границы герцогства ждала засада. Вежливо и настойчиво пятеро всадников в масках попросили её пересесть в стоявшую на обочине карету и увезли в неизвестном (точнее известном Джакомо Пуччини) направлении.

Глава 11. Поединок.

А в это время Пьетро ди Альберто, уже поменяв старую клячу на свежего крупного скакуна, мчался в погоню за изменником Алонзо. План был прост: скоро покажется первый пограничный городок на землях Тосканы, а там стоит гарнизон тосканских гвардейцев, где лейтенантом его старый боевой товарищ Массимо ди Козимо Инганнаморте (Ingannamorte), фамилия которого может быть переведена, как «обманувший-победивший смерть». Такую фамилию Массимо оправдывал сполна: не раз будучи раненым, он всегда выкарабкивался из тьмы небытия на свет.

;
Пьетро ди Альберто:

«Моё почтенье, Массимо дружище!
Подай-ка мне почтовых голубей,
Я тот час дам задание по службе,
А ты пока вели подать обед.

Отпускает голубя с запиской, обязывающей задержать, не взирая ни на какие препятствия, описанного всадника, скачущего в сторону столицы герцогства, и сообщить о поимке лично капитану ди Альберто.

Массимо, друг, коль ты свободен,
Я знаю ты в делах педант,
Нужна мне будет твоя помощь,
Мне срочно нужен секундант.

С одним премерзким негодяем,
По виду явно дворянин,
Мы жребий вскорости потянем,
И жить останется один.

Не далее как послезавтра
Надеюсь изловить его,
Ну а пока я чую запах,
Несут обед, несут вино.

Я так устал, я две недели
Буквально не вставал с седла,
И дни, как пули просвистели,
Но голова пока цела.

Я у тебя почти как дома,
Сейчас обедать, после спать,
Тебе все тропы здесь знакомы,
С рассветом нам коней седлать».

Поздней ночью, когда Пьетро и Массимо уже спали, в голубятню гарнизона прилетел почтовый голубь. В записке было только два слова: "ШПИОН ЗАДЕРЖАН". Через час после того, как сон был прерван дежурным офицером, гвардейцы тронулись в путь.

В призрачном лунном сиянье
Всадники мчаться в ночи,
И об отмщении скором
Честное сердце стучит.
Пусть их рассудит небо,
Так ведь не может быть,
Чтоб провидение слепо
Правду дало убить.

Честь и отвага вместе
Горы могут свернуть,
Как там поётся в песне?
«Смелый осилит путь».

Всадников встретили на заставе у небольшого городка. Ди Альберто о чём-то перекинулся парой слов с офицером и тот куда-то исчез. Через четверть часа Пьетро и Массимо были препровождены в укромное место недалеко от городской стены. На поляне с четырёх сторон горели факелы, воткнутые в землю. Посреди поляны стоял Алонзо со связанными руками и смотрел на подъехавших гвардейцев. Узнав ди Адьберто, он криво усмехнулся и сплюнув промолвил:

«Я видеть рад вас, капитан, –
Алонзо процедил сквозь зубы. –
Жаль ваш порыв не просчитал,
Зато сейчас могу быть грубым.

Как агнца не разрезав пут,
Меня убить вам будет трудно,
А там посмотрим, чей редут
Посмертьем обагрит под утро».

Пьетро, скрывая волнение, отдал приказ гвардейцам развязать Алонзо и быть начеку.
Пьетро ди Альберто:

«Эй, развяжите подлеца,
Вложите шпагу в эти руки,
Его отправить к праотцам
Смогу я без душевной муки».

И шпаги с ножнами простились,
И сталь последний гимн пропела,
И до утра они рубились,
И честь бесчестность одолела.

Хоть и с трудом, с кровавым потом
Нить жизни Пьетро не прервалась,
Судьба счастливым поворотом
К нему приветливой осталась.
Лишь пару дней лежал он влёжку,
Лечил его Массимо лично,
А в ратных ранах, как известно,
Он разбирается отлично.

Глава 12. Вперёд, нас ждёт Флоренция.

А две недели назад во Флоренции, увидев издалека покидающего город Пьетро и устав от тяжких девичьих страданий о любимом, Лукреция подошла к воротам монастыря.

Лукреция страдая:

«Укроюсь здесь от горя и печали.
Молитвенно ладонями сомкну
Младые руки, что ребёнка не качали.
И, проревев всю ночь, к утру усну.

За ночь любви молитвами расплата,
День изо дня до смертного одра,
И в горе этом я лишь виновата.
Я для него любовная игра.

Он убежал, он струсил, он не любит?
Я лишь игрушкою была в его руках?
Ах, сколько дев невинных чувство губит,
Витающих до срока в облаках».

Луцреция берется за ручку деревянного молотка, висящего на воротах монастыря, но слышит окрик. Оборачивается и видит посыльного, в котором читатель узнаёт мальчишку-слугу из «Тосканского борова».

«Лукреция, я вас весь день искал.
Меня послал к вам Пьетро ди Альберто.
Он вам письмо со мною передал.
И ключ для вас оставил у мольберта».

Передает письмо Лукреции.
Девушка разворачивает письмо и видит две строчки:

«Любимая, не верь ничьим словам.
Смерть за Тоскану!!! Жизнь тебе отдам!»

Спрятав записку любимого за корсаж, она бежит домой, по дороге размышляя, что значат слова мальчика.

«Ключ у мольберта...» Что же это значит?
В той комнате картин в помине нет.
Мальчишка, может быть, меня дурачит...

Ах, нет, конечно же, мольберт есть в лавке.
О, милый Пьетро, ты меня искал,
Там холст натянут около прилавка, 
Ты мне крепить булавки помогал».

Немного подлечив раны, капитан ди Альберто решает ехать в столицу, лейтенант Массимо ди Козимо Инганнаморте настоял на том, чтобы сопровождать друга до места, а там будь что будет. В конце концов Массимо посчитал, что в таком трудном предприятии, как захват (иначе он и не называл эту военную операцию) трона, (а чем чёрт не шутит), Пьетро не обойтись без помощника.

 Массимо с улыбкой, обращаясь к Пьетро:

«В конце концов, мой друг, ты ранен,
Пускай пустячно,
Но рукой одной ты можешь и не сладить
Со злобой чёрною людской.

Позволь, поеду я с тобою,
Позволь и шпагой и умом,
Тебе спокойней, коль я рядом,
Боец с проверенным клинком.

Мне просто скушно в гарнизоне,
И нет серьёзных дел в стране,
Меня ты знаешь, так дозволь мне,
Побыть на маленькой войне.

Я честь свою и предков рода,
Кладу на праведный алтарь,
Не сыщешь ты под небосводом,
Клинка верней, чем мой бунтарь.

Через трое суток друзья подъехали к столице герцогства Тосканского со стороны небольшого городка крепости  Volterra находящегося от Флоренции на расстоянии полёта ядра и так как по дороге уже всё было несколько раз обсуждено, решили действовать по плану. Во Флоренцию отправился Массимо, а капитан устроился у походного костра и стал ждать.
Массимо первым делом должен был посетить Джакомо Пуччини и попросить его прибыть безотлагательно к месту, которое укажет Массимо. Потом лейтенанту следовало проведать малышку Лукрецию, ну и напоследок следовало весьма осторожно проведать обстановку во дворце герцога Лучано II Ланца (Тосканского).

Массимо, обращаясь к слуге мэтра Пуччини:

«Послушай, доложи Джакомо,
Что лейтенант гвардейцев ждёт,
Скажи, что послан я знакомым,
Что я из Трента – он поймёт.

Пусть собирается быстрее.
Я провожу в обход постов
Найди накидку потемнее,
Зови сказал без лишних слов!»
 
Через четверть часа Джакомо Пуччини , заспанный и напуганный, показался на улице и осторожно , чтобы не побеспокоить бдительных соседей, закрыл кованые ворота.

Мэтр Пуччини:
«Хотели вы меня увидеть,
Что привело в столь  позний час,
С чего я должен быть так скрытен,
Кого бояться? Может вас?»

Массимо:

«Нет, нет, меня бояться нет причины,
Я послан вас настойчиво просить,
Сказать, что у Volterra ждёт мужчина,
К нему тот час не мешкая спешить.


Чтоб вас сомненья больше не терзали,
Он имя вам велел одно назвать:
ди Альто Адиджи. Мой бог, вы задрожали,
Спешите, сударь, вам не время спать».

Сказав нужные слова, лейтенант отправился во дворец, где ночь наступала тогда, когда заканчивалось веселье, а веселье там не заканчивалось никогда.



;
Глава 13. Заговор.

Похитители, посланные Джакомо, привезли Федерику в отдаленный монастырь. Они передали ей письмо от Джакомо, где он объяснил причину ее похищения. Федерика понимает, что она вступает в серьезную и опасную игру.

«Еще недавно я была беспечна
И беззаботна, словно в небе птица.
Мечтала выйти замуж я за Пьетро,
Но время то уже не возвратится.

Рождения теперь я знаю тайну,
Что герцогу просватана была,
И чувства к ди Альберто прогорели,
Остались только пепел и зола.

Должна теперь вернуть себе наследство
И разузнать, как умер мой отец,
И отомстить за смерть его убийце,
Для этого пойду я под венец!

Я выйду за Лучано Ланца замуж,
Отца я клятвы не могу нарушить,
Получит герцог Ланца мое тело,
Но никогда он не получит душу.

Всяк раз, упоминая его имя,
Я чувствую в груди могильный холод.
Но я должна помочь своим вассалам,
Разруху в Тренте прекратить и голод.

Хочу, чтоб мои земли процветали,
Как раньше, в те былые времена,
Лишь брак с Лучано даст на это право,
Хоть жертва велика. Но я должна!“

С этими мыслями измученная своими мыслями Федерика засыпает.

Во дворце герцога Ланца после полуночи жизнь только начиналась:
 съезжались видные вельможи, знатные дамы приводили в свет своих великовозрастных дочерей с банальной целью окрутить какого-нибудь молодого лейтенантика дворцовой стражи, коему будучи младшим в роду оставалось только служить и ждать, когда преставится кто -то из родни и оставит наследство. Интриганы плели интриги, дуэлянты искали ссор, дамы бессовестно флиртовали, кавалеры искали лёгкой любви, здесь же устраивали пари, бились об заклад, проигрывали в карты фамильные замки, в общем жизнь кипела.

Массимо по роду своей службы и по знатности древней фамилии имел право входа во все покои герцогского дворца. Во дворце Массимо вступал в ничего не значащие разговоры и постепенно понял, что пока герцог не знает ничего о том, чем закончилась миссия ди Альберто.

«Какие нынче новости в столице?,
Завёл Массимо светский разговор. –
Кругом такие милые девицы,
Какие кружева, какой узор.

Что говорят о доблестных гвардейцах?
И где теперь их бравый капитан?
Уехал по делам? Так вот куда он делся.
Эх жаль , что я на встречу опоздал.

Да быть того не может, герцог лично!!!...
Послал его в далёкие края?...
И цель никто не знает, как обычно...
И Пьетро ждут назад на склоне дня...

Откуда стало это мне известно ?...
Да во дворце есть уши и у стен...
А почему вам это интересно...
Да просто видеть я его хотел...

Массимо вышел из дворца, вскочил на коня которого держал один из гвардейцев под уздцы и поскакал по ночному городу к гостинице «Тосканский боров»,  где в комнате ди Альберто застал заплаканную Лукрецию.

«Лукреция, прошу у вас прощенья
За поздний неожиданный визит,
У нас минута только для общенья,
Вам дальняя дорога предстоит.

В столице скоро будет неспокойно
Для всех, кто с ди Альберто близок был,
Он любит вас , по вас одной тоскует,
И торопить с отъездом попросил.

Берите только то, что очень нужно,
В дороге без чего не обойтись,
Возможно, что придётся даже трудно,
Терпением придётся запастись.

Возможно, Пьетро будет арестован,
Но деньги и друзья помогут нам,
И если вам расскажут, что казнён он,
Не верьте злобным, черным языкам.

Там у гостиницы уже стоит карета,
И человек надёжный правит ей,
Он будет мчать до самого рассвета,
И сможет спрятать вас от злых людей».

Масимо, усадив Лукрецию в карету, умчался в ночь.
 
Ди Альберто услышал на пустой ночной дороге, топот копыт. Возле старой ветлы скакун замедлил свой ход и хриплый знакомый голос позвал капитана.  «Синьор ди Альберто, это я, Джакомо Пуччини, синьор капитан, отзовитесь....»

ди Альберто:

«Ну что же вы кричите среди ночи,
Я слышу всё и к вам уже иду,
Бродили тут ищейки вдоль обочин,
Я вас давно и с нетерпеньем жду.

Вы, мэтр Пуччини, много лет хранили
Такую тайну, что могла взорвать
Спокойствия, устои в нашем мире.
Искусно удалось вам роль играть.

Я видел старика, что Федерику
Вам в тяжкий год когда-то поручил,
Я бы его к святым причислил ликам
Лучано и его злодей сгубил.

В столицу поутру я должен ехать,
И герцогу, что вызнал, рассказать.
Похоже намечается потеха,
Нам многое придётся испытать.

Мой план таков: узнавши, кто невеста,
Наш герцог тут же свадьбу объявит.
Не подают горячим блюдо мести,
Сперва его придётся остудить.


А это значит, что приготовленья
И к свадьбе, и к побегу предстоят,
Я думаю, что герцога невеста,
Должна смирить пылающий свой взгляд.

И лишь, когда уверенный в победе,
Наш герцог под венец уже пойдёт,
Сражённый неожиданно булатом,
Свою он смерть от рук жены найдёт.

Я буду рядом и спасти сумею
И Федерику, и себя, и вас.
Пока нас хватятся, уже умчать успеем,
Решайтесь, мэтр, решайтесь сей же час.

Прямых потомков герцог не имеет,
Начнётся свара за его престол,
А мы тем временем уж будем в Тренте,
И сможем, если надо, дать отпор.

На мир честной Лучано мы ославим,
Как Федерики он отца сгубил,
И коль никто за деву не вступился,
То час её возмездия пробил.

Ответного решенья жду от вас.
Кто дочь от поругания спасёт?
Иль тот, кто всю её семью сгубил,
Ответа перед ней не понесёт?

Но этот план как запасной, не больше,
Я о дворянской чести говорю,
Я не смогу терпеть злодея дольше
И не пущу Лучано к алтарю.

Как только о поездке доложу я,
Перчатку брошу дядюшке в лицо,
И шпагою своей отсалютую,
Проткнув гнилое сердце подлеца».

Джакомо Пуччини, с возрастающим волнением слушавший Пьетро, с болью в голосе произнёс слова , которые капитан ожидал от него услышать.

Джакомо Пуччини:

«Я стар, уже мне нечего терять,
Для Федерики я не пожалею жизни,
Вам, капитан, могу я доверять,
Лучано уж давно на свете лишний.

Я всё ей рассказал, и дочь моя решила
Отмстить за честь фамилии своей,
Лишь только бы вас там не погубили,
Себе я ваших не прощу смертей.

Честолюбивы, молоды, упрямы,
Что вам советы старого вдовца,
Я дам вам деньги и большие связи,
И пусть наш зверь несётся на ловца.

Я во Флоренцию сейчас же дочь отправлю,
Мы будем жить, как будто мир во всём,
И ждать теперь, я думаю, недолго,
Когда закончится история венцом.

Вас от дуэли отговаривать не смею,
Но коль темница не страшит совсем,
Подумайте, что в герцогских застенках
Палач не погнушается ничем.

Да, я богат, и деньги я ссужаю
И герцогу, и всем его друзьям,
И информацию я тоже получаю,
Надеюсь, быть полезным в этом вам».

Джакомо откланялся и пошёл по тропе обратно к дороге.

До рассвета было ещё далеко, и ди Альберто, прислонившись спиной к стволу дерева, слегка задремал, но привычный к суровой походной жизни, он сразу почувствовал неподалёку чьё-то присутствие. Вскочив на ноги и обнажив шпагу, Пьетро чуть не проткнул опешившего от такой прыти Массимо, который только –только, стараясь ступать бесшумно, подошёл к старой ветле.
Массимо едва успел увернуться от шпаги капитана и, рассмеявшись промолвил:

«Мне следовало прежде пошуметь,
Чтобы врасплох солдата не застать,
Ты, как на вертел, мог своею шпагой
Меня, как куропатку, нанизать.


Ну, слушай новости: я всех предупредил,
Был во дворце, и у твоей красотки,
С купцом Пуччини тоже говорил.
Крутился словно чёрт на сковородке,

Купил шестёрку резвых скакунов,
И шпаги две, и новых пять пистолей,
И несколько метательных клинков,
Всё, что нам пригодиться в ратном поле.

А во дворце тебя похоже ждут
Со дня на день, а, может быть, и раньше,
А про дуэль с Алонзо ни гу- гу.
Похоже дело не совсем пропаще.

Придешь, доложишь, вызовешь и всё,
Тебе ли с ним не сладить на дуэли,
В таких делах тебе всегда везёт,
Перчатка, вызов, и клинки запели.

Я ж вдоль аллеи герцогского парка,
Вдоль стен ходить и ждать тебя берусь,
И если что, ты только свистни громко,
Я вмиг тебе на выручку примчусь».

Ди Альберто, выслушав Массимо, решил сразу мчаться в столицу. Для отдых оставалось несколько часов, восток уже окрасился багрянцем. Вперёд в "Тосканский боров"

 



                Глава 14. Коварство Герцога.

Лукреция никак не могла прийти в себя после столь поспешного бегства из города. Вспоминая слова Массимо, она все больше тревожится за жизнь любимого. Выходит на крыльцо деревенского дома, в котором её приютили, и смотрит вдаль на извилистую дрогу.

«Невыносимо долго быть в разлуке.
Устала я в неведенье томиться.
О, если б были крылья, а не руки.
К нему бы полетала словно птица.

Узнать бы, где он? Ранен иль убит?
Кто я, счастливая жена или вдовица?
Пусть хоть любовь моя к нему летит!!!
Как жаль мне, Господи, что я не птица

Пускай любовь залечит его раны
И от удара в спину защитит,
Теплом согреет в холода, в туманы
И поцелуем жажду утолит.

Скорей вернись, любимый мой супруг.
Спаси от скорбных мыслей и тревоги.
Хочу, чтоб были ровными дороги,
Ведущие тебя ко мне, мой друг».

Проснувшись за полдень в гостиницу, Пьетро и Массимо на скорую руку позавтракали гусиной печёнкой, сыром и кислятиной, которую хозяин гостиницы выдавал за лигурийское белое. Облачившись в камзолы и плащи тосканской гвардии, отправились во дворец Их Светлости Великого герцога Тоскана, Парма и Модена Лучано II Ланца из Савойской династии.
Ди Альберто отправился на доклад к герцогу, а Массимо прогуливался по аллее под самыми окнами кабинета Его Светлости.

Подойдя к покоям герцога, капитан обратился к дежурившему у дверей лейтенанту.

«С докладом ждёт меня Их Светлость –
Так будь любезен доложи,
Что прибыл Пьетро ди Альберто,
Давай, дружище, поспеши».

Гвардеец скрылся за массивными резными дверями герцогских покоев и, через пять минут явившись, сообщил ди Альберто.
«Мой капитан, вас герцог примет
Не раньше, чем чрез полчаса,
Сейчас он там немного занят,
Просил ждать около поста».

Ожидать в комнате дежурного охранника перед покоями герцога пришлось не менее двух часов, но это было привычной работой всех гвардейцев, несущих службу во дворце. Пьетро уже начал клевать носом, сидя на подоконнике, как открылись двери, и в комнату вошёл Их Светлость Герцог Тосканский Лучано II Ланца.

Герцог:

«Ах, дорогой маркиз, примите извиненья,
Что я заставил вас так долго ждать.
( полный титул Пьетро ди Альберто - маркиз ди Бриенца, граф ди Арона ди Анжера, сеньор ди Канкеллара )
Теперь прошу без промедленья,
Повествование начать.

Нашли ли вы мою невесту,
Жива ль она в конце концов?
Не нахожу себе я места,
Узреть скорей её лицо!“
 
 ди Альберто ответил герцогу следующими словами:

«Да, я нашёл, мой герцог, Федерику,
Узнав намного больше, чем хотели:
Про род её, про земли, про убийства,
Как вы её родных не пожалели.

Как в подлом сговоре, претящем дворянину,
Мой герцог истребил сей древний род,
Как Федерику, божью сиротину,
Спас от погибели простой народ.

Потом она с попутным караваном
Купцов заезжих оказалась здесь,
Забвенью титул и происхожденье
Был вынужден предать её отец.

Да вы с ним, герцог, много лет знакомы.
Он деньги вам ссужает при нужде.
Пуччини мэтр, призрев ваши законы,
Служил маркизе в счастье и в беде.

Про подлость вашу, герцог, мне известно,
И скоро мир узнает обо всём:
Вы оказались удивительно бесчестны.
На белом свете нам не жить вдвоём.

Не меньше вашего мой род в Тоскане знатен,
В родстве мы с вами, герцог, состоим.
За подлость кровью дворянин заплатит,
На том стояли и на том стоим».

 Герцог всё более хмурясь, выслушал доклад ди Альберто и едва слышно промолвил.

«От многих знаний - многая печали,
Умнее было бы, маркиз, вам промолчать.
Я мог бы вас возвысить над родами.
Как вы меня посмели оболгать?!

Вы мою честь дворянскую задели,
Battersi in duello мio signori,
Сейчас договоримся о дуэли,
И пусть рассудит нас сама история».

Герцог направился в сторону лейтенанта, который явно скучал на другом конце кабинета, и так как разговаривали господа негромко, гвардеец не подозревал, какая буря только что разразилась в Тоскане. Подойдя к лейтенанту герцог отдал распоряжение, от которого лицо дежурившего в покоях вытянулось, он со страданием посмотрел на ди Альберто и вышел вон.

Герцог вернулся к Пьетро и продолжил:

Сейчас придёт мой личный секундант –
Решим о времени, о месте, об оружье,
В таких делах он истинный педант,
И в этот раз он мне опять послужит.

Через несколько минут вернулся лейтенант и с ним ещё 10-15 гвардейцев. Ди Альберто понял, что герцог обманул его и сейчас состоится арест. Отточенным движением Пьетро обнажил шпагу и встал в боевую позицию.

Вошедшие в кабинет гвардейцы оказались недоумении: им приказывают арестовать своего капитана. Они стоят в замешательстве и не реагируют на приказы герцога. Гвардия набиралась исключительно из дворян, и у каждого офицера имелось ясное понятие о чести и бесчестии. Бесчестно было нападать пятнадцати на одного. Тогда заговорил сам Пьетро ди Альберто маркиз ди Бриенца , граф ди Арона ди Анжера, сеньор ди Канкеллара .
 
«Друзья мои, синьоры, кавальери,
Наш герцог своё имя обесчестил,
Утратил он приятные манеры,
В душе его клокочет пламя мести,

Был вызван мной на честный поединок
На шпагах, на копье иль на кинжалах.
Он струсил и решил позвать подмогу,
Но всё равно я вырву его жало.
Чтоб вас не подвергать большому риску,
Не проливать напрасно вашей крови,
Я подчинюсь, но позже всех по списку
Лучано Ланца в каземат пристроит.

Клинок мой не подвергнется бесчестью,
Его отец вручил мне, умирая,
В окно я шпагу выброшу на счастье,
Пускай нашедший его имя вспоминает».

Стоявший под окном Массимо слышал всё, что говорил ди Альберто, как не горько ему было это сознавать, но в данный момент его помощь Пьетро пока была не нужна. Всё шло по плану. Гвардейцы разнесут по городу весть, что герцог и капитан гвардейцев собирались сойтись на дуэли, но Лучано Тосканский из-за трусости и коварства обманом захватил ди Альберто и посадил его в замок. Для этой цели подходил лишь один замок Борго-Сан-Лоренцо, известный своими бездонными казематами, где когда-то добывали камень для строительства крепостей и дорог.

Массимо, озираясь по сторонам:

Так... вот и шпага Пьетро у меня,
Теперь в глаза и уши превращаюсь,
Как только ди Альберто повезут,
Я в путь на отдаленье отправляюсь.

Лишь вызнаю, куда он заточён,
Скачу к Джакомо, и с его деньгами
Любой тюремщик будет мной смущён
Посулом щедрыми, сладкими речами.

Попросят сколько, столько и дадим,
А там сочтёмся. Жадность их погубит.
Пока до свадьбы время ещё есть,
Сидеть маркизу там вольготно будет.

Ага, вот кавалькада из ворот,
И двадцать всадников его сопровождают,
Судьба опять повёрнута афронт,
Но мы судьбе рога пообломаем».

Сказав последнее слово, Массимо пришпорил коня и, соблюдая довольно большую дистанцию, пустился вслед за каретой, сопровождаемой двадцатью гвардейцами.








                Глава 15. Замок Борго-Сан-Лоренцо.
Географическое отступление  Замок Борго -Сан -Лоренцо находится в 20 лье от Флоренции, в отрогах Апенинских гор. А как известно читателю, сухопутное льё равно 4445 метрам (1/25 градуса меридиана; 4,16 версты), а если дневной переход лошади составляет не более 10 лье, то скорый на математические расчёты Массимо сразу сообразил, что узник будет ночевать под охраной гвардейцев где-то по середине пути, менять лошадей, конечно, не будут так как 20 скакунов под седло и четырёх запряжённых в карету в дороге практически не достать. И Массимо поехал короткой дорогой, желая обогнать кавалькаду. Они встретятся на постоялом дворе в Лонда Контеа (Londa Contea) .

Массимо, напевая песню и радуясь начавшейся компании, едет вслед за ди Альберто, тихо мурлыча себе под нос незамысловатую песенку:

«Мой скакун несёт меня, как ветер,
Над холмами солнца диск парит,
У Тосканца гордость есть, поверьте,
Он всегда за честь свою стоит,

Если оказался друг пленённым,
Я на помощь полечу стрелой,
Встанет враг коленопреклонённым,
Сам распоряжусь его судьбой.

С другом ты окажешься сильнее,
Друг на выручку всегда готов,
С другом и веселье веселее,
И не нужно с другом лишних слов...»

Массимо напевал нехитрый мотивчик и размышлял о дружбе.

К вечеру лейтенант Массимо ди Козимо Инганнаморте добрался до местечка Лонда Контеа. А так как сопровождали пленника тосканские гвардейцы, он спокойно подошёл к лейтенанту, командовавшему конвоем, и, сказав, что послан герцогом в замок с целью обеспечить достойный приём узнику, присоединился к гвардейцам, сидевшим за скудным солдатским ужином. Заказав всем вина и закусок, Массимо подошёл к ди Альберто, сидевшему в одиночестве в углу помещения. Руки и ноги его были связаны, и поэтому он не слишком привлекал внимание своей охраны.


Массимо:

«Мой капитан, всё движется по плану:
Я вплоть до замка вас препровожу,
А позже деньги делать дело станут,
Я даже всё забавным нахожу».

Пьетро:
«Мой друг, прошу тебя серьёзней
Ко всей затее нашей относись:
От нас с тобой зависит много жизней,
Сто раз обдумай всё, не торопись.

Всё подготовь, поговори со всеми,
Предупреди, продумай, разгадай,
В победе над бесчестьем нет сомнений,
Пока же всё, мой друг. Иди. Прощай».

Массимо отошел от Пьетро и включился в разговор гвардейцев, оценивавших прелести заказанного им "Кьянти".

Глава 16. Решение Федерики.

Негоциант Джакомо Пуччини в своём доме во Флоренции беседует с Федерикой.

«Поверь мне, Федерика, будь любезна,
Моим сединам и моим годам:
Ты для меня всегда была маркизой,
И я тебя в обиду не отдам.

Давай уедем далеко за море:
Купцы везде имеют свой барыш.
Ну откажись, ведь это так опасно,
На волоске висит вся наша жизнь».

Федерика, ещё раз выслушав Джакомо, ответила, что уже всё решено и отступать некуда, и теперь надо подумать о сидящем в крепости Пьетро ди Альберто и готовиться к решающим событиям...

Федерика, беседуя с отцом, подходит к зеркалу..

«Отец, сама себя не узнаю.
Где та безвольная и глупая вертушка,
Которая порхала, как в раю
И глазки строила военным, как простушка?

Маркиза я! И кровь моя кипит!
О том, что род постигло наш бесчестье.
Ведь я наследница! Должна я отомстить!
И все мечты мои о сладкой мести.

Получит герцог все свое сполна:
И земли, и наследницу невесту,
И пышной свадьбы будет кутерьма,
Она придется очень даже к месту!

Отец, не бойся, мне не ведом страх,
Доверься дочери свой любимой.
Жить прежней жизнью больше не судьба,
Маркизе быть купчихою постыло.

Пусть наша жизнь не стоит ничего,
Но Пьетро ради нас своей рискует,
Помочь нам может только колдовство,
Предать его, конечно, не смогу я.

Давай о свадьбе все сейчас решим,
Осталось времени уже совсем немного,
Лукреции письмо моё пошли,
Пусть завтра собирается в дорогу.

Подружкою пусть будет у меня
На этом трижды проклятом обряде,
Я так хочу сейчас её обнять,
Ах, как родной Лукреции я рада.

Найди скорей фамильный мой кинжал,
Когда-то в детстве я его видала,
Над ним ты молча слезы проливал,
Но почему? Дитя не понимала..

Его я спрячу на своей груди,
И если план случайно вдруг сорвется,
Не будет жизни больше впереди:
Мне умереть во цвете сил придётся.

Прошу, отец, ты только поспеши
Мне драгоценности фамильные доставить.
Как тетива, звенит струна души,
Мне смерть свою уже легко представить».

Джакомо выходит и оставляет Федерику одну. Федерика обращает свой взор к иконе.

«Мадонна, сжалься, дай мне силы
Пройти все с честью до конца.
Мечтала я о свадьбе с милым,
Но не с убийцею отца!

Не суждено мне видеть счастье:
Лежит проклятие на мне.
Пусть будет счастлив ди Альберто
С Лукрецией своей вполне.

Ну что ж, рыдать мне не пристало,
Прочь слабость, сила мне нужна,
Всё, что судьба мне нагадала,
Испить до донышка должна».

В ожидании Лукреции засыпает в кресле.


Глава 17. Не время плакать.

На следующий вечер кавалькада подъехала к замку Борго -Сан –Лоренцо. Прилепившийся на краю глубокой пропасти замок являл собой жуткую картину: отвесные скалы, переходящие в крепостные стены, уходили ввысь; тяжёлые тучи задевали шпили и крыши орудийных бешен; подъёмный мост держали тяжеленные кованые цепи толщиной в ляжку хорошего быка. Ди Альберто подумал, что эту крепость штурмом брать бесполезно, только осадой или осадными орудиями, метающими золотые дукаты. Переглянувшись с Массимо, капитан ступил на гулкий замковый мост.

Ди Альберто проходя по мосту.

«Мой верный друг, прощайте и до встречи,
Меня жалеть не надо, грядёт последний час,
За голову мою, поставьте в церкви свечку,
Уже гудят набаты по каждому из нас.

Сырые казематы заменят мне свободу.
И солнца луч последний сейчас с небес сверкнёт.
Чтоб мир быстрей покинул, поставят хлеб и воду,
Пока мне чёрный ангел песнь смерти не споёт.

Я буду вспоминать любимую когда-то,
С которой нас не смог соединить творец,
Я ей хотел дарить рассветы и закаты,
И за руку пойти с невестой под венец.

Я буду вспоминать мгновенья нежной ласки,
Её хрустальный смех и сердца теплоту,
Ах, если б раньше знать трагедию развязки,
Я бы тогда сумел сберечь свою мечту».

Пьетро , который с тринадцати лет воевал в разных компаниях, чуть не заплакал от несправедливости жизни. Он шагнул в неизвестность, но если вы думаете, что Пьетро посадили на цепь в самом глубоком каземате замка, где по полу ковром разбегаются крысы, по стенам сочится вода и луч солнца никогда не заглядывает в камеру узника, то вы ошибаетесь.
Звон золота, обещанный коменданту крепости мэтром Пуччини и имя узника, проторили ему дорогу в одну из башен замка, откуда открывался вид на долину, лежащую у подножья гор. А комендант лично распорядился кормить маркиза со своего стола и развлекал его новостями о жизни в провинции.

Лукреция, получившая письмо от Федерики с рассказом о том, что она выходит замуж за герцога, а ди Альберто заточен в тюрьму, не мешкая отравилась в дорогу и к вечеру была уже в доме Федерики. Слуга проводил её в спальню маркизы. Федерика, стоя у окна, поворачивается на звук открывающейся двери, видит входящую Лукрецию. Девушки бросаются друг к другу, заливаясь слезами.

Лукреция сквозь слезы:

«Я вся горю и душно мне.
Дышу, а воздуха всё мало,
Я, словно в адовом огне,
От тяжких дум уже устала.

За что в тюрьму он заточён,
Чем прогневил опять тирана?
На боль, страданья обречен,
И кровоточащие раны.

Писали мне о свадьбе вы,
Ответьте, душу не томите.
Но вы в слезах и так бледны,
Ну, хватит плакать, говорите…»


Федерика:

«Массимо повезло узнать всю правду
О том, что в замке у Лучано приключилось.
Наш Пьетро рассказал, что он разведал,
Чем вызвал герцога лютейшую немилость.

Лукреция, ты сильной стать должна,
И вытри, милая, скорее слезы!
Аллюром, закусивши удила, 
И прочь все романтические грезы.

Альберто твой сейчас сидит в тюрьме.
И что б живым пришлось его увидеть,
Сейчас поможешь ты со свадьбой мне,
А после уже можешь ненавидеть.

Тебе уж не соперница теперь,
Отбрось обиды, девичьи сомненья,
Во всё, что я сейчас скажу, поверь,
И в путь готова будь без промедленья.

Должны мы уложиться в краткий срок,
И чтобы было все готово к балу.
Ты отвезёшь сейчас моё письмо
К сеньору ди Козимо на заставу.

Пусть начинает собирать отряды,
И подскажи, чтоб денег не жалел,
Недолго герцогу Лучано ждать расплаты,
Страданиям положен свой предел.

Потом сама найдешь портних приличных
И самых лучших златошвеек к ним,
Так,чтобы платья наши вышли фееричны.
Придворных дам с тобою мы затмим!»

 Федерика и Лукреция проболтали далеко за полночь.Утром Лукреция, успокоенная уверенностью Федерики, ушла , чтобы выполнить её вчерашние поручения.

               


Глава 18. Пленник.


Как-то вечером, сидя за бокалом игристого кьянти, Пьетро ди Альберто спросил у коменданта крепости, известна ли ему причина заточения капитана Тосканских гвардейцев.

Пьетро:

«Любезный комендант, скажите мне на милость
Ведь вам известно, почему я здесь?
Приказ вам видеть сударь, конечно, приходилось,
Где на моей свободе ставлен жирный крест?»

Комендант:

Ну что вы, сударь, это же секретно,
Там на конверте герцога печать,
И вензель я его в конце приметил,
И по гроб жизни должен я молчать».

Пьетро:

«Надеюсь, с вами мы поймем друг друга,
Мой кредитор сомненья устранит,
И будет нами помнима услуга,
В том моё слово крепко, как гранит.

Любой каприз, любые ваши планы.
У вас ведь дети, а земли чуть-чуть,
Я устраню недразуменья эти,
Вам обеспечу старость как-нибудь».

Комендант достаёт конверт из-за обшлага камзола и, слегка смущаясь,  протягивает капитану.

«Синьор, извольте, сей конверт со мною,
Он ценен, как и ваша честь,
Я тайну государства вам открою,
Моё вниманье к вам прошу учесть».

Пьетро берёт конверт и достаёт из него сложенный вдвое листок надушенной бумаги.

«Я, Божьей милостью владыка всей Тосканы
И прочая, и так тому и быть,
Для блага моего повелеваю:
Маркиза ди Альберто заточить.

Причина в том, что скоро моя свадьба –
Ей ди Альберто может помешать,
Он юношеской ревности подвержен,
Он о невесте о моей посмел мечтать.

Как только обрученье состоится
И он поймёт, что я здесь господин,
То дольше заточенье не продлится,
И я ему верну гвардейский чин.

За Пьетро ди Альберто присмотрите,
Он дорог мне почти, как сын родной,
Но если, он сбежит, мой друг, учтите...
То вы тот час проститесь с головой».

(Лучано II Ланца, герцог великого герцогства Тоскана, Парма и Модена).
Комендант хитро улыбнулся и подмигнул ди Альберто:

«Маркиз, вы сердцеед прожженный просто,
Я хоть невесты герцога не видел,
Но если б на мою смотрели косо,
Я б тоже люто вас возненавидел.

А наш добрейший, гордый герцог Ланца
Решил ваш дикий норов остудить,
Монаршей свадьбы непременно после,
Приказ пришлёт вас, monsignore, освободить».

Ди Альберто даже закусил губу, чтобы не вскрикнуть от отчаяния. Каков прохвост! вызов на дуэль герцог свёл к банальной вспышке ревности. Теперь слухи, расползающиеся по герцогству, объяснят его заключение  попыткой одного мужчины уберечь свою честь от посягательств другого без кровопролития. Конечно, это претит законам рыцарства, но не подвергает жизнь герцога опасности.

Ди Альберто:

«Мойкомендант, в письме – всё ложь,
С невестой герцога я сам едва знаком.
Словам Лучано веры нет на грош,
Я по иной причине под замком.


Лет 20-25 тому наш герцог подлость совершил,
Надеялся, что выживших уж нет.
Но в дальней стороне старик до сей поры дожил.
Он и пролил на дело это свет.

Лучано заплатил баронам из-за Альп,
Чтоб разорили дивный край,
Там герцога ди Альто пронзила вражья сталь,
И вся его семья попала в рай.

Лишь дочь спаслась стараньями людскими,
И много лет в неведенье жила.
Родители приёмные взрастили,
Но правда о семье её нашла.

Теперь она – маркиза и невеста,
И выйдя замуж за владетеля Тосканы,
Все пахотные земли, все поместья,
Она отдаст презренному Лучано.

Вы побледнели, комендант, и испугались.
Теперь молчать придётся вам до срока,
Но если герцог вдруг прознает! Вы попались!
О-о-о, месть его окажется жестока.

И мой рассказ забудьте непременно,
Теперь вы знаете всю правду о Лучано,
А кормят здесь у вас, сеньор, отменно,
И «Кьянти» неплохое, как ни странно».


 Пьетро отхлебнул из бокала и предложил коменданту для смены обстановки сыграть в карты. Через несколько минут и несколько бокалов вина комендант немного успокоился даже пытался шутить. Что он будет молчать, Пьетро не сомневался, такие тайны стоят как минимум головы, а этого вполне достаточно.




               

                Глава 19. План Герцога.
 
Кабинет во дворце Их Светлости Герцога Тосканского Лучано II Ланца

Герцог, размышляя вслух:
«В день свадьбы быть отравлен должен!!!
 Я до сих пор огнём горю,
 Такую дерзость, право слово,
 Я даже ПАПЕ не прощу. (имеется ввиду ПАПА Бенедикт VI, крестится, глядя на распятие).
 И пусть всё будет аккуратно,
 Кровь в этом деле не нужна,
 Цикуты щепоть многократно,
 Улучшит изыски вина.

 И поручу всё коменданту.
 Он к послаблениям горазд.
 Слыхал я, что он к арестанту
 Благоволит и Нас предаст.

 Пусть сам подаст ему отраву,
 Пусть тост предложит за меня,
 А после учинить расправу.
 Пусть комендант умрёт не зря».

Стоявший у дверей кабинета гвардеец услышал только первую фразу «В день свадьбы быть отравлен должен» и сразу же отошёл от двери, чтобы его не заподозрили в подслушивании, а так как многие гвардейцы сочувствовали своему капитану, то вечером  об этом разговоре уже знал Массимо, а на следующий день надёжный человек уже скакал к замку Борго-Сан-Лоренцо и ди Альберто был настороже.

Лукреция сделала все, о чем просила Федерика. Осталось лишь одно поручение: платье к свадьбе. Глупышка, на мгновение забыв о всех бедах, свалившихся на нее, с мечтательной улыбкой на губах размышляет о подвенечном платье:

«Для женщины наряды выбирать –
Приятнейшее действие на свете.
Ни что к себе не манит так меня,
Как ткани светло-голубые эти!

Хотя… пурпурные – цвета любви,
А белый – символ верности и чести,
Прекрасен отблеск утренней зари,
Звучащий трелью соловьиной песни.

Ну как же выбрать свадебный наряд,
Когда расцветок изобилие такое,
Когда шелка и бархаты манят
Даря нам наслажденье неземное?

Возьму на туфли розовый атлас.
На платье – нежно-белый аксамит,
Он подойдёт к сиянью дивных глаз,
А стать и благородство оттенит.

Ажур пойдет на линию груди,
И Федерика розой расцветёт,
Смогу в причёску жемчуга вплести:
Ей жемчуг замечательно идёт».

Крутится у зеркала, прикладывая выбранные ткани. Вспоминает, зачем она здесь.
Улыбка покидает девичье лицо.

«Красив и горестен мной выбранный наряд,
Но может стать он саваном несчастной.
Кто знает, что нам звезды говорят.
Победа, или смерть – пока еще неясно».

Лукреция заказывает платье и возвращается в дом Федерики.

Лейтенант Массимо ди Козимо Инганнаморте мотался между двумя герцогствами, как паром между берегами рек. Время поджимало, срок свадьбы был назначен. На свадебную церемонию такого видного вельможи, как герцог Лучано Ланца, должны были собраться гости самой высшей дворянской пробы. Соответственно безопасность персон будет беспрецедентна. И подобраться близко к герцогу будет не так-то просто.

Массимо:

«Готово всё, все предупреждены.
Дворянство Трента ждёт свою маркизу,
Банкирам веские гарантии даны,
Пусть всё случится гладко, без сюрпризов.

Уже ссужают латифундиям финансы,
Товары закупают на prestito (заём (итал.).
Под знаменем уже стоят повстанцы,
И коль случится, выступят открыто.

Всего за месяц с деньгами Джакомо
И с мудрым планом Пьетро ди Альберто
Всё вроде получается толково.
И, может быть, когда-нибудь воспето.

Флоренция уже полна гостей:
Маркизов, графов, прочих кавальери.
Котёл кипящих, бешеных страстей!
Похоже к свадьбе мы едва поспели.

Теперь остался только капитан,
Ему грозит от отравленья гибель,
Но я за Пьетро свою жизнь отдам,
Ему я ангел буду и хранитель.

До свадьбы остаётся десять дней,
И в эти дни враг будет не опасен,
А там в дорогу свежих лошадей –
Побег готов, и мир вокруг прекрасен!»

Массимо въехал в город и повернул коня на улицу Менял, где стоял богатый дом мэтра Пуччини.

Комната Федерики. Лукреция вернулась от модисток.

«Маркиза, Массимо я не нашла,
Но ваше платье заказала,
Я выкройку модисткам отнесла,
Которая осталась после бала.

Такие ткани, рюши, кружева,
Такая талия, такие плечи,
У герцога вскружится голова,
И он забудет обо всём на свете»

Федерика смотрит в окно, отвечает, не поворачивая головы, говорит с сарказмом:

«Спасибо, милая моя подруга,
Порадуем нарядом жениха,
Ведь родились мы друг для друга...

Поворачивается к Лукреции:

Надеюсь, будут бархат и меха?»

Лукреция подходит к окну, у которого стоит Федерика.

«Я вижу вам совсем не интересно,
В чем вы пойдете завтра под венец,
Печаль в глазах и горьким мыслям тесно»

Смотрит в окно и видит подходящего к дому маркизы Массимо.

«Ах, Федерика, вот он, наш гонец!!!»


Глава 20. Федерика открылась Массимо.


Подъехав к дому Пуччини, Массимо заметил на углу странную фигуру мужчины, закутанного в плащ. Мужчина натянул на голову капюшон и делал вид, что рассматривает вывеску трактира. На противоположной стороне улицы слонялся какой-то пьяница, одетый в лохмотья, но сапоги у него были со шпорами и совсем новые. Странно, уж не следят ли за домом мэтра Пуччини…

Войдя в дом, он первым делом отправился в покои Федерики.

Массимо:

«Моё почтенье, милая маркиза,
Мademoiselle, я скакал два дня,
И думаю, вполне достоин приза,
А Ваша свита будет здесь на днях.

Дворянство Трента плачет и ликует,
Что Ваша Светлость наконец нашлись,
Конечно, кое-кто слегка тоскует,
Что их мечты на трон оборвались.

А в целом все вассальные дворяне
Готовы присягнуть на верность Вам,
И в Тренте ждут принцессу с нетерпеньем:
В день свадьбы будет людом полон храм.

Вот письма от виконтов и баронов,
Которые спешат прибыть сюда,
Возможно, среди них есть и шпионы,
Но, в общем, неплохие господа.

Они, как дети, двадцать лет не знали,
Как жить без истинных правителей своих,
И ежегодно просто разоряли
Живительный земли своей родник.

За двадцать лет сломали много копий
За земли Ваши, за престол, за Трент,
И наконец-то поняли бедняги,
Что Ваша Светлость их спасёт от бед.


Уж коли человек помазан свыше,
За сей предел ему и отвечать,
Пока я ездил, разговоры слышал,
Что всем народом будут Вас встречать».

Массимо подходит к окну и, слегка отодвинув тяжёлую бархатную портьеру, говорит сам с собой.

«Ещё заметил, что ворота дома
Прожечь глазами могут невзначай;
На улице Менял двух незнакомцев
При въезде я случайно повстречал.

Один в жару закутан в плащ по ноздри,
Другой же шпорами искрит по мостовой,
Похоже, это герцогские козни.
Пусть сторожа нарушат их покой.

Пускай дубинами по спинам погуляют,
Да попытают, кто послал, зачем,
Быть может, Вас маркиза охраняют,
Тогда пустое, в этом нет проблем.

А коли слежка, то в подвалы дома
Пускай сидят оставшиеся дни.
Чем обстановка меньше им знакома,
Тем проще свою тайну нам хранить».

Федерика - Массимо:

«Массимо, друг, ты сделал даже больше,
Чем я могла с надеждой ожидать,
Участие, и преданность, и честность
Сумел ты верной дружбой доказать.

Тебе как другу я могу признаться,
Что подданных меня гнетёт любовь,
Сомнений тяжкий страх меня терзает,
Трентино земли возродятся ль вновь?

Да кровь во мне течет маркизы,
Но мэтром я воспитана была,
Лишь только для семейной тихой жизни,
Смогу ли в Тренте я вести дела?

Достанет ли ума, уменья, хватки
Мне целым государством управлять?
Отбить врага военные нападки,
Из праха пашни и дворцы поднять...

Быть может, скоро в вечность кану,
Когда придёт отмщенья час,
Вдовою герцога предстану,
Навеки потеряю Вас.

А Пьетро... даже не любила,
Лишь развлеклась с ним игрой,
Прозрев, мужчину оценила,
Вас, и не смейтесь надо мной.

Лишь Вы мне придаете силы,
Чтоб довести все до конца...
И только вам доверить в силах,
Правленье землями отца.


Но если сердце несвободно,
Я  не ропща, приму свой крест,
И буду тихо жить вдовою,
В местах, где правил мой отец.

Я не прошу у вас ответа,
Когда до цели два шага,
Погибнуть можем все при этом
От рук коварного врага,

Я свою жизнь Вам доверяю,
Клянусь послушной быть во всем,
И если чувство в вас взыграет,
Я стану Вашей,  мой синьор».

Федерика, окончив речь, отошла к окну и замерла, сложив на груди руки.
Массимо в лёгком замешательстве...

«О, Федерика, я не смел мечтать,
Я дружбы для, а не корысти ради.
Развязки нам недолго с вами ждать,
Страну с колен поднять уменья хватит.


Я всё сумбурно, всё я не о том…
Мне трудно в чувствах самому признаться,
И о любви слова идут с трудом…
Обучен ратным делом заниматься.

Маркиза, не волнуйтесь, всё пройдёт,
Всё с белого листа опять начнётся.
На трон Вас ди Альберто  возведёт,
И счастье обязательно вернётся».

Подходит ближе к стоящим рядом Федерике и Лукреции и от волнения переходит на шёпот:

«Я расскажу, что выдумал наш Пьетро,
Я сам в душе большой авантюрист,
Но то, что предложил мне ди Альберто,
Сулит огромный выигрыш за риск.

Известно всем, что он кузен Лучано,
Медичи ветвь до Пьетро разрослась,
У герцога бесплодны все романы,
И значит предстоит борьба за власть.

Из претендентов восемь или девять
Имеют шанс занять вакантный трон.
Пока они мечту будут лелеять,
Гвардейцы здесь отцепят каждый дом.

С банкирами поговорит Пуччини,
Лучано денег не дадут ни те, ни те.
Война и разоренье – две причины,
Которые ведут лишь к нищете.

А у маркиза гвардия и деньги,
Ему-то сколько надобно займут,
И из Флоренции, по воле проведенья,
На нет все претенденты изойдут.

По городам и весям пронесутся
С вестями скорбными гонцы во все концы,
Что наш Лучано больше не проснётся,
Что приняли Лучано праотцы.

Потом просить придётся ПАПУ,
Чтоб он расторг Ваш скорбный брак,
А ПАПА Пий, кузен маркизу,
Не вредный в общем-то чудак,

А если жертвовать на церковь,
То в этом польза несомненна,
Его Святейшество, подумав,
Расторгнет брак ваш непременно».

Лукреция, стоявшая неподалёку от Федерики, не вникала в то, что говорил Массимо: её мысли были лишь о том, что её Пьетро жив, здоров и делает все,  для того чтобы быть с ней.   

«Ах, Массимо, ответь мне, как там Пьетро
В темнице, в заточенье, под землёй?
Не видит бедный солнечного света.
Страдает, от того, что не со мной?


Быть может, я спеку ему печенье?
Вы сможете печенье передать?
Ах, это просто умопомраченье:
О милом ничегошеньки не знать.

Его вы видели ещё совсем недавно,
Он бледен? Кандалами скован он?
Как одиноко там ему, печально!
За что он на мученья обречён?

Как я хочу сейчас к нему в тюрьму...
Пусть сыро там, пусть гадко и темно,
Я на себя все тяготы приму,
Мы вместе будем, всем смертям назло».

Заливается слезами на груди у Федерики.


Глава 21. Человек в плаще.


Кабинет герцога Лучано II Ланца. Перед герцогом стоит тот же человек, которому через два дня предстоит проследить, как комендант замка, в котором содержится Пьетро ди Альберто убьет своего пленника.


Человек в плаще:

«Мой герцог, всё уже готово,
Я завтра отправляюсь в путь,
Потом бокал-другой сухого,
И можно будет славно отдохнуть.

А там глядишь и утром Ваша свадьба,
И новых подданных гудит толпа,
И земли, что тому лет двадцать
Не удался моей казне захват».

Герцог приложил палец к губам и прошипел, что даже в его кабинете могут быть уши у стен, и продолжил прерванную мысль собеседника.

«И час её пробьёт последний,
От Федерики иль другой
Мне нужен будет лишь наследник:
Тогда я обрету покой.

Мне пятьдесят, и я не молод,
Есть и вассалы, и земля,
И за спиной могильный холод,
И в Тренте герцога семья.

Я своей волею и силой
Всем недовольным пасть заткну,
И если нужно, то Тоскану
И Трент повергну вновь в войну.

Я – власть и сюзерен (suzerain ст.фр.) от Бога,
И мне решать, кому и чем дышать,
И попрошу вас перед свадьбой больше
Меня по пустякам не раздражать.

Нет Пьетро, он не интересен.
Есть только я и только я один.
Я не желаю слышать скорбных песен.
Я так решил. Сказал: «Я господин!».

Собеседник герцога с почтением поклонился после этих слов, запахнул плащ и, пятясь, удалился из герцогских покоев.
Прошло некоторое время, и Человек в сером плаще, по-видимому, один из самых приближённых к герцогу Лучано сановников, ну очень похожий на Его Преосвященство Епископа Сиенского, появился у ворот замка Борго-Сан-Лоренцо и сопровождаемый комендантом, проследовал в его кабинет. Сев за стол в качестве хозяина, он уставился на стоявшего во фронт коменданта и промолвил.

«Я слышал вы, синьор, дружны с маркизом,
Я слышал, что облегчили режим
И потакаете, сын мой, его капризам,
А он ведь жаждой мести одержим.

Должны вы, сударь, преданность явить
Престолу, герцогу, а может быть, и выше,
Я лично вас пришёл благословить
Крестом святым, молитвами Всевышним».

Комендант всё больше втягивал голову в плечи и думал , что же от него хочет этот иезуит.

«А просьба, комендант, у нас такая:
Вы пригласите ди Альберто поболтать,
Беседуйте и мирно выпивайте,
А я, сын мой, изволю подавать.

В серебряном фужере от Боккаччо,
Цикуты яд подсыпан будет мной,
И ваша не тяжёлая задача,
Чтоб этот кубок осушил «герой».

Вы побледнели ? Ноги задрожали?
Пугаться, право,нет у вас причин.
Я слышал: вы о титуле мечтали.
И титул есть для вас, и новый чин.

Баронский герб карету вам украсит,
И целый гарнизон вам подчинят,
И ждёт вас впереди не жизнь, а праздник,
Сын мой, ведь вы умеете молчать?

Теперь идите, я устал с дороги,
А завтра утром мне в обратный путь,
В день свадьбы предстоят одни мороки,
Сейчас же я желаю отдохнуть».

Комендант отвёл епископа в комнату, прилегающую к кабинету. Затворив за ним дверь, сел в своё кресло и задумался, вступив в спор со своей совестью…


                Глава 22 Лукреция - девушка из народа.

Лукреция во внутреннем дворике дома мэтра Пуччини, в раздумьях.

«Любимого мне нужно вызволять.
Пусть не умна и денег не имею,
Но красотой могу я крепость взять…
Со стражником одну игру затею:

Немного лести, томный кроткий взгляд,
Намёки, обещания, соблазны;
Пусть губы ярким пламенем горят,
Я буду на словах на всё согласна.

А за любовь авансом попрошу:
Скажу, что ночью ждёт его награда,
Скажу, что непременно согрешу,
Но только пусть он даст свободу «брату».

Воодушевленная своей идеей, Лукреция отправляется в отведенную ей комнату, для того чтобы подготовиться к выполнению задуманного.
Тем временем в дом мэтра Пуччини в поисках дочери приходит торговец всякой всячиной Джузеппе Колетти и сталкивается с бегущей по галерее  Лукрецией.

Джузеппе:

«Девчонка!!! Ты отца совсем забыла,
Покинула, ни слова не сказав.
Ты говорят и честь сгубила,
Приличья и обычаи поправ.

Тебя без матери, один, растил я,
И холил, и лелеял, и берёг.
Ты упорхнула, даже не простившись,
Как ветреный, беспечный мотылёк».

Старик вытирает наполненные слезами глаза и ворчит с укоризной.

«Два месяца ни слуху и ни духу.
И лавку бросить не на кого мне.
Отвесил бы тебе я оплеуху
Или вожжами съездил по спине.

Ты спуталась с каким-то офицером.
О том у нас в округе знают все.
Не дело это, слышишь ты, не дело:
Жить во грехе при всей твоей красе!

Мне к герцогу придётся обратиться,
Своих гвардейцев он подраспустил,
Тебе, распутная, стыдиться б и стыдиться,
Тебя он, милая, уже обрюхатИл ??

Бегом домой, и пятки пусть сверкают.
От глаз чужих мы спрячем твой позор.
Мне на твой грех соседи намекают,
И всё!! На этом кончен разговор».

Джузеппе, выговорившись, немного стал успокаиваться, он понимал, что с девушками его сословия дворяне особо не церемонятся...

Лукреция, оскорбленная словами отца:

«Отец! Я с вами не согласна.
Любить мне Пьетро вовсе не грешно.
Он свет мой, радость, моё счастье!
Быть вместе с ним – мне небом суждено.

Ему не ровня? Что это за бредни?
Я доложу вам правду, наконец:
Не верьте в  пасквильные сплетни,
Пойду  я с ди Альберто  под венец.

Поверьте, в моей маленькой головке
Мозгов ничуть не меньше, чем у вас.
Терпенье, ум, краса и благородство –
Моей покойной маменьки запас.

Пред своей смертью мама рассказала,
Как в одночасье обнищал их род,
Что ты с ней сделал ночью после бала,
Как был зачат греховной страсти плод.

Как маму бесприданницей отдали
(Семья пошла на жуткий мезальянс),
Как обманулась мама и страдала
Всю жизнь свою по самый смертный час.

Всех благородных, папа, не судите:
Не все дворяне в мире подлецы,
Любимый мой – отнюдь не соблазнитель,
А в сплетни верят лишь одни глупцы».

Лукреция в слезах прибегает к Федерике. Та успокаивает ее и открывает ей свой план.

«Лукреция, он прав, твой папа прав!
Сейчас для всех ты – девка из народа,
Которая обычаи поправ,
Забыла, какова ее порода.

Твоя душа наивна и чиста,
Но этого не ценят в высшем свете,
И коль сгореть не хочешь от стыда,
Как должное прими советы эти.

Я наняла тебе учителей,
Они научат даму этикету,
Нет ничего сейчас для нас важней,
Чем быть представленными свету.

Ты будешь фрейлиной двора
И мне единственной подругой.
Кругом интриги и вражда –
Лишь мы доверимся друг другу.

Двор герцога – пчелиный рой,
Смертельно может он ужалить,
Должна сыграть свою ты роль,
Чтоб всех их в дураках оставить.

Пред очи герцога представ
Моею родственницей дальней,
Свой острый язычок оставь,
Стань тихой, скромной и печальной.

И роль твоя не из простых:
Нужны и хитрость, и везенье,
И, чтобы вместе победить,
Проявим адское терпенье.

Теперь иди к себе, ложись,
Дай отдых чувствам напряженным.
До завтра! Мне оставь свечу
На подоконнике зажженной».

Растерянная Лукреция уходит, оставив Федерику одну.

Глава 23. Терзания коменданта замка.

А в замке Борго -Сан -Лоренцо комендант пытался уговорить свою совесть не мешать ему жить.

«Ну разве я ослушаться могу!
Ведь я, представьте, состою на службе,
Да, я симпатизировал ему,
Но далеко ещё до крепкой дружбы.

Да, гнусно, разве кто узнает!?
Потом я замолю сей грех.
Меня епископ сам благословляет,
А я совсем не смелый человек.

Мой род в Тоскане не из знатных,
Детишек и проблем не счесть,
Они ни хуже тех, богатых,
Я ради них забуду честь.

Я передам бокал бедняге,
Ведь он, похоже, обречён
Скорее говорить о благе.
Уж лучше так, чем вешать иль мечом.

Без долгих мук, одним глотком последним
Он тихо отойдёт в загробный мир,
Меж небом и землёй я как посредник,
Я дам ему от жизни эликсир.

Но всё же гадко и противно это,
Ведь дворянин я, совесть, не палач,
О нём, быть может, зарыдает кто-то,
И будет тяжек этот скорбный плач.

А коль не соглашусь, меня убьют
Или сгноят в застенках казематов.
И род мой в землю, словно кол вобьют.
И не встречать рассветов и закатов.

Как тяжек выбор: честь или бесчестье,
Смерть или жизнь, богатство иль позор!
Как мне найти такое равновесие,
Чтоб с совестью закончить разговор?

Убить грешно того, кто доверяет,
Того, кто в твоей власти целиком,
Пусть о поступке мерзком не узнают,
Как с камнем жить на совести потом !!!???»

Комендант страдал в раздумьях несколько часов, пока  Епископ Сиенский мирно почивал в комнате для свиданий. Его разрывали желания подняться  на ступень выше по службе и в дворянской иерархии, но страшило само зло, которое он должен был совершить....

Проснувшийся Епископ зовёт коменданта замка и даёт последние наставления.
Епископ Сиенский:

«Всё, сын мой, пробил скорбный час.
Я стол накрыть велю в надвратной башне.
Пусть видом сверху радуется глаз,
И больше нам маркиз не будет страшен.

Я сам подам ему кувшин с вином,
Налью в бокалы. Ваш, что будет справа.
Смотрите не запутайтесь, сын мой,
В другой бокал подсыпана отрава.

Смелей, мой друг, вас ждёт большой триумф!
И герб и чин, и денег очень много,
Не упадите, не дай Бог! без чувств,
У нас ведь на двоих одна дорога:

К победе, к власти иль в небытие,
В зенит и к славе иль в бездонный омут!
А совесть!? Совесть! это всё враньё!
О детях думайте, о женщине, о доме....»


После этих слов комендант понял, что если он не выполнит приказ, то его семья пострадает, да что там пострадает, может быть, уже сейчас его дети и жена находятся в руках герцога...

Епископ:

«Синьор, теперь я вас благословляю.
Идите с миром, с вами будет Бог.
Я так же, как и вы, сейчас страдаю,
Но совести превыше нашей долг».

Комендант  вышел из кабинета и отдал распоряжение накрыть ужин в надвратной башне и пригласить к столу маркиза.

Стражник выводит капитана ди Альберто из камеры и сопровождает в надвратную башню.

Стражник:

«Мой капитан, вас комендант изволит
На скромный ужин нынче пригласить.
Коль это Вашу Светлость не неволит,
Я вас готов к нему сопроводить».

Стражник и пленник идут по лестницам и галереям замка. У дверей, ведущих с галереи в надвратную башню, стражник останавливается
 и затворяет дверь за вошедшим в башню капитаном.

Пьетро, оглядев комнату взлядом:

«На две персоны в башне стол накрыт 
И в кресле восседает комендант.
Он странно на вошедшего глядит,
И капитану кажется не рад».

При взгляде на коменданта в голове у Ди Альберто проносятся разные мысли…

«Он как-то скован, он отводит взгляд,
Похоже, нынче всё должно случиться.
Что выберут? Кинжал, удавку, яд?
Скорее яд, чтоб долго не возиться».

Коменданту:

«Любезный комендант, merci за приглашенье.
Я было заскучал в тиши своих пенат.
Вы вновь явили мне своё расположенье,
И я признаюсь Вам, тому премного рад».

Комендант слегка сдавленным голосом, откашливаясь:

«Здесь сквозняки, а я слегка простыл.
Я выказать спешу своё почтенье,
О вас я на минуту не забыл.
За скудость ужина прошу, pardon, прощенья.

Откушайте со мной, чем бог послал.
Седло барашка, фрукты, сыр, ризотто.
Слуге скажу, чтоб вина подавал,
Ах, знали б вы, как мне здесь одиноко!

Эй, Труффальдино, подавай скорей,
О, эти вина выдержки отменной.
И гостю кубок до краёв налей,
Он настроение поднимет непременно».

Епископ подходит к столу и наливает вина из кувшина в два кубка, стоящих перед ди Альберто и комендантом. Ди Альберто, поднося кубок ко рту:

«Спасибо вам, синьор, за доброту,
Что к узнику сочувствие явили,
Я нужных слов, милейший, не найду.
И чувства к вам питаю лишь благие.

Вы скрасили мои скупые дни,
И я надеюсь на взаимность вашу.
Господь вас, милый комендант, храни,
Что помогли испить мне эту чашу».

В этот момент комендант, не выдержав напряжения, закричал что-то нечленораздельное и выбил кубок из руки капитана ди Альберто, Епископ, несмотря на свой возраст, подскочил с быстротой зверя к коменданту и вонзил ему в спину кинжал. Капитан успел увернуться от направленного на него клинка , схватил стул и опустил его на голову старика.

Комендант замка, теряя сознание:

«Маркиз, простите мне сомненья.
Надеюсь, вами я прощён,
Души я пережил мученья
И был за то клинком сражён.

Вассальный долг не стоит чести,
Чуть предков имя не сгубил,
И чтобы я оставил детям
Лишь имя, как я их любил.

Маркиз, вы сирот не оставьте
И воспитайте их людьми,
И герцогством достойно правьте,
Господь нас всех благослови!»

Комендант последний раз вздохнул, и судорога исказила его лицо. Пьетро закрыл ему глаза и подошёл к лежавшему в стороне слуге, прислуживавшему за столом. Подойдя ближе и присмотревшись к старику, Пьетро с трудом узнал в нём Епископа Сиенского, правую руку герцога, человека для самых деликатных поручений двора. Епископ застонал и стал приходить в сознание.

А возле замка, в небольшой горной роще, уже второй день ждал Массимо. Ему большого труда стоило скрывать две пары коней для себя и Пьетро, пришлось спутать ноги и  обмотать им морды мешковиной, чтобы они не ржали. Его очень тревожило, что из замка до сих пор не было никаких вестей.

Глава 24. Побег.

Лукреция, сидя у зеркала готовится ко сну, расчесывает волосы,

«Ах, эти танцы, игры, политесы!
Ну сколько ж надо глупостей мне знать,
Чтоб сохранить блезир и интересы
И чтоб  простой женой маркиза стать?

Надумано все это превосходство,
Недаром с детства мне твердила мать,
Что титул и кошель не  благородство,
Что ум и совесть надо развивать.

Я научилась, как вести беседу,
Как слух гостей руладой ублажать.
С кем и когда должна идти к обеду,
И как прислугу в дом свой нанимать.

Все пусто, глупо, мелочно, ничтожно,
Зачем все это нужно изучать?
Когда обнять его мне невозможно,
Кудрей и губ его мне не ласкать?

Ну где же ты, родной, любимый Пьетро?»

А в замке Борго-Сан-Лоренцо происходило следующее, Пьетро ди Альберто  подошёл к двери и заколотил что есть силы, надеясь, что сопровождавший его стражник находится рядом. Обращаясь к стражнику, закричал:

«Бегом ко мне: ваш комендант убит,
Его предательски убил слуга презренный.
Скорее не слуга он, а наймит,
Хотел устроить в замке он измену.

В покои коменданта отнесите,
И обложите льдом: сейчас жара,
Его супруге сообщить спешите,
А я пока постерегу врага».


Стражник, позвав  в подмогу ещё одного соглядатая, уносят тело коменданта, ни на минуту не  подумав ослушаться слов маркиза.

Маркиз - Епископу Сиенскому:

«Теперь,  твоё преосвященство, встать.   
Не претворяйся,  ты силён и прыток.
Сейчас о смерти будешь умолять
Иль всё расскажешь, убоявшись пыток.

Я не палач, не ты исчадье ада.
Мне жаль невинного, мне жаль его детей.
От герцога давно воняет смрадом,
О сколько же на вас двоих смертей!

Я не безгрешен. Убивал в бою,
Сам  быть убитым мог в любое время.
Теперь я над тобой судьёй стою.
Мне по плечу теперь такое бремя.

Вставай, пора мне выбираться
Из этих мрачных и проклятых мест.
Не вздумай, отче, даже трепыхаться,
Я сам вонжу в тебя же твой стилет.  (от итал. «Stiletto»)
 
Ди Альберто прижимает к себе вставшего епископа и приставляет к его спине стилет, которым только что был заколот комендант замка.

«Переоденься в облачение  прелата,
Ты мне откроешь в нём любую дверь.
Повременить приходится с расплатой,
Но жить недолго злу, ты мне поверь.


Теперь вперёд и чтобы мне ни звука:
По галерее и к воротам, через двор.
На воле ждут меня объятья друга,
Поедешь с нами – вот мой приговор».

Свободно выйдя из ворот замка, так как никто не посмел задерживать Епископа Сиенского и сопровождавшего его капитана ди Альберто, они направились в близлежащую рощу, где ожидал Массимо, уже изнывая от неизвестности.


Из-за старого бука вышел Массимо и присвистнул от неожиданности.

«Какая неожиданная встреча!
Его Преосвященство здесь, в лесу?
Я видеть падре счастлив бесконечно...
Походит он на драную овцу.

Вы оступились и видать упали,
У вас тонзура, как большой синяк,
Надеюсь, всё маркизу рассказали?
Иль красноречия фонтан иссяк?»

Ди Альберто - Массимо:

«Любезный друг, вы вовремя примчались.
Пора в дорогу вновь седлать коней,
Его Преосвященство постарались,
Чтоб мы в столицу прибыли скорей.

На всех дорогах ждут его подставы
Из лучших чистокровных лошадей,
Он в замке мне налил такой отравы,
Что я бы и не выжил ей же ей.

Обязан коменданту своей жизнью:
Он яд из рук моих успел отпить едва.
Об этом честно страшно и помыслить,
Как будет дальше жить его вдова.

А сей преклонных лет служитель культа,
Он с тыла налетел, как ветра шквал,
Как брошенный снаряд из катапульты,
Вонзил стилет и жизни ход прервал.

Ну обо мне не будем распинаться,
Об этом расскажу я как нибудь,
Нам на охрану падре не нарваться б,
Вяжи его к седлу и в добрый путь».





Глава 25. Дело движется к свадьбе.


Федерика предлагает Лукреции совершить прогулку по городу в экипаже, чтобы посмотреть, как идут приготовления к свадебному торжеству.

Федерика:

«Лукреция! Ты хороша, как ангел!
Как изменил тебя богатый сей наряд,
Ты стала выше ростом и стройнее,
Походка горделивая и стать.

И глуповатое исчезло выраженье,
Черты лица чеканны и строги,
Движенья так загадочны и плавны,
Изящен жест протянутой руки.

Ты рождена блистать, и это будет
За все волненья лучшая награда,
Забудь отныне, милая, про бедность,
В которой ты жила с отцом когда-то».

Лукреция:

«Поверь, мне бедность не страшна,
Я с детства не боюсь работы,
И для меня теперь одни
С любимым общие заботы.
Увижу ли его?»

Федерика, пытаясь отвлечь Лукрецию от грустных мыслей показывает ей вид из окна своей новой кареты.

Федерика:

«Смотри, мой ангел, как красиво
Украшен город к торжеству,
И бьет поклоны люд счастливый
И горд вести меня к венцу.

Народ обрел опять надежды
И от маркизы чуда ждет…
Одевшись в яркие одежды,
Народ танцует и поет.

Смотри, вот нам цветы бросают,
Они лежат у наших ног,
А люди праздные не знают,
Какой мне выпал тяжкий рок.

Как ненависть шипя змеею
Мне жалит сердце всякий час,
Чтобы костер священной мести
В груди сиротки не угас!

Мое приданое готово
И сшит венчальный мой наряд.
Я в нем почти принцесса крови,
Ах, герцог будет очень рад...»

Лукреция смотритс удивлением и непониманием, почему Федерика так уверенна и спокойна:

«Я не могу тебя понять:
Ты завтра будешь с нелюбимым
Еду и ложе разделять,
К тому ж в погибели повинном

Тех, кто тебе всего родней,
Кто должен быть с тобою рядом.
Ты ж восторгаешься нарядом
И красотой чужих детей!

Твой друг, любимый мой, в беде,
А ты судачишь о еде?!»

Федерика:

«Лукреция, коль хочешь в стае
С волками мирно с Пьетро жить,
Должна хранить ты наши тайны,
А лучше их совсем забыть.

Свою любовь, сомненья, страхи
Ты спрячь, на вид не выставляй,
А то недалеко до плахи,
И про народ не забывай!

Коль хочешь ты счастливо править,
Быть должен сытым твой народ.
Ты просто дай народу праздник –
Он за тебя на крест пойдет.

А мой народ устал в сраженьях,
Он обескровлен, в нищете,
Поэтому, забыв волненья,
Я и судачу о еде!»

Фредерика рассмеялась и подала подаяние нищенке, подошедшей к карете. Затем, снова став серьезной, продолжила разговор:

«Ты будешь вместе с ди Альберто,
Как дети, вы чисты душой.
Мне грустно будет, будет скверно
Расстаться, милая, с тобой.

Ты будешь жить в богатом замке,
Окружена толпой людей,
Но не ищи ты понапрасну,
Средь них доверенных друзей.

Ты так доверчива, наивна –
Добычей можешь легкой стать,
Интриг и козней этих мнимых
Друзей, что будут восхвалять..

Ты доверяйся только мужу,
Прочь прихлебателей гони,
Тебя низвергнуть прямо в лужу
Так будут счастливы они.

Вот храм в небесный свод погружен,
И солнце спорит с ним красой.
Здесь герцог станет моим мужем,
Коль обвенчается со мной.

Я здесь подам убийце руку,
Произнесу "любить клянусь,"
Законы бога я нарушу.
От мести лишь не откажусь!»

                Глава 26. Дорога в столицу.

А Пьетро ди Альберто и Массимо ди Козимо погрузили епископа на одну из четырёх лошадей и отправились в путь.
Массимо – Епископу:

«Скажите мне, «святой отец»,
Где вы оставили охрану?
На этом свете тот жилец,
Кто ладит с нашим капитаном,

Кто против нас, тому трудней
Дожить до судного порога.
И вам осталось мало дней,
И прямо в ад ведёт дорога».

Епископ Сиенский (зло зыркнув взглядом) - Массимо:

«Ещё посмотрим кто кого.
Мой герцог не простит измены.
Сеньоры, вас обоих ждут
Страданья в огненной гиене.

Вам не проехать сорок лье:
Гвардейцами полна дорога,
Со мной вы, как dе shabill.
Уже объявлена тревога».

Массимо – Епископу.

«Святой отец», забыли вы,
Что стоит мне махнуть рукою,
И не сносить вам головы,
И шпага обагрится кровью».

Епископ, видимо, понял что сеньоры на шутят и замолчал.

Ди Альберто - Массимо:

«Смотрите,друг мой, на дорогу,
Там конный впереди дозор,
Спешат гвардейцы на подмогу,
Я встречу их и дам отпор».

Конь капитана взвился свечкой и понёс хозяина навстречу пятерым всадникам .

«С епископа глаз не спускайте,
А я управлюсь в этот раз.
И в схватку сами не вступайте,
Важней священник нам сейчас».

Массимо остался возле епископа и, не выпуская из рук поводья его лошади, с волнением смотрел за происходящим:

«Мой капитан, как ястреб быстрый,
Стремглав ворвался в гущу тел,
И нанося уколы шпагой,
Двух в бегство обратить сумел,

Похоже им досталось крепко,
Теперь он бой ведёт с тремя,
Наносит в цель удары метко,
И сталь поёт о сталь звеня.

Он ранен, Господи Иисусе!
Но вот ещё один упал,
Похоже капитан во вкусе,
Похоже близится финал.

«Святой отец», пора в дорогу,
Весь ваш эскорт лежит в пыли,
А те, что живы, молят Бога,
Чтоб кони дальше унесли».

Подъехав к капитану ди Альберто, Массимо увидел кровь, сочившуюся из колотой раны на плече. Он достал из седельной сумки кусок холста, перевязал рану и принялся приводить в чувство гвардейцев, которые, видимо, только притворялись убитыми. Зная характер своего капитана, они решили не рисковать.

Ди Альберто, обращаясь к гвардейцам:

«Синьоры, поднимайтесь, право слово,
Я никого из вас не погубил.
Хоть с пятерыми воевать неново,
Я сам удар хороший пропустил.

Епископа вы честно защищали.
Я зла, синьоры, вовсе не держу,
Спешите вслед за теми, что умчались,
А я своей дорогой ухожу».


Пьетро, Массимо и епископ, покинули поляну, где только что звенела сталь и текла кровь, и, прихватив с собой коней поверженных гвардейцев, умчались по дороге, ведущей в столицу герцогства.

Глава 27. Встреча с любимыми.

Поздний вечер перед свадьбой. Дворец герцога Тосканского. Лучано II Ланца прогуливается по оранжерее и что-то озабочено бормочет себе под нос.

Герцог:

«Надеюсь, епископ всё сделал, как надо,
И едет в столицу,  коней загоняя,
И нет ди Альберто, последней преграды,
И свадьбе ничто больше не помешает.

Как только венчанья затихнут хоралы,
И шумного праздника свечи погаснут,
И в спальню супругу проводят вассалы,
Надеюсь, всё будет в постели прекрасно.

Мне эта девчонка отдаст всё на свете:
И земли, и юное чистое тело.
Мне нужен наследник на этой планете,
А до Федерики мне вовсе нет дела.

Как только родит, в монастырь заточу,
А сына найдётся кому воспитать.
И будет всё так, как я сам захочу,
Никто не посмеет мне слова сказать!?»

Ночь перед свадьбой. Комната Федерики. На кровати раскинут пышный венчальный убор. Сама Федерика неподвижно сидит в кресле, глядя на кинжал с своих руках.
«Как, время, ты неумолимо…
Вот срок настал… и час пришел…
Смогу ль бестрепетной рукою
Судьбы свершить я приговор?

Когда своей десницей герцог,
Что кровью вся обагрена,
Меня коснется, прямо в сердце
Кинжал вонзить ему должна!


Мадонна! Сжалься надо мною.
Я так слаба и молода…
Смогу ль убить ночной порою?
Пройду ли путь свой до конца?

Святой Франциск! Ведь ты же знаешь:
Я с детства набожна была.
Но завтра дьяволу, играя,
Себя отдать обречена.

Я погублю навеки душу,
Но на судьбу я не ропщу!
Уснёт тиран, и я не струшу!
За всех я завтра отомщу!»

До утра остается молиться в комнате.

Пьетро ди Альберто маркиз ди Бриенца , граф ди Арона ди Анжера, сеньор ди Канкеллара капитан Тосканских гвардейцев и его друг, лейтенант Массимо ди Козимо Инганнаморте, и их смертельный враг, Его Преосвященство Епископ Сиенский, минуя патрули и заставы, а иногда и вступая в бой с превосходящими силами противника , поздним вечером накануне свадьбы герцога Тосканского, загнав три пары коней, добрались до Флоренции.

Ди Альберто:

«Массимо, друг мой, осторожней,
Нам в город здесь заказан путь,
Я чувствую своею кожей,
Вновь подставлять придётся грудь.

Нас ждёт беда дорогой этой –
Смотри, на башне страж стоит.
Прокрасться нужно незаметно,
Пока он в сторону глядит,

Галопом к северным воротам,
Нас там не ждут в полночный час,
И пусть объявлена охота,
Но луч надежды не угас».

Трое всадников растворяются в темноте на дороге, ведущей вокруг города, и въезжают в город с северной стороны, куда ещё не успел домчаться гонец с вестью о побеге ди Альберто.

Подъехав к дому мэтра Пуччини, друзья передали людям Джакомо своего пленника, наказав не развязывать его под страхом смерти и не вынимать изо рта кляп.
На шум из дома появляется Федерика, вслед за ней Лукреция и Джакомо Пуччини.
 
Ди Альберто:

«Моё почтенье, милая маркиза,
Добрались мы с Массимо без потерь,
Одна и та же старая реприза
Откроет узнику любую дверь.

Мы разыграли партию по нотам
Своими шпагой, волей и умом .
И вот уже стучимся к вам в ворота,
Нам, право слово, повезло во всём.

Обращаясь к Лукреции шёпотом, чтобы не смущать окружающих:

«Я столько дней томим тоской,
С тобой одною грезил встречей:
Когда бы мог своей рукой
Обнять тебя за стан и плечи,

Ланит твоих щекой коснуться,
(Приди, любовь моя, приди),
И поцелуем обернуться,
Запечатлённым на груди .


Нас ждут счастливые мгновенья,
Рассвета час ещё далёк,
Я весь горю от нетерпенья,
Ты понимаешь мой намёк?»

Лукреция бросаясь в объятия Альберто:

«Любимый мой, грядёт весна с тобою
И сердце трелью соловьиной отзовётся.
Нас захлестнет любовною волною,
В твоих объятьях новый день начнется.

Ты праздник мой и вечное веселье!
Ты в драгоценном ожерелье лучший камень,
Мне кружит голову любовное похмелье,
В груди моей горит огонь желанья.

Что будет завтра, Богу лишь известно.
Еще хоть ночь в блаженном том раю.
Жизнь или смерть, уже не интересно.
Лишь прошепчи: «Лукрецию люблю».

Cтоящий рядом Массимо с грустью посмотрел на Федерику и тихо произнес:

«Я счастлив вновь увидеть вас
Под этим дивным звёздным небом,
И нежный блеск печальных глаз
О многом мне сейчас поведал.

На сердце грусть, в душе тоска.
Одна лишь ночь до откровенья,
И пульсом вена у виска
Считает прошлые мгновенья,

Спросите у себя самой.
Пусть жизни нам осталось малость,
Напиток терпкий и хмельной,
Любовных мук вам пить случалось?

Пока горит звезда в ночи,
Пока сердца стучат staccato,
Пусть стон любовный прозвучит
Стократно, нет, тысячекратно!

Тогда нестрашно умирать,
Коль всё друг другу мы отдали,
До капли крови защищать
Я вас клянусь от зла и стали,

От всех напастей и невзгод,
От горьких жизненных ненастий.
Пусть завтра приберёт Господь,
Зато сегодня будет счастье».

Не в силах сдержать слёзы, всхлипнул старый негоциант Джакомо Пуччини, он как никто понимал, как мало осталось времени у Федерики, Пьетро, Массимо и Лукреции. Завтрашний день может быть последним в их такой молодой и такой печальной судьбе.

Джакомо, обращаясь к Федерике и остальным:


«Дитя моё, и все вы, мои дети!
Я стар и мудр: я видел много зла.
Прошу безоговорочно поверьте:
Ещё не поздно всё начать с нуля.

Во всех торговых городах Европы,
Везде, где только денежки в ходу,
Где зной песков и где лежат сугробы,
Для мирной жизни уголок найду.

Простите за сумбур и глупость речи,
Я сам сейчас коней запрячь велю,
И не догонят вас ни шпагой, ни картечью.
Спасайте жизнь, я вас Христом молю».

Старику никто не ответил: все понимали его состояние, и каждый как мог, выказал ему своё почтение. Обе девушки обняли старика, а молодые люди сняли шляпы и поклонились.
Через некоторое время, когда старик немного успокоился, Пьетро наконец произнёс то, что каждый из четверых молодых людей думал про себя.

«Я не хочу бередить ваши раны.
Вы пережили много трудных лет.
Бывает в жизни поздно или рано,
Когда приходит срок нести ответ.

Наш герцог счёт смертям не знает,
А с виду очень честный дворянин,
О землях Трента он давно мечтает,
А Федерике хватит двух аршин.

Остановить тирана – наше право:
Нам честь и совесть не дают уснуть.
Быть может, завтра будет день кровавый,
По смерти герцога мы сможем отдохнуть.

Всё остаётся в силе, всё по плану,
Дворяне Трента будут на местах,
И верные гвардейцы капитану
Поддержат нас за жизнь, а не за страх.

Ну а пока у нас ещё есть время,
Его мы до минуты отдадим любимым женщинам!!!
А завтра ногу в стремя,
И за любовь умрём иль победим».
Пьетро подхватил на руки Лукрецию и побежал вверх по лестнице.

Федерика делает знак Массимо, приглашая его следовать за собой. Оставшись наедине, она обращается к нему:

«Не в силах больше я скрывать свой страх.
Пред вами как пред другом я откроюсь:
Мне вновь и вновь приходит «ЗАВТРА» в снах,
Где после свадьбы я навеки упокоюсь.

За всех душа томится от тревог:
За старого отца, Лукрецию и Пьетро.
Коль правда за обиженных сам Бог,
То день грядущий будет нам ответом.

Ещё страшусь,что не смогу сказать,
Как искренне люблю вас, друг любезный,
Что буду я из скромности молчать
У края разверзающейся бездны.

Федерика смотрит на Массимо с нежностью и в волнении теребит руки.

«Кокетничать пред вами не резон,
Во мне вы чувство жизни пробудили,
Признанье женщины мужчине моветон, (mauvais ton fr.)
Вы льдинки в моём сердце растопили.

Поверьте друг,что я в делах сердечных,
Стыдлива и скромна не по годам,
Я полюбила вас всем сердцем, бесконечно,
И только вам невинность я отдам.

И если б этой ночью не случилось,
С любимым разделить девичье ложе,
Скорей всего я завтра б отравилась,
Но герцогу не отдалась, о Боже.

Я знаю Массимо, что вам не безразлична,
Ваш страстный взгляд о многом говорит,
Так сбросим маски, скромность и двуличье,
Пред нами наслаждений путь лежит.


Спальня Федерики, кровать под балдахином, на кровати совершается таинство соития мужчины и женщины.

Массимо:

«Я буду нежен, как вечерний бриз,
Несущий с лигурийских вод прохладу,
Любимая, я вам открою жизнь,
Томлений страстных вечную усладу.»

Тела свиваются в мерцании свечей,
Соития волшебные движенья.
«О Федерика! Я давно хотел
Доставить вам минуты наслажденья.

В порыве чувственном, дыхании едином
Мы прикоснёмся к тайнам бытия,
И наша песня будет лебединой,
Моя любимая, желанная моя».

Дом мэтра Пуччини. Раннее утро. Фредерика проснулась и, приподнявшись на локоть, смотрит нежно на спящего Массимо.

«Мой смелый рыцарь беззащитен, как ребёнок.
Когда любовью утомлённый крепко спишь,
Какое счастье быть в тебя влюблённой
И знать, что мне одной принадлежишь.

И ничего на свете нет прекрасней,
Чем ласки рук твоих и шёпот нежных губ,
И кажется: сознанье тихо гаснет,
Когда сжимаешь ты рукою мою грудь.

Я отдала тебе своё девичье тело,
Я для тебя всю нежность сберегла
И воля и душа – всё до предела
Твои теперь. Я так тебя ждала.

И даже если в этот день последний
Во цвете жизни умереть дано,
Я всё приму без доли сожаленья,
Испив с тобой хмельной любви вино».



Глава 28. Смерть Джузеппе Колетти.

Началась предсвадебная сует в доме мэтра Пуччини в замке герцога Ланца в городе Флоренция.

Утро. Дом мэтра Пуччини. Федерика и Лукреция заканчивают свой свадебный туалет и беседуют:

Федерика, краснея:

«Там у ворот уже стоит карета,
Которую Лучано мне прислал.
Назначена на полдень свадьба эта.
Лукреция, подай мне мой кинжал.

Клинок я спрячу среди складок платья,
И, если мне поможет мой святой,
Я разомкну им мерзкие объятья,
И обретёт душа отца покой.

Надежда теплится, что Пьетро и Массимо
На помощь мне сумеют поспешить,
Получит герцог Ланца по заслугам,
И нас с любимыми ничто не разлучит».

Лукреция:

«Всё время буду рядом я с тобою,
Чтоб чувствовать дыхание твоё,
За эти дни ты стала мне сестрою.
Мы победим, мне говорит чутьё.

Я просто верю в моего героя.
Ведь Пьетро всё до шага рассчитал,
Меня уже ничто не беспокоит,
Пора начать последний акт. Финал.








Замок герцога Лучано II Ланца, его Высочество нервно расхаживает по огромному залу и спрашивает у своих миньонов, не видел ли кто-нибудь епископа Сиенского.

«Мне странно, что епископ не явился.
Ужель в пути с ним что-нибудь стряслось.
Но во Флоренции всё было тихо ночью,
Знать в замке Борго нам всё удалось.

Наверно, я его увижу в церкви.
Сейчас он спит, стряхнув дорожный прах.
Уже совсем недалеко до цели,
От обладанья Трентом в двух шагах.

Эй!!! Все в собор святой Марии( La Cattedrale di Santa Maria del Fio).
Нет времени епископа мне ждать.
Пришла пора вершиться мистерии,
Я в этот мир явился побеждать.

Пьетро ди Альберто и Массимо ди Козимо Инганнаморте, всё утро встречались в разных гостиницах и постоялых дворах Флоренции с приехавшими из Трента дворянами. Отступать было уже поздно, да наши герои и не привыкли отступать. Все ждали развязки и знали, что по первому же сигналу вступят в неравную схватку с приспешни-ками герцога Лучано.
 На 12 часов дня была назначена церемония венчания герцога Тосканского Лучано II Ланца и маркизы Федерики Трентино Альто Адидже.

Ди Альберто:

«Мужайтесь же, сеньоры, скоро схватка.
Вы сможете позор свой кровью смыть,
За разоренье мстите без оглядки,
Не слушая ни стоны, ни мольбы.

За беды Трента, за года разрухи
Пускай Тосканский зверь несёт ответ,
И в час, когда эфесы лягут в руки,
Пусть каждый вспомнит свой святой обет.

Беречь сеньору Трента пуще глаза.
За землю Адидже на плаху и костёр.
И коль пришла пора поднять восстанье,
С врагом коротким будет разговор.


Все по местам! И ждать моих сигналов.
Не выдавать себя нигде, никак, ничем.
Венчанье будет нынче лишь началом,
И мы поднимем нашу честь с колен.

Как только подлый герцог с Фредерикой
Из пиршественной залы удалятся,
Сейчас же всем велю я громким криком
С вассалами его начать сражаться».

Массимо продолжил:

«Никто не ожидает нападенья –
Внезапность схватки! В этом наш успех!
А мы возглавим миссию спасенья,
Лишив Лучано сладостных утех.

Тех, чья рука срослась с клинком, со шпагой,
Зову идти я в логово врага.
В бесовской спальне мы своей отвагой
Быку тосканскому со лба сшибём рога».

Проникшиеся уверенностью, которой обладали Пьетро и Массимо, дворяне Трента также поверили в победу и поклялись спасти свою Федерику. Через час к собору святой Марии уже тянулись вереницы карет, конных дворян, гвардейцев и прочей праздной публики.

А бакалейщик Джузеппе Колетти, которому на свадьбе герцога не нашлось места (ну не приглашают герцоги бакалейщиков к себе на торжества), запил и, когда понял, что в лавке вина больше нет, решил сходить к мэтру Пуччини, где жила его дочь и где старого Колетти принимали очень радушно.

Джузеппе:

«Эй там, привратник, открывай живей,
Спешу проведать дочь свою родную.
Нет ничего любви отца сильней.
Мне в лавке одиноко, я тоскую.

Кувшин вина мне б поднял настроенье,
Что во грехе живёт я вроде позабыл.
У доброй Луки попрошу прощенья.
Скажу, что гнев отцовский мой остыл».


Привратник:

«Для вас, Джузеппе, дверь всегда открыта.
И днём и ночью вас велят пускать.
Хозяин мой и обе сеньориты
В соборе ждут венчания обряд.

Собрался там весь город, вся округа:
Вельможи в бархате, тафте и кружевах.
Там Фредерика обретёт супруга:
Так было решено на небесах.

Джузеппе:

«На свадьбу к герцогам Колетти не зовут.
Простым торговцам место знать потребно.
Но дочь моя, коль капитан не плут,
Хозяйкой скоро станет жизни этой.

Лукрецию, пожалуй, здесь дождусь,
Отведаю вина в подвальных недрах,
И коль до их приезда наберусь,
То, где меня искать, подскажешь мэтру».

Джузеппе Колетти проходит в дом и, открыв заветную дверь, ведущую в подвал к хранилищу вин, слышит душераздирающий крик о помощи. Дом пуст: по случаю свадьбы слугам дан выходной, старый привратник не в счёт. Колетти, спускаясь через три ступеньки, спешит вниз. Подойдя к двери какой-то каморки, он понимает, что кричали отсюда, так как из-за двери доносится стон.

Джузеппе Колетти, прильнув ртом в щели между досками двери, пытаеться узнать, кто там:

«Эй, кто там стонет, как подранок?
Я слышал, я не слишком пьян.
Кто так неистово горланит,
Как будто чёртом обуян?

Быть может, старый мэтр Пуччини
Здесь приведенье поселил
И жаждет он моей кончины
За то, что я вина испил?».

Из-за двери раздаётся старческий надтреснутый голос.

«Синьор, синьор, какое счастье!
Сам Бог  послал вас в сей подвал,
И голос ваш, как глас небесный,
Во тьме кромешной прозвучал.

Я старый бедный францисканец,
Бредущий по святым местам,
Был вероломно схвачен чернью
И помещён в сырой подвал.

Я здесь томлюсь, терплю обиду,
О сжальтесь, сжальтесь надо мной,
У вас, сын мой, прошу защиты,
Прошу о милости простой.

Подайте мне воды напиться.
Сын мой, от жажды я умру,
Добро сторицей возвратится,
Голубкой белой по утру.“

Джузеппе:

«Канальи слуги у Пуччини.
Ушли, о пленнике забыв
И не оставив даже хлеба,
Не дав кувшин простой воды.

Здесь на стене кольцо с ключами.
И есть и пить вам принесу,
Даю вам слово, обещаю,
Что от Пуччини вас спасу».

Джузеппе уходит в дом и возвращается спустя полчаса, неся в руке корзину с едой и плетёную бутыль вина.
А пока он опустошал кухню мэтра, в подвале, за дверью, шёл следующий диалог.
 Его Преосвященство Епископ Сиенский ( монахом Францисканцем представился именно он) растолкал пинками храпящего на соломе соглядатая, которого слуги мэтра Пуччини схватили уворот дома на мостовой за день до пленения епископа и говорит ему:

«Вставай, сын мой, грядёт свобода.
Откроют дверь, бей что есть сил.
И если ты убьёшь пьянчугу,
Я этот грех тебе простил.

Сам встану сзади с ремешочком,
Что держит мой пустой живот.
Цедящий жизнь из винной бочки
Умрёт мгновенно, без забот».

Джузеппе, светя себе сальной свечой, открыл дверь комнаты и оказался наедине со своей смертью.

Лазутчик герцога ударив,
Свалил на землю старика.
Таким ударом дробят камень,
Сшибают на бегу быка.

Старик упал, и хриплый возглас
Подвала своды отразил:
«За что, монах, такая подлость?
За что меня ты погубил?»


Епископ, как палач, спокойно
Тянул верёвку, как струну,
И, выругавшись непристойно,
Обмякшего пропойцу пнул.

Епископ:

«Теперь вперёд, успеть нам надо
Его Высочество спасти,
И извиниться, что к венчанью
Я не успел pardon придти».

Епископ и лазутчик выходят из подвала и, минуя привратницкую, где спокойно спал старый сторож, устремляются к собору  Святой Марии-дель-Фьор.

Глава 29. Венчание.


За неимением родных: отца, брата и ближайших родственников по мужской линии – Федерику подвёл к герцогу старейший дворянин Трента, который, кстати, являлся маркизе троюродным или четвероюродным дядей или дедом и, поклонившись, отошёл в сторону.
 Мэтр Пуччини был очень расстроен, но понимал, что это и так великое счастье, что ему дозволено присутствовать на церемонии, но невесту к жениху должен вести либо настоящий отец, либо старейший в роду мужчина.

Герцог Ланца, глядя на Федерику, забурчал себе под нос.

«Нет, не красавица, хотя и грациозна,
Но мне на это, впрочем, наплевать.
Я для неё Царём и Богом создан.
Мне всё равно, кого тащить в кровать.


За ней приданого, как за принцессой крови.
Дворянство Трента признаёт её своей,
Из-за такой и осаждали Трою,
Не идеал, но вроде всё при ней».

Герцог Лучано берёт Федерику за руку, и они вдвоём поднимаются по лестнице, ведущей в зал, под сводами которого застыл вздох сотен приглашённых на свадьбу вельмож.

Федерика (про себя), отворачивая голову от герцога и рассматривая гостей:

«Его рука, как ледяные клещи,
Мертва и холодна, а держит, как тиски.
Народ кричит, смеётся, рукоплещет.
Похоже угодила я в силки…

Гвардейцы, знать, все нынче при оружье,
Но где же Массимо, где Пьетро, где они?
Но хорошо хоть рядом есть подружка,
Пусть, будь что будет, Бог нас всех храни.

Герцог подвел Федерику к алтарю, при этом не промолвив ни слова, словно не эта молодая женщина через несколько минут должна была стать его супругой.

Федерика:

«Груб и надменен, как осёл,
Я для него трофей законный.
Он столько лет по трупам шёл,
Мой ненавистный наречённый.

Лукреция, держащая длинный шлейф платья невесты, думает:

«Я понимаю, что не к месту
И мысли и слова мои.
Но всё ж, как хороша невеста,
Святой Франциск её храни!

На ней венчальная корона,
Убор Тосканских герцогинь,
И статью и лицом матрона,
В мужья ж достался крокодил.


А я стою средь самой знати
На птичьих вроде бы правах
В таком шикарном белом платье.
Вся из себя и ох, и ах».

Мысли Лукреции прерывают слова подошедшего к герцогу гвардейского офицера.

;
Офицер:

«Мой господин, там у ворот монах,
Он просит пропустить его пред очи,
Весь грязен и изорван в пух и прах,
Безотлагательно, сказал, и важно очень.

 Герцог:

«Пока с амвона кардинал вещает
И проповедует про "брак на небесах",
Зови монаха, пусть он излагает,
Поставь его за мною в двух шагах.

Скажи гостям, чтобы не напирали:
Я не люблю, когда в затылок дышат.
Не дай Господь, под гулким сводом храма
Монаха речи кто-нибудь услышит.

Через минуту за спиной герцога возник, словно приведение, Епископ Сиенский, ибо под бедной рясой простого монаха скрывался сей именитый служитель культа.

Епископ:

«Моё почтение и масса поздравлений.
Прошу простить неподобающий наряд,
Но, чтоб вернуться не неся потери,
Пришлось пойти на этот маскарад.

Боюсь, что новости придутся не по нраву,
На этот раз, увы, не повезло:
Племянник ваш не умер от отравы,
Он жив-здоров любым смертям назло.

Всему виной порывы благородства,
Лишь честь дороже может быть, чем жизнь,
Мне комендант доставил неудобство
И бездыханный он теперь лежит».

Герцог Ланца, забыв, что рядом стоит Федерика, или просто не считая, что она для него хоть чем то опасна, отвечал:

«Я так надеялся, что решена проблема.
Теперь он знает всё или почти.
Передо мной сейчас стоит дилемма:
Казнить тебя, "святоша", иль простить?

Маркизу остаётся лишь узнать,
Как умер мой кузен, его отец,
И вот тогда поднимется вся знать,
И с головы моей падёт венец.

Епископ, заслужи моё прощенье:
Найди маркиза, уничтожь его,
Иссякло время моего терпенья,
И тяготит давно уже родство».

Федерика стояла ни жива ни мертва и слышала каждое слово из разговора герцога с монахом.  Кардинал Манчини как раз  дошёл в своей речи до главных фраз венчания.
 
Кардинал Манчини, обращаясь к герцогу:

«И в радости, и в горести, в богатстве, нищете
Маркизу Трента ты любить согласен?
Жить по законам Божьим покорными судьбе,
Пока не призовёт к себе создатель?»

Герцог Ланца:

«Да, Ваше Высокопреосвященство».

Кардинал Манчини, обращаясь к Федерике:

«К Вам, дщерь моя, я взор свой обращаю:
Согласны ль вы, маркиза, стать женой
И герцогиней Ланца? Вопрошаю,
Согласны ль с ним пройти свой путь земной?»

Федерика:

«Ах, выслушайте, Падре, сироту.
Отец мой, герцог Трента, был убит.
Теперь я подневольная иду
На этот брак, который мне претит.

Но коли я просватана была за герцога Тосканы,
То волю своего отца  приму, как тяжкий крест.
И пусть в душе моей исходят кровью раны –
Я буду жить на свете, лелея свою месть».

Герцог ошеломлённо слушал исповедь маркизы и едва успел прекратить её, крикнув кардиналу:

«Скорей вершите свой обряд венчальный!
У их Высочества припадок и мигрень!
Не каждый день так счастье выпадает
Для девушек из Трентских деревень».

Федерика покраснела и замолчала. Кардинал продолжил  обряд венчания, а Герцог со злостью поглядел на Федерику и, отвернувшись, о чём-то заговорил со стоящим неподалёку офицером своей охраны.

Федерика  подала знак Лукреции подойти ближе и проговорила едва слышно:

«Лукреция, отдай подружке шлейф
И скройся средь гостей и любопытных.
Любимым передай, что Ланца – зверь:
Послал Епископа Сиенского убить их».

Глава 30. Слёзы Лукреции.

Привратник дома  мэтра Пуччини проснулся и решил пойти поискать Джузеппе Коллетти, чтобы с ним за компанию промочить горло вином хозяина, так как за время сна горло привратника изрядно пересохло. И в подвале набрёл на мертвое тело Джузеппе и обнаружил, что пленники бежали.

«Моя Мадонна! Горе-то какое!
Спешу к хозяину об этом сообщить.
Как дочь, узнав, переживёт лихое,
За весть дурную буду, видно, бит».

Привратник спешит в собору Святой Марии и на площади перед храмом в толпе горожан с трудом отыскивает мэтра Пуччини и синьора Массимо ди Козимо .

Привратник:

«Хозяин, Вас спешу оповестить
О горе, что свалилось нам на плечи.
Великодушно Вас прошу простить
Мне  в день венчанья о несчастье речи».

Мэтр Пуччини:

«Не бойся, говори без экивоков:
Страшнее этой свадьбы нет беды,
И пусть звучат твои слова жестоко,
Я гневаться не буду, без нужды».

Привратник:

«Случилось горе, но вины моей в том нет,
Ну может есть, не очень уж большая,
Что в дом впустил Джузеппе, дав совет,
Где лучшее вино искать в подвалах.

Всё было тихо – я слегка вздремнул,
Решил, проснувшись, горло промочить.
В подвал лишь на минутку заглянул…
Об этом, мне так трудно говорить…

Там на полу холодном бездыханный
Лежал Джузеппе, добрая душа,
А пленники, монах и соглядатай,
Сумели беспрепятственно бежать.

Я всё проспал, о горе мне! О горе!
А в доме ведь ни одного слуги.
Бежавшие уж час, поди, на воле,
О Господи Иисусе! Помоги!»

Мэтр Пуччини, премного огорчённый этим известием, стоял словно окаменев, но лейтенант Массимо ди Казимо Инганнаморте быстро смекнул, что весь план находится под угрозой срыва.

Массимо, проходя сквозь толпу зевак на площади перед собором Святой Марии:

«Ищейка герцога, возможно, где-то тут:
Все горожане нынче у собора,
Вот-вот ворота храма служки распахнут –
На площадь  выкатится вся собачья свора.

И будут подаянье раздавать,
И слушать дифирамбы поздравлений,
Друг перед другом глотки будут рвать,
И пред Лучано падать на колени....

А вот и Пьетро, славный капитан,
Так изменился, мать бы не узнала.

Такой, скажу я вам, комедиант,
Как будто ряженый на карнавале».

Массимо, обращаясь к Пьетро:

«Эй, нищий, подойди, получишь скудо.
Мой капитан, епископ где-то здесь.
Молись, чтобы явил создатель чудо,
Привратник нам принёс плохую весть.

Сбежал епископ и его подручный,
Убит Джузеппе, да Колетти мёртв,
Быть может, нам достался редкий случай,
Чтобы епископа из жизни след был стёрт?»

За мгновение до этого к Массимо подбежала Лукреция, улизнувшая с церемонии бракосочетания, и, не обращая внимания на нищего заговорила с лейтенантом. Голос её дрожал, на глаза наворачивались слёзы: она услышала, что отец её коварно убит...

Лукреция:

«Нет, я не верю, нет, не может быть!
Отца убили!? Он же безобиден,
Мне хочется волчицей серой взвыть,
Ах, как же молох этот ненасытен.

Быть может, он на помощь звал,
Стонал и мучился от боли,
Зачем отец полез в подвал,
Обитель жизненной юдоли!?

Я побегу, отец один совсем,
Я буду плакать и слезой омою.
Ах, ну зачем он пил, зачем, зачем…
Как жить? я проклята судьбою.

В подвале, средь гранитной тишины,
Закончила свой путь душа родная.
Мгновения последние страшны,
От мыслей этих сердце замирает».

Массимо, насупив брови и едва сдерживаясь от скорбного известия:

«Лукреция, слова любые вздор,
Когда беда исподтишка подкралась.
Мы с Пьетро объявили приговор –
Не долго герцогу неволить нас осталось».

Нищий, сидевший на паперти, встал и, приблизившись к Лукреции, отшатнувшейся от него, заговорил голосом Пьетро:

«Тебе клянусь любовью неземною,
Что сердце биться заставляет всё быстрей,
Я назову тебя своей женою,
И отомщу Лучано, ей же, ей!!!

Беги к отцу, и думай лишь о нём,
И все слова хорошие скажи,
Он здесь ещё, побудьте с ним вдвоём,
Придётся с болью этой дальше жить».

Обращаясь к Массимо.

«Скажи друзьям, что время подошло,
Что час пришёл и месть пора вершить.
Знать было так судьбой предрешено:
Нас не щадят – и нам их не щадить».

Не успели Массимо и Лукреция , что-либо ответить, как Пьетро запахнул старенький латаный-перелетанный  плащ и исчез в толпе зевак.
Лукреция поспешила в дом мэтра Пуччини, куда её вела скорбь.
Не прошло и четверти часа:

Как вдруг людское море забурлило,
Вверх полетели шляпы и цветы,
И крики с колокольным звоном слились,
Звеня об исполнении мечты.

Из врат собора вышли молодые,
Все в золоте, парче и кружевах.
Муж и жена теперь они отныне, 
Так решено за них на небесах.

Народ Флоренции, конечно же, не ведал
О тайнах этой царственной семьи,
О том, что герцог Ланца друга предал
Из-за желаний низменных своих.

Народ Флоренции был в предвкушенье празднеств
И о бесплатной выпивке мечтал,
И герцога за медные подачки,
Готов был вознести на пьедестал.

Бедняк богатого, увы, не разумеет,
Никто не видел герцогини слёз,
Весь город ждал, кого же Ланца выбрал,
И вот глашатай эту весть принёс.

«Отныне и до искончанья века
Лучано Ланца править будет нами
С супругою, владетельницей Трента,
И судьбами людскими, и делами».

Народ взревел, и в этом шуме-гаме
Не слышан был истошный, страшный крик.
И с колокольни, словно птица с неба,
На твердь земную налетел старик.

В монашей рясе, в бедном облаченье,
Но на руке  был перстень дорогой,
И в золотом, сверкающем свеченье
Герб Ланца был начертан родовой.


                Глава 31. Венчание (продолжение.)

Дом негоцианта Джакомо Пуччини. Мэтр спускается в подвал и пытается хоть немного облегчить горе Лукреции.

«Лукреция, ты мне теперь как дочь.
С отцом твоим погодками мы были,
И чем смогу, я буду рад помочь,
Мы все Джузеппе искренне любили.

Не беспокойся и о погребенье.
Гробовщика и плакальщиц пришлю.
По убиенному в жестоком преступленье
Все нужные молитвы отпоют.

Утри слезу, Лукреция Колетти,
И мир теней оставь нам, старикам.
Отца омоют и переоденут,
И отнесут для отпеванья в храм.

Тебе указывать сейчас никто не в праве,
Но о живых напомнить я рискну:
О Федерике, Массимо, Альберто –
Спеши, Лукреция, скорее ко двору.

И напоследок, чтобы боль облегчить,
Я сообщу, что твой отец отмщён:
Злодею больше души не калечить,
Он был на муки ада обречён»

Во дворце герцога Лучано II Ланца шли последние приготовления. Убранство, накрытые столы в честь свадьбы герцога.
Пьетро ди Альберто в парике и наклеенной бороде, выдавая себя за знатного вельможу из Трента, беседует с мажордомом и церемониймейстером двора Его Высочества герцога Тосканского.

«Ах, господа, как я польщён знакомством,
Не помешает подружить гостей,
Пускай кичатся графством и баронством,
И с каждой чаркою становятся родней.

Так и посадим их, смешав рода и званья,
Вельможами из Трента разбавим местный двор,
Перетасуем, словно карт колоду,
И пусть болтают разный светский вздор.

Предчувствую, что этот славный праздник
Нам не забыть, синьоры никогда.
Ваш герцог, я смотрю, большой проказник,
Смешны его нам шутки господа».

Непринуждённо подмигивает и удаляется.

Через несколько минут Пьетро беседует с лейтенантом, разводящим гвардейский караул по залам дворца.

«Любезный мой Паоло, всё готово,
Тебе немного нужно подыграть,
Ко всем гостям не относись сурово,
Не всех входящих требуй обыскать.

Я подскажу, как среди пышной знати
Узнаешь ты доверенных людей:
У них на шляпах будут красоваться
Простые перья чёрных лебедей.

Не замечай, не вмешивайся лично,
Того гляди нарвёшься на стилет,
Дворянство Трента верит безгранично:
Их разоритель должен умереть».

Комната герцогини Федерики Ланца. Лукреция со слезами на глазах рассказывает о своей беде.

«О Федерика, до сих пор не верю,
Что мёртвого отца омыла я слезой.
Как пережить мне страшную потерю,
Как справиться с постигшею бедой ?

Мать забрала с собой грудная жаба,
Когда мне было семь иль восемь лет,
Её мне заменил любимый папа,
Он не жениться больше дал обет.

Не смог он пережить, что мать в могиле,
И от тоски сердечной много пил.
Был против Бахуса почти бессилен,
И вот предательский удар его сгубил».

Федерика Лукреции:

«Не плачь, родная, нам чуть-чуть осталось,
Не каждому из нас грядущий день встречать.
Поверь, что моё сердце болью сжалось,
И я, сочувствуя тебе, хочу сказать.

И мой отец, и твой рукой одною
Отправлены до срока к праотцам.
Мы связаны с тобой одной судьбою
И делим боль и горе пополам.

Зал пиршественный полон разной знати,
Там большинство врагов, но есть друзья.
За их страданья герцог нам заплатит.
Трентино-Адидже и ты – моя семья.

Я полюбила кобальери ди Козимо,
Лукреция, мне жить теперь и жить,
Но чтобы наше завтра наступило,
Кинжал мне в изголовье положи.

В зале для торжественных приёмов гости ждали выхода новоиспечённой супружеской пары, герцога и герцогини Тосканских.
Дворянин из Флоренции беседует с дворянином из Трентино:

«Синьор, ответьте мне, ужель Вы итальянец?
Я слышал вы тирольцы, немцы вы,
А если немец, значит чужестранец,
А чужестранцам веры нет, увы.

Наш герцог и богат, и родом знатен –
Он с королями на одной ноге.
Он каждый день меняет свои платья,
А коль тревожно, он уже в седле.

Зачем ему альпийская сиротка?
Да потому, что честен он и горд.
Он был с её отцом в походе,
И обещал жениться через год.

Намеренья о браке подписали,
И, положив на время под сукно,
Пока малышка подрастёт, все ждали,
Но ворог вдруг на Трент пошёл войной.

Мой герцог не успел совсем немного,
Иначе разметал бы всех вокруг,
Но из-за промедления в дороге,
Погиб его сосед и славный друг.

Потом, конечно, верный герцог Ланца
Отмстил баронам пришлым из-за Альп,
От крови всё в Трентино стало красным,
Всё слепло, так сверкала наша сталь.

Сам я в те годы был мальчишкой
И от отца услышал сей рассказ.
Наш герцог, господин суровый,
Он Трент ваш от набега спас.

Дворянин из Трентино (Трент):

«Синьор, я вас обидеть не хочу,
Но, даже если вы сочтёте мой ответ обидным,
Я всё равно, мой друг, не замолчу.
Рассказывать такие враки стыдно!!!

Кто в Тренте был тому назад лет двадцать,
Тот знает, что ваш Ланца был виной:
Он заплатил баронам из Тироля,
Чтобы они пошли на нас войной.



Атака так внезапна, так жестока,
Что мало кто в Трентино жив остался,
Ди Альто Адидже всё ждал от вас подмогу
И до последней капли крови дрался.

А дочь его, последнюю из рода,
Спас старый мельник, добрая душа,
Его рукой наймита герцог Ланца
Убил, в вино отраву подмешав».

Дворянин из Флоренции:

«Не верю вам, нас лишь дуэль рассудит,
Вы оскорбили память моего отца,
Его правдивость помнят наши люди,
Я жду вас в парке, около дворца».

Судорожно хватает воздух рукой в том месте на поясе , где обычно находится эфес шпаги, но тут в зал входят герцог Лучано II Ланца и Федерика Трентино-Альто-Адидже, герцогиня Ланца, дворянин берёт себя в руки. Все присутствующие поворачиваются к монаршей паре и кланяются.

Придворные дамы перешёптываются между собой.

Первая дама:

«Как интересно, вот и у Лучано
Теперь законная супруга есть,
Но думаю, что поздно или рано
Она ему порядком надоест.

И снова наше время возвратится,
Его постель обратно примет нас,
Альпийской нищенке придётся потрудиться,
Чтоб муженька никто не смог украсть».

Вторая дама:

«Похоже, что холодный горный воздух
Сковал все мышцы нашей герцогини.
Такое чувство, что она замёрзла,
Откуда столько в ней взялось гордыни!?

В лугах Альпийских коз пасла простушка,
И вдруг из грязи, герцогиней став,
Дорогу перешла нам потаскушка,
И герцога и титул враз прибрав».

Когда герцогиня поравнялась с придворными дамами, то обе на перебой стали восхвалять Федерику.
«О, госпожа, мы так сердечно рады,
Что, наконец, Вы счастье обрели.
И нет для нас весомее награды,
Что Вы своим вниманьем снизошли.

Мы долгих лет Вам властвовать желаем,
Пусть Ланца род прославится в веках,
И пусть правленье Ваше будет раем,
Не передать всех благ Вам в двух словах».
 
Не обратив внимания на льстивый лепет придворных, герцог и герцогиня проследовали в трапезный зал, где уже были накрыты столы. Придворные и гости стали рассаживаться, сталкиваясь друг с другом, роняя стулья и вызывая смех Лучано Ланца.

Герцог:

«Вкушайте, пейте, гости дорогие,
И славьте мою щедрость и размах!
Трентино и Флоренция отныне
В одних надёжных герцогских руках».

Герцог, обращаясь к кардиналу Манчини, сидящему по левую руку от него:

«Скажите, кардинал, а где же наш прелат,
Сиенский где епископ, вопрошаю?
Я посылал его убить врага
И результата до сих пор не знаю».

(Кто-то из-за спины прошептал герцогу несколько слов):

«Епископ мёртв!? Вы до сих пор молчали!?
Не мог он с высоты свалиться сам,
Похоже, что его переиграли.
Врагам за смерть его жестоко я воздам!»

Герцог про себя:

«Супруга, что досталась мне по праву,
Принесшая мне земли и людей,
В конце концов должна сказать мне правду:
Кто состоит в alliance вместе с ней.

Ну то, что мой племянник, это ясно.
Я зря щенка когда-то пожалел,
Считал, что слаб и вовсе не опасен,
Но оказалось что змею пригрел.

Что ж, время за полночь, а гости жрут и пьют,
Мы их покинем с герцогиней вместе.
Я выпытаю правду сей же час
И прикажу виновников повесить».

Герцог вслух:

«Тосканское дворянство, высший свет
И гости из подвластного мне Трента,
Нам нужно с герцогиней tete-a-tete.
Пришла пора интимного момента.

Подумать о наследнике пора,
Я полон сил и страстного желанья,
Намерен забавляться до утра,
Томлений нежных жажду и лобзанья.

Со мной пойдут всего пять человек,
Чтоб ни одна душа не помешала
Тому, что долгих двадцать лет я ждал.
В приёмной будут караулить зале».

Герцог и герцогиня и с ними пять человек, приближенных к герцогу уходят во внутренние покои дворца.


Глава 32 Уж. пробил час.


В пиршественном зале продолжалось празднество. Со стороны было хорошо видно, что некоторые гости оставались абсолютно трезвы, конечно же, это были дворяне из герцогства Трент. Один из гостей встал, поднял кубок, до краёв наполненный вином, и громким голосом попытался перекричать пьяные разговоры.

«Друзья мои, примите поздравленья,
Осталось ждать совсем, совсем немного,
Отриньте все ненужные сомненья,
Напомню вам о миссии высокой.

Здесь собрано Тосканское дворянство,
Сейчас они пьяны и неопасны.
Но если кто-то вдруг на помощь гаркнет,
Убейте, ибо их грехи ужасны.

Пусть каждый вспомнит разорённый Трент,
Жён и детей, пылающие нивы,
Пусть каждый жизнь за жизнь возьмет в обмен,
За родовые отомстя могилы».

Дворяне Трента одобрительно зашумели и потянулись за кинжалами, которые стража любезно согласилась им оставить, а пьяные Тосканцы бессмысленно улыбались и вливали в себя вино кубок за кубком. Тут с места встал Пьетро ди Альберто, которого в наряде Трентского вельможи, узнать можно было с большим трудом.

Ди Альберто.

«Синьоры Трента! нам не нужно лишней крови:
В несчастьях наших виноват один,
Тот, что сейчас ушёл, насупив брови, –
Луччано Ланца, здешний властелин.

Весь этот цвет Тосканского дворянства
В одном из залов замка запереть,
И мира для, для блага государства,
Придётся до рассвета постеречь.

Гвардейцы нам препятствовать не будут,
Но и самим не задевать их честь.
Надеюсь я, что уже завтра утром
С Флоренции собьём гoрдыню-спесь.

В покои двинулись лишь пятеро охраны,
Плюс герцог (он за трёх сойдёт).
Эй, ди Козимо, там ведь наши дамы –
Бери людей и двинулись вперёд».

Массимо ди Козимо Инганнаморте поднялся из-за стола и сделал знак рукой ещё пяти-шести молодым дворянам, и все вместе они покинули зал, где уже не звучали заздравные речи, а пьяные Флорентийские дворяне начали туго соображать, что находятся в плену.

Опочивальня герцогини Тосканской. Лукреция помогает герцогине раздеться, расчёсывает ей волосы и разговаривает о событиях, которые вот-вот случатся.

Лукреция (дрожа и тараторя):

«Скажи мне, Федерика,
Где Пьетро и Массимо,
Успеют ли примчаться,
Мне ждать невыносимо,

Здесь все меня тревожит,
И всё кругом чужое.
Когда ЕГО низложат,
От счастья зарыдаю.

Тебе ещё страшнее
Остаться с глазу на глаз –
Держись и будь смелее,
Хотя бы на показ.

Кинжал на всякий случай
Толедской твёрдой стали...
Сказали самый лучший,
(Гвардейцы передали)».

Федерика:

«Не тараторь, подружка, как сорока,
Меня уже ничто не напугает.
Я не умру, Лукреция, до срока,
Пока предателя не покараю.

Но я надеюсь и люблю Массимо.
О, он придёт за мною скоро очень.
Огонь любви горит неугасимо.
Случится всё уже сегодня ночью».

В спальню Федерики входит герцог вальяжной походкой в парчовом халате до пят и острым кинжалом разрезает апельсин, слегка морщится и отправляет в рот большой кусок плода прямо со шкурой.

Герцог обращается к Лукреции:

«Подите и согрейте нам постель.
Мужская нынче предстоит работа,
И через сорок с хвостиком недель
Сын явится на свет, моя порода».

Обращаясь в Федерике:

«Хотите апельсин? Такая редкость.
Купцы их из Китая к нам везут,
А мой садовник уже пять деревьев
Плодоносить заставил прямо тут.

В моём саду редчайшие растенья
Из всех краёв, где люди торг ведут.
И многие, скажу вам без сомненья,
Приносят пользу, коль приложен труд.

Ну, не хотите, значит, как хотите,
Я за другим к вам собственно зашёл.
Теперь вы, герцогиня, так спешите.
Явите благодарность за престол.

Нас с вами ложе ждёт с тех самых пор,
Когда с покойным Альто Адидже решили,
Что земли через брак объединим,
Как жаль, что он давно лежит в могиле».

Федерика:

«Я вас почти не знаю, мой сеньор,
Но только мне доподлинно известно,
Что с Трентом вы попрали договор,
Алкали земли вы, а вовсе не невесту».

Герцог:

«Вас обманули! столько лет прошло!
Наветы, измышления, интриги.
Здесь многие мечтают об одном:
Чтоб поскорей пришла моя погибель.

От вас мне нужен сын –  всё остальное вздор!
А так вы мне почти не интересны.
Давайте мы продолжим разговор
В удобном для интимной страсти месте».

Федерика:

«Я о предательстве и о бесчестье вашем
Не слухам, но лишь фактам доверяю.
О том, что вы причина всех несчастий,
Я от оставшихся в живых вассалов знаю.

К тому же ваш племянник ди Альберто,
Которого меня искать послали,
Открыл о вас, синьор, такую скверну,
Что лучше б я в неведенье осталась.

Ну и последнее, что я хочу сказать:
Я не отдамся вам и не рожу ребёнка.
Всю жизнь другого мужем буду звать,
А вам в постель пускай положат волка».

Герцог, нахмурив брови:

«О дьявол!!! Что за дерзкая девчонка!!!
Но отступать мне некуда теперь.
Я объяснюсь, ведь вашей головёнке
Ещё неведомо, что рядом ходит смерть.

Я обвенчался с вами, недотрога,
И тем прибавил к своим землям куш:
Леса и горы, нивы и дороги,
Без счёта также и плебейских душ.


Во всей Италии я самый богатейший,
Со мной сравниться может только Крёз.
Венецианский Дож, мой друг почтенный,
Союзный договор на днях мне преподнёс.

Вы не нужны мне, la commedia finito,
Вы отыграли в этой жизни свою роль.
Я прикажу, и в нужный срок родится
Наследник мой. Я Бог здесь и Король!!!

Обставлю так, как будто вы при родах
В полночный мир в мученьях отошли,
Ну а до этого, окружены заботой,
Вы девять месяцев побудете вдали.

В любом из самых дальних горных замков,
Где суета двора не будет вам мешать,
Растить во чреве будущего Ланца.
Хотите смерти? Вам самой решать».

Федерика, высоко подняв голову и с ненавистью смотря на герцога:

«С убийцей матери моей и моего отца
В постель не лягу низа что на свете.
Я не могла бежать из-под венца
Лишь для того, чтоб враг за всё ответил.

Вы знать хотели, кто поможет мне
Свершить, что небеса предначертали?
Кто рыцарь тот на гордом скакуне,
Способный сироте плечо подставить?

Он благороден, знатен и умён,
А имя честное ему дороже жизни.
Любовью пылкою мой милый окрылён,
Ни зависти не знает, ни корысти».

Герцог:

«Уж не племянник ли, негодный ди Альберто!?
Его пригрел на собственной груди.
Он мнит себя, наверное, бессмертным,
Но мой клинок мальчишку остудит.

Его отец был мне кузеном кровным
И пошатнуть имел возможность трон.
Для блага герцогства и для своей короны,
Я им пожертвовать судьбой был обречён.

В одном бою плечом к плечу мы дрались,
А лучник мой в засаде поджидал,
С маркизом ди Бриенца мы расстались,
И в лоб его я сам поцеловал».

Федерика:

Я о другом достойном дворянине
Вам говорю ни капли не таясь,
Спасти меня от вашей тирании
Спешит, пречистой деве помолясь.

А ди Альберто с ним, он самый главный,
Он в Тренте всем вернул желанье жить,
И мой народ в веках его прославит:
Он смог надежду в людях пробудить.

Ещё не смолкнет мой призыв к отмщенью,
Они придут, неся Тосканцам смерть,
А ваши пятеро готовы ль к нападенью,
О, не для них затеплится рассвет».

Лукреция  подслушивает разговор Федерики с герцогом в смежной спальне:

«Какая смелая подруга у меня,
Её решимости боюсь и восхищаюсь.
Кто герцога посмеет обвинять,
Тот с жизнью непременно распрощается.

Как трудно ждать, когда уж близок срок,
Когда пробьет последний миг тирана
И в мире будет править лишь добро,
И зарубцуются в душе народа раны.

Я слышу крик – она зовёт на помощь!
Скорей, скорей я ей нужна сейчас,
Уже давно часы пробили полночь,
Скорей спаси, мой милый Пьетро, нас!

               
                Глава 33. Каин и Авель.

В комнате Федерики после того, как она ясно указала герцогу, что не желает с ним вступать в супружеские отношения и дала понять, что будет отмщена, Лучано Ланца просто взбесился и крикнул своих пятерых миньонов,которые стремглав влетели в опочивальню герцогини.
Историческая справка: mignon (fr.) – крошка, милашка. Миньоны при дворе выполняли роль среднюю между советниками, стражниками и членами свиты. В зависимости от прихотей покровителя они также могли быть его любовниками. Из-за этого в последующие века слово «миньон» прочно ассоциировалось с нетрадиционной сексуальной ориентацией и продажностью.

Герцог:

«Синьоры, кто желает поразвлечься?
Вам до рассвета я её дарю,
И силы грубой можно не стеречься,
А я на это просто посмотрю».

Федерика:

«Вы не посмеете!»

Герцог:

«Увы, madame, посмею».

Федерика:

«Я закричу и помощь призову».

Герцог:

«Ваш голос здесь значенья не имеет,
Я как-нибудь позор переживу.

Обращаясь к дворянам из своей свиты:

Ну, что стоите, раздевайте даму,
Нам в оргиях встречаться не впервой.
И пусть она ломает свою драму,
Боюсь не хватит нам её одной…»

Федерика:

«На помощь, люди! Люди! помогите!
Спасите от бесчестия меня!
О, Бога ради, герцог, прекратите!!!
Какая же вы мерзкая свинья!!!»

Лукреция хватает в руки тяжёлый канделябр и вбегает в спальню герцогини. Картина, которую она застает, ужасна: шестеро полуголых мужчин во главе с герцогом срывают одежды с лежащей на полу в полуобморочном состоянии Федерики.

Лукреция:

«Развратники, подонки, негодяи!
Где ваше рыцарство, где ваше благородство!?
Бесчестьем на погибель обрекаю,
Шесть на одну! мужское превосходство!

А ну кому заехать канделябром?
От срама вашего сознанья не теряю.
На днях я обвенчаюсь с капитаном.
Услышь меня, мой Пьетро, заклинаю.

О, Федерика поднимись скорей,
Направь к отмщению слабеющую руку,
Я спрятала клинок средь простыней,
Себя спаси, спаси свою подругу»

Кричит что есть мочи и своими воплями на короткое время останавливает грубое насилие.

Герцог:

«Ну вот, синьоры, к ней пришла подмога.
Теперь нас с вами трое на одну.
Похоже, что она не недотрога.
Я под подол красотке загляну.

Схватить её, поставить на колени.
Кто спереди, кто сзади – выбирай.
Сейчас пойдёт у нас вовсю потеха,
А ну, синьоры, девку окружай».

Лукреция размахивает канделябром, нанося удары направо и налево, не разбирая куда попадает, при этом истошно вопит. Пьетро ди Альберто, маркиз ди Бриенца , граф ди Арона ди Анжера, сеньор ди Канкеллара и Массимо ди Козимо Инганнаморте спешат к покоям герцога, слышат крики женщин и натыкаются на запертую дверь опочивальни герцогини.

Ди Альберто, обращаясь к своим спутникам:

«Берите мебель, ту, что помассивней,
И как тараном действуйте, друзья,
Давайте дружно, ну вперёд, активней,
Дверь поддаётся, медлить нам нельзя.

Пусть шпаги нам сослужат нынче службу,
Пришла пора, настал наш звёздный час,
К победе нас ведут любовь и дружба,
В нас верит Трент, Господь стоит за нас».

Вбегают в комнату, где застают герцога и пятерых его миньонов за раздеванием двух уже не способных к сопротивлению женщин.

Пьетро ди Альберто:

«Канальи, трусы, подлецы, собаки!
Какая низость и какой позор!
Передаю я слово своей шпаге,
Пускай она продолжит разговор!

Массимо, помоги своей невесте,
Для дам уже закончен сей кошмар.
За каждую слезинку мне ответит
Мой дядя, пропустив удар.

Синьоры, подтяните панталоны,
А то мы вам подрежем промеж ног,
Берите шпаги, стражники короны!
Моей рукой карать вас будет Бог!»

Пока обескураженные приспешники приводили себя в надлежащий для поединка вид, т.е. спешно искали свои шпаги, Пьетро подбежал к Лукреции обнял её и поцеловал.

Пьетро ди Альберто:

«Любимая, я вовремя явился?»

Лукреция, надув губки:

«Ещё минута, ты бы опоздал!“

Пьетро ди Альберто поправляет подол платья Лукреции:

«Мои глазам такой конфуз открылся:
Я думал герцог что-то там искал».

Обращаясь к Лучано Ланца:

«Ну вот, мой дорогой, вы и при шпаге,
Она достойно умереть поможет вам.
Скажите, каково от смерти в шаге
Внимать моим свергающим словам».

Пьетро, обращаясь к своим спутникам:

«Друзья, вы разбирайтесь с остальными.
Удачно так совпало пять на пять!
У нас дела семейные, земные,
Нам с дядей надо лично поболтать».


Федерика очнулась от обморока, с тревогой смотрит на встающих в боевую позицию мужчин Видно, что она что-то припоминает и вдруг начинает кричать, обращаясь к Пьетро ди Альберто:

«Маркиз!!! Лучано Ланца – страшный грешник!
Он к трону лез по головам родных,
Он не имеет ни стыда, ни чести,
Открылся мне, что брата погубил.

Вы знаете, как ди Бриенца был убит?
Сражён из аркебузы иль клинком ?»

Пьетро:

«Стрелу пустил подосланный наймит,
Каналья прятался совсем недалеко.

С отцом был Ланца, гибель видел он,
Глаза закрыл и в лоб поцеловал,
И, обложив стрелка со всех сторон,
Поймал его, и сам четвертовал.

Тогда я думал: дядя мой герой!
Он за кузена отмстил сполна!…
Убив наёмника карающей рукой,
Следы замёл; душа его черна».

Дворяне замерли, услышав страшную тайну, но на последнем слове герцог сорвался с места и ударил шпагой прямо грудь Федерики. Массимо подхватил любимую на руки, а герцог, воспользовавшись замешательством, подбежал к картине, висевшей напротив входной двери в опочивальню, и вдруг скрылся за ней.

Пьетро ди Альберто, обращаясь к миньонам герцога:

«Вас ждёт хорошая пеньковая петля,
Кровопролитье я спешу остановить,
Где ступит герцог, там горит земля,
По замку дядюшку придётся мне ловить».

С этими словами Пьетро исчезает за картиной, удаляясь по хорошо известному в их семье ходу, ведущему в оружейную башню замка.


Глава 34.  Разговор с племянником.


Массимо, обращаясь к оставшимся дворянам:


«Свой разговор в любое время
Мы, господа, возобновим.
Маркизе лекаря скорее.
Умрёт, коли не поспешим»


Двое убегают и через пару минут возвращаются запыхавшиеся, но без лекаря.

«Беда, Массимо, лекарь пьян.
За свадебным столом он дрыхнет
Зелёным змием обуян,
Чиркнёшь кресалом, тут же вспыхнет».

Массимо:

«Лукреция, холста и копры,
Воды, чтоб рану промывать;
Эй, господа, не надо скорби,
Положим даму на кровать.

Я видел ран немало в жизни,
Сам был не раз сражён в бою,
Печаль, пока ещё излишня,
Я сам спасу любовь мою.

Сам, как наседка за цыпленком,
Ходить я буду день-деньской,
Как за беспомощным ребёнком,
И к небу обращусь с мольбой.

И коли свято верить буду,
И раны окропит елей.
Свершиться может в мире чудо,
Господь вернёт здоровье ей».

Осматривает и перевязывает рану с помощью Лукреции.

Пьетро ди Альберто спешит тайными переходами в стенах замка за убегающим герцогом Ланца.

«Как повезло, я вырос в этом замке,
Пока отец мой был ещё живой,   
Я любопытства ради и от скуки,
Совал повсюду хитрый носик свой.

Здесь в рыцарей играл, играл в гвардейцев,
И бил воображаемых врагов,
И полюбил сей замок детским сердцем,
Теперь, за честь сразиться здесь готов.

Не раз, не два, сам тайно этим ходом
Я проникал в ружейный зал с моим отцом,
Запасы пороха, свинца под этим сводом;
Там воевать придётся с подлецом».

Тайный ход приводит Пьетро к массивной запертой двери. Лучано Ланца думает, что только ему знаком тайный механизм открывания двери, но ещё мальчишкой Пьетро видел, как дядя открывает тяжёлую дубовую дверь.

«Отверстие в стене. А там ядро.
Катясь, чугун противовесом станет.
В том механизме всё продумано хитро.
Но дверь откроется, и тут же выстрел грянет.

Катнул ядро и сразу юркнул в нишу.
Всё старый зодчий здесь предусмотрел:
Не страшно даже, если пули свищут,
Когда мгновенно спрятаться успел».

Пьетро ди Альберто вбегает в оружейный зал и видит стоящего в боевой позиции герцога, который уже успел нацепить латы и взять в руки удлинённую шпагу.

Герцог Лучано II Ланца:

«Ну, вот мы и одни, и можем говорить
Хоть словом, хоть оружием разящим.
Растешь мой мальчик, хочешь жизнь постичь,
Но жизнь подла, коварна, неизящна.

Тебе нужна корона? Вот она!
Возьми и правь, попробуй, если сможешь.
Но для тебя ли ноша создана?
Не понапрасну ль ты меня тревожишь?

Щенок! Ты был обласкан мною,
Я сироту возвысил до небес.
Клянусь своей седою бородою:
Ты не маркиз, а просто грязный плебс».


Пьетро:
«Ругаться можешь ты витиевато.
Я намотаю все слова на ус;
Сгубив предательски двоюродного брата,
Ты поступил, как тварь и подлый трус.

Предательством, деньгами, вероломством
Ты Трент и власть к своим рукам прибрал.
На сироте женившись принародно,
Ты до небес вознёс свой пьедестал,

Людские жизни для тебя, как камни,
К безбрежной власти ты мостишь свой путь,
Но во Флоренции ещё живут дворяне,
Которых тебе трудно обмануть.

Мне жаль, что верой я служил тирану,
Что понял поздно, что мой дядя мразь,
Который вшестером бесчестит даму,
От горя оной приходя в экстаз».

Герцог, подходя на шаг ближе и примеряясь для нападения:

«Глупец! Мальчишка! Выскочка плюгавый!!!
Раскрой глаза, на землю опустись.
Моей завидуешь ты видно ратной славе,
Ещё не понял ты, как скоротечна жизнь.

Я все богатства, земли и людишек
В один кулак могучий собирал.
Кузен же мой, наивный ди Бриенца,
Своё наследство нищим раздавал.

Я для семьи сберёг и герб, и титул,
И оградил от глупости престол.
Ну а отец твой в схватке лютой сгинул.
Всё остальное – подлый наговор.

Женился нынче на принцессе Трента!
Да, чтобы вновь расцвёл сей дивный край!
В трудах безмерных там не видят света!
Карай меня за это! Ну, карай!

Лучано умел красиво говорить и постепенно, рассказывая о своём благородстве, он приближался к развесившему уши Пьетро.

Герцог, продолжая свою тираду:

«А для кого все муки я терплю?
Детей мне бог не дал, и лет уж много.
Тебе я завещаю власть мою!
Лишь о Тосканском герцогстве в тревоге.

Ты ж мне, как сын, мы кровная родня!
Клянусь тебе в любви и крест целую!
Один  как перст живу, судьбу кляня,
Тебя люблю я с детства и балую».

Пьетро стоял в растерянности и уже было поверил, что обманулся и стал пешкой в чужой игре. Только Трентино-Адидже было выгодно рассорить дядю и племянника, во власти которых находилось ВЕЛИКОЕ ГЕРЦОГСТВО ТОСКАНСКОЕ. Как вдруг в неимоверном мастерском прыжке Лучано Ланца нанёс ранение своему «обожаемому» племяннику и если бы Пьетро не спас медальон с локоном любимой Лукреции, то на этом моё повествование было бы окончено.

Герцог отбежал, поняв, что его коронный финт шпагой не убил племянника, и, схватив аркебуз, стал раздувать фитиль.

Пьетро:

«Скользнула шпага, причинив лишь боль.
Ты усыпил меня своей тягучей речью,
Я потерял над мыслями контроль,
Теперь ты целишь мне в живот картечью!?

Убив меня, увы, ты не спасёшься!
Весь замок заняли дворяне Трента.
Ты сам сейчас от власти отречёшься –
И в монастырь! Твои грехи несметны!

Пьетро толкает на герцога стоящие в ряд копья и вновь избегает смерти от прогремевшего в башне выстрела. Наконец подойдя на расстояние атаки, Пьетро ди Альберто, маркиз ди Бриенца , граф ди Арона ди Анжера, сеньор ди Канкеллара скрестил свою шпагу с клинком герцога.

Отступление фихтовальное:

Я расскажу, как бьются мэтры шпаги
И вознесу обоим похвалу.

Клинки сверкают молнией в атаке.
Не успеваешь и глазком моргнуть.

Движенья, словно выверенный танец,
Все па и пируэты – высший класс!
Кто лучший в битве, тот и смерть обманет.
Мелькают лица в профиль и анфас.

На кончике сверкающего жала
Людские судьбы, жизнь, страданья, тлен.
И если вдруг удача запропала,
То больше не поднимешься с колен.

Вжик-жжик! искрят, звенят хрустально
Творенья оружейников Толедских,
И только смерть рассудит их печально,
И только жизнь их наградит по королевски.

Дядя и племянник были прекрасными фехтовальщиками, но молодость начала брать своё, а герцог Ланца всё тяжелее дышал и всё чаще уходил в глухую защиту, едва успевая отбивать удары капитана своей гвардии.


Глава 35. Мне отмщение, и аз воздам.

Пока наши герои ведут спор за честь и жизнь, вернёмся в комнату Федерики, где она постепенно приходит в себя после предательского удара герцога.

Массимо:

«Любимая моя глаза открыла,
Но тело лихорадка бередит.
Глоток вина вернёт любимой силы,
По крайней мере, он не повредит.

Придись удар на четверть пальца ниже,
И сердце перестало бы стучать.
И смех её я больше б не услышал,
Уста сковала бы забвения печать».

Федерика попыталась заговорить, но только стон сорвался с её губ.

Массимо шутя:

«Молчи родная, ты теряешь силы.
Я за священником чуть было не послал.
И ангел смерти, рыть решив могилу,
Над ложем покружился и пропал.

Сейчас появится твой папочка Пуччини:
За ним карета послана была.
Представь себе, любимая, картину:
Он входит грустный, ты же весела.

Мой поцелуй вернёт тебе улыбку,
Через три дня ты ножками пойдёшь,
А через пять мы будем спать в обнимку,
И от меня ты скоро понесёшь».

Губы Федерики после этих слов растянулись в улыбке, она засмеялась, но тут же гримаса боли сковала её лицо. Шутки шутками, а ранение было, действительно, серьёзным.

Дворяне Трента, обеспокоенные состоянием своей маркизы, послали за лекарем, приехавшим с её свитой из Трентино. В комнату входят два пожилых сеньора: мэтр Джаомо Пуччини и лекарь, несущий кожаный мешочек со всякими снадобьями.

Массимо:

«Что скажешь, верный эскулап,
С такою раной выживают?»

Лекарь, осмотрев рану:

«Скажу, что рана не пустяк,
Но чудеса, мой друг, бывают,

Тот, кто нанёс ей в грудь удар,
Коварен был и беспощаден:
Был смазан ядом сей металл,
Он ждал, он был готов и хладен.

Но шпага долго не хранит
Яд извергающих лобзаний.
Я посмотрел на цвет ланит,
И мне достало моих знаний.

Есть в склянке снадобье одно,
Что остановит лихорадку,

Немного времени прошло,
Яд выйдет весь через припарку.

Жить иль не жить – в руках Господних!
Я пропишу больной покой.
И горный воздух, чистый, хвойный.
В срок всё пройдет само собой.»

Джакомо Пуччини, опустившись на колени перед кроватью Федерики и проливая горькие слёзы:

«Моей судьбы прелестный дар!
Я жертвовать тобой не в силах,
Гонец мне спешно передал,
Что ты чуть жизни не лишилась.

Какой подлец и негодяй
Лучано Ланца, здешний герцог!!!
За кровь, лишь кровью отвечать.
Он жив ещё? О, как он мерзок!»

Обращается к Массимо:

«Массимо, я здесь посижу,
Покараулю мою детку,
За состояньем погляжу,
Ты ж отправляйся на разведку.

Уже алеет небосклон,
И солнце путь свой начинает.
Узнай, что с Пьетро, жив ли он.
Час откровенья наступает.

Флоренция, Тоскана, Трент!
В руках Господних наша жизнь!
Пусть ди Альберто повезёт,
И пусть он зло искоренит!

А в оружейной башне обстановка накалялась с каждой минутой, причём, накалялась в буквальном смысле: не в силах убить своего племянника с помощью шпаги Лучано Ланца решил пойти на последнюю крайность и взорвать запасы пороха…

Герцог Ланца подбегает к двери пороховой комнаты, держа в руке факел, который он снял со стены арсенального зала.

«Ну что, мой мальчик, ты готов
Отправиться к отцу на небо?
Не будет песен и цветов,
Ты имя ди Бриенца предал.

Ещё полшага или шаг,
И я за дверь бросаю факел,
И вдруг наступит вечный мрак,
И затрубит на небе ангел.

И все, кто сердцу твоему
Хоть чем-то мил, хоть чем-то дорог,
Отправятся в последний путь,
Когда… взорвётся… этот… порох…

Кидай мне шпагу и кинжал,
И чтоб я видел твои руки,
Ты, мальчик, битву проиграл,
Боясь с любимыми разлуки.

А я сильней! Я не люблю!
С рожденья мир я ненавидел:
И я любого погублю,
Кто хоть мизинец мой обидел.

Пьетро ди Альберто, зная жестокость и безумие герцога Ланца, понимает, что, если тот взорвёт пороховой запас, замок будет разрушен. А под его обломками погибнут его любимая, друзья и все, кто верил в него, все, кто пошёл вместе с ним на борьбу с бесчестным, коварным тираном. Пьетро решает тянуть время, надеясь на чудо.

Ди Альберто:

«Лучано Ланца, ты sfrontato bugiardo!
(it. — наглый лжец)
И любишь жизнь не менее меня!
Ведь для тебя огромная утрата
Свою корону на чистилище менять.

Иль ненависть тебе совсем затмила разум?
Но ты же, дядя, вовсе не дурак!
Пусть мы погибнем в замке оба, разом –
Придут другие и получат всё за так.

Всё, что ни нажил в жизни так бесчестно,
Ограбив тысячи людей,
С собой не заберёшь ты в ад кромешный,
Сколь ты не тужься, сколь ты не потей.

Я, слабость к людям с малых лет питая,
Тебе,тиран безумный, подчинюсь.
Не нужно лишних горя и страданий.
Я твоей воле, дядя, покорюсь.


К ногам кладу я шпагу ди Бриенца,
Её мне дед покойный завещал,
И что бы ты ни говорил, Лучано,
Я в жизни никого не предавал».

Разговор был окончен. Лучано Ланца с наглой ухмылкой стал приближаться к племяннику, примеряясь, куда бы вернее всадить свою шпагу, чтобы убить сразу и наверняка… Как вдруг !!!

Витраж в свинцовой раме разлетелся,
И герб Флоренции осколками сверкнул,
И кто-то сверху на Лучано навалился,
Схватил за голову и с силой повернул.

Предсмертный хрип был короток и страшен.
Лучано Ланца умер в тот же миг,
А Пьетро был буквально ошарашен
И даже не сумел сдержать свой крик.

Спасён и жив! И живы все, кто в замке!
Все, кто любим и любит! Все друзья!
От неожиданного счастья Пьетро замер…
Сглотнул, моргнул и вдруг пришёл в себя.

Пред ним Массимо, нервно озираясь,
Вставал с холодной каменной плиты,
Ему нечасто в жизни удавались
С таких высот прицельные прыжки.

И ни царапины, ни боли, ни пореза.
Он сам не верил, что свершил сей шаг:
Разбил витраж ударами эфеса,
Прыжок, полёт – повержен смертный враг!

Пьетро, начиная соображать:

«Массимо, ты, как добрый ангел,
С небес на землю сверзься в нужный миг,
Туши скорее этот чёртов факел.
Ещё чуть-чуть, и я бы здесь погиб.

Да что там я, за этой мощной дверью
Запасы пороха для маленькой войны.
Я, до сих пор, с трудом в спасенье верю,
Ты спас нас всех от козней сатаны.

Массимо:

«Когда я понял, что замки с секретом
И в башню просто так не попадёшь,
Я взял на приступ стены эти,
Вдруг без меня ты герцога убьёшь.

Мой счёт к нему поменьше твоего,
Но все же я обязан был вмешаться,
А в целом, видно, просто повезло
На этом свете вместе задержаться.

Пьетро крепко, по-мужски обнимает Массимо:

«Мой друг, теперь ты мне как брат!
Я твой должник и, если доведётся
Когда ( не дай Бог!) станешь погибать,
Звать меня дважды точно не придётся.

Теперь пойдём, должно быть, нас заждались,
Неведенье сердца любимых жжёт,
Мы за живых и мёртвых расквитались,
И впереди нас только счастье ждёт».

Пьетро подошёл к стене и нажал на какой-то секретный механизм: дубовые двери, ведущие из башни, отворились, и друзья поспешили в опочивальню Федерики, где их уже с нетерпением ждали любимые и друзья.

По пути им встретился лейтенант герцогской гвардии, которому Пьетро сообщил, что Их Светлость Герцог Тосканский, Парма и Модена Лучано II Ланца мёртв и, он, Пьетро ди Альберто, маркиз ди Бриенца , граф ди Арона ди Анжера, сеньор ди Канкеллара как единственный близкий родственник герцога наследует своему дяде и берёт власть и правление в герцогстве в свои руки. Ну и за оказанные лейтенантом услуги производит его в капитаны гвардии.

Ах молодость, надежды и беспечность!
Неторопливо в вечность дни летят!
И впереди творений бесконечность,
И дело ладится практически шутя!

Ошибки не смертельно роковые,
Есть время всё исправить, всё понять,
И каждый раз всё ново и впервые,
И нечего по крупному терять.

Забыв о статусе владетельной особы,
И радуясь, что смерти избежал,
Наш Пьетро прямо в тронном зале
С азартом тарантеллу станцевал.

Друзья подошли к покоям Федерики и, постучавшись, вошли в комнату, куда ещё не добрались лучи утреннего солнца, и поэтому она казалась мрачной и неприветливой.
На краешке постели сидел негоциант Джакомо Пуччини и тихо по-стариковски всхлипывая, плакал. Лукреция же ревела в голос и была явно не в себе. Молодые синьоры опешили и, глядя на лежавшую неподвижно Федерику, с трудом осознали, что она мертва…

Джакомо Пуччини:

«Раз вы вернулись – значит победили.
Хвала и честь вам, честь вам и хвала.
За девочку мою вы отомстили,
На веки вечные она от нас ушла.

Я воспитал её как собственное чадо,
Лелеял, холил, пестовал, берёг...
Мне Господа она была наградой,
Лозы усохшей свежий стебелёк.

И вот весь род с последней каплей крови
Покинул страшный мир живых людей.
Как сердце щемит от душевной боли,
Когда хороним мы своих детей!»

Старик всхлипнул и замолчал, машинально гладя мертвую, постепенно остывающую и твердеющую руку Федерики.
Лукреция бросилась на шею к Пьетро и, заливаясь слезами, затараторила:

«Родной, любимый, жив и невредим!
Я так Мадонне за тебя молилась
И верила, что ты непобедим,
Так верила, что чудо совершилось.

Бедняжка Федерика так страдала,
Всю жизнь она в неведенье жила,
И вот, когда до счастья чуть осталось,
Она от нас в безвременье ушла.

Пусть богохульством моя речь сочится,
Но я скажу, обиды не тая:
Лучано Ланца, мерзостный убийца!
И не должна его принять земля.

Моя бы воля, бросила б собакам –
Пусть псы бездомные грызут его в ночи.
И по нему никто не будет плакать,
И поминальной не зажгут свечи».

Всё это время Массимо стоял ни жив ни мёртв. Казалось, что он окаменел, и вдруг раздался его не человеческий стон:

«Ушла из жизни, жизнь мою забрав,
Своей любовью сердце раскалила!
Растаяла в предутренних лучах,
Звездой упавшей небо прочертила.

Как ветра дуновение, нежна
И трепетна, как пламя на свече.
На взлёте молодости смерть вдвойне страшна,
О, Господи, зачем! Зачем! Зачем!

Не уберёг, не заслонил собою!
Мне, как мужчине, просто грош цена!
Как дальше жить, с душою опалённой,
Коль в гибели её моя вина!?

Над телом остывающим любимой
Даю обет святой я небесам:
Отныне мне мирская жизнь постыла,
Я посвящу её святым отцам…»

Массимо подошёл к Федерике и, поцеловав её в лоб, незаметно смахнул набежавшую слезу.
Пьетро ди Альберто, обращаясь к Массимо:

«Не торопись, не будь так опрометчив.
Теперь лишь ты способен мне помочь ,
Убита кровная владетельница Трента,
ди Альто -Адидже единственная дочь.

Теперь возня начнётся меж родами,
Дворяне могут развязать войну,
Преступные деяния Лучано
Поставив всей Флоренции в вину.

Уж коли смерть настигла Федерику,
Пред небом и людьми твою жену,
Я сам тебя на трудный путь подвигну,
Взвалив ответственность за всю её страну.

Кто, как не ты, любя горячим сердцем,
В жизнь претворит заветные мечты?
Нам, друг мой, будет много проще вместе,
Поднять её народ из нищеты».

Пьетро, обращаясь к Лукреции, Массимо и мэтру Пуччини:

«Оставим мёртвых мёртвым, в этот час
И о живых пришла пора подумать.
Не зря же ты меня от смерти спас.
Как ловко вместе смерть мы обманули!

Мы все сейчас пойдём в часовню замка,
Туда же вызван кардинал Манчини,
И чтобы не откладывать на завтра,
Я попрошу, чтоб с милой обручили.

И новый день, забот и тягот полный,
Событьем этим радостным начнётся,
Мы потеряли многих самых близких,
Пусть счастье наконец нам улыбнётся!»

19.11.2011 Йыхви-Муствеэ,
последняя редакция
25.03.2016

© Copyright: Ил-62, 2011
Свидетельство о публикации №111072200098

;
                Содержание:

Действующие лица…………………………………………………………...1
Глава 1.       Встреча в лавке………………………………………………....2
Глава 2.       Свидание……………………………………………………….11
Глава 3.       Тайна мэтра Пуччини………………………………………….15
Глава 4.       Соитие данное свыше………………………………………….19
Глава 5.       Мэтр раскрывает душу.………………………………………..23
Глава 6.       Тайна Герцога…………………………………………………..26
Глава 7.       В поход к отрогам Альп………………………………………..30
Глава 8.       Встреча со смертью…………………………………………….34
Глава 9.       Тайна старого мельника………………………………………..36
Глава 10.     Я-маркиза!.................43
Глава 11.     Поединок………………………………………………………..44
Глава 12.     Вперёд, нас ждёт Флоренция…………………………………..47
Глава 13.     Заговор…………………………………………………………..50
Глава 14.     Коварство Герцога……………………………………………...57
Глава 15.     Замок Борго  Сан Лоренцо……………………………………..63
Глава 16.     Решение Федерики……………………………………………..66
Глава 17.     Не время плакать…………………………………………….…68 
Глава 18.     Пленник…………………………………………………………71
Глава 19.     План Герцога……………………………………………………74
Глава 20.    Федерика открылась Массимо…………………………………78
Глава 21.    Человек в плаще…………………………………………………82
Глава 22.    Лукреция - девушка из народа………………………………. . 85
Глава 23.    Терзания коменданта замка…………………………………….88
Глава 24.    Побег……………………………………………………………..92
Глава 25.    Дело движется к свадьбе………………………………………..96
Глава 26.    Дорога в столицу..…………………………………………….....98
Глава 27.    Встреча с любимыми…………………………………………...101
Глава 28.    Смерть Джузеппе Колетти…………………………………......109
Глава 29.    Венчание………………………………………………………...115
Глава 30.    Слёзы Лукреции ……………………………………………... ..120
Глава 31.    Венчание ( продолжение.)…………………………………......124
Глава 32.    Пробил уж час…………………………………………..............130
Глава 33.    Каин и Авель……………………………………………............136
Глава 34.    Разговор с племянником…………………………………..…...140
Глава 35.    Мне отмщение, и аз воздам……………………………………145