Смерть милосердная

      Нежно расправив каждый молодой листочек, голубоглазая весна кружилась в большом городе, ловко лавируя среди машин, прохожих и высоких домов. Серебрились широкими лентами сплетенья дорог, игриво подмигивали светофоры, шептались парки, хвастаясь новыми нарядами. Повсюду бурлила, кипела, пенилась прекрасная жизнь. Едва проснувшись под своими одеялами, люди спешили распахнуть окна, впуская в своё жилище её неповторимый аромат, с которым, казалось, даже кофе заваривался лучше.

      И Елена исключением не была.

      Настолько чудесный воскресный день не хотелось проводить взаперти. Завтракать лучше под шум проспекта. А потом махнуть рукой на гору белья в машинке, беспорядок в шкафу и другие домашние хлопоты, взять любимый плеер, и стать крохотной, незаметной частичкой буйства эмоций, красок и голосов. Вот только пусть вскипит чайник, возвещая о своей готовности низким трубным свистом, а по кухне разнесётся любимый кофейный аромат.

      Но раздался совсем другой звук. Птичьей трелью щебетал потревоженный чьей-то рукой дверной звонок.

      Набросив на плечи уютный домашний халат, Елена разыскала ключи.

      Спрашивать, кто пришел, не стала. То ли весна повлияла так, то ли просто отличное настроение. Ведь, в самом деле, кто может явиться в столь замечательный час? Муж с сыном укатили рыбачить к озеру, у дочери танцевальный тур балетной труппы. Всего-то и остаётся, что пара подруг да сосед снизу, сварливый мужчина с хитрым взглядом чёрных глаз. Выбор не велик.

      Вот только на площадке, сложив руки на груди, стояла высокая делового вида дама с чёрной кожаной сумкой на правом плече.

      — Здравствуйте, — прозвучало приятное чуть хрипловатое меццо раньше, чем Елена успела распахнуть рот. — А я к вам.

      Оперевшись ладонью о дверной косяк, хозяйка качнула головой.

      — Возможно? … — произнесла тихо, окидывая взглядом строгую юбку-карандаш, изящные туфли с круглым носом и белоснежную блузу, заправленную чуть небрежно. — Возможно вы ошиблись этажом или дверью. Здесь проживают…

      — Цветкова Елена Андреевна — вы будете, — перебила незнакомка бесстрастно и, дождавшись кивка, продолжила: — тысячу девятьсот восемьдесят четвёртого года рождения, замужем, имеет двоих детей. Не судима, вредных привычек нет. Анкетные данные совпадают?

      Еще раз кивнув, Елена сделала шаг назад. Что-то прохладное коснулось спины. Будто страх.

      В кухне загудел чайник, но хозяйка его даже не заметила.

      Безвольно опустив руки, она смотрела в глубокие иссиня-черные глаза гостьи, что деловито вписывала что-то в извлечённый из сумки блокнот.

      — Совпадают, — сорвалось с губ Елены наконец. — А вы, простите, кто?

      — Смерть Милосердная, — произнесла женщина спокойным тоном. Щёлкнула ручкой, убирая ту на место и, переступив порог, улыбнулась. — Елена Андреевна, я действительно к вам.

      — Смерть Милосердная, — повторила хозяйка медленно. Так, словно пробовала слова на вкус, и тотчас встрепенулась: — что за глупые шутки?! Женщина, спрашиваю еще раз: кто вы?

      — Четыре года назад вы послали запрос на моё появление, — Назвавшая себя Смертью уже деловито поправляла перед зеркалом смоляные кудри. — Могу напомнить события, если хотите.

      Застыв посреди коридора, Елена отчаянно пыталась проснуться.

      — Четыре года назад? — молвила наконец. Из плохо прикрытой входной двери повеяло холодом и, потянувшись, женщина повернула ключ. Это не помогло. По телу прошел озноб. Волной дрожи проснулись воспоминания.

      Тогда всё навалилось разом: смерть матери, пьянство мужа, дочь, едва не лишившаяся жизни под колёсами автомобиля. Тогда казалось, жизнь никогда не сможет стать прекрасной. Тогда Елена сдалась. И, глядя на то, как рушится её хрупкий мир, она молила всевышнего подарить ей освобождение. Дать милосердную смерть.

      — Почему? … Почему так поздно? — хрипло выдохнула Цветкова, глядя в не очень красивое, самое обыкновенное лицо своей неожиданной гостьи. Ничего запоминающегося. Ничего выдающегося. Кроме, разве что, глаз. Но в них смотреть не хотелось. Что-то страшное таила в себе их тёмная глубина. Что-то, чего Елена не могла понять.

      — У вас там, Елена Андреевна, чайник вскипел, — проигнорировала вопрос гостья. — Так чего друг друга на пороге держать? Утро чудесное, тема для беседы есть…

      — …да-да… — Чувствуя себя растерянно и неловко, Елена приглашающе махнула рукой. — Проходите. Я… Уж не знаю, как и обратиться.

      — Мила, — великодушно подсказала черноглазая Смерть. — Кофе есть?


      Пока хозяйка возилась с чашками, гостья удобно устроилась в глубоком кресле. Осмотрелась вокруг, отмечая уютный, с любовью подобранный интерьер.

      — Жаль… Жаль, — протянула тихо, присвистнув себе под нос и, хлопнув по подлокотникам, поднялась. — Люблю ваш город, Елена Андреевна. Какой-то он живой, красочный, действительно настоящий. Сегодня редко где подобный отыскать можно.

      — Да, наверное. — опустив на стол дышащие паром чашки, хозяйка рассеянно сдавила пальцами вески. — Так чего, говорите, вам жаль?

      — Вас жаль, Елена Андреевна, мужа вашего жаль. – и, пригубив кофе, снова села. — Хотя, такова уж жизнь. А у нас наверху всё строго.

      — Да где уж там. — Сидя в кресле растерянной куклой, Елена всё еще пыталась себя разбудить. Ведь, действительно, разве может обыкновенный человек поверить в то, что так просто, посреди весны, в его дом заглянет сама тётушка-смерть, попросит чашечку кофе, город похвалит, о чём-то своём заговорит. — Желание моё уже давно срок годности потеряло.

      — А разве он есть у пергамента и чернил?

      Порывшись в сумке, назвавшая себя Милой Смерть извлекла несоразмерно большой талмуд. Пролистала ветхие желтовато-серые страницы. Зачитала вслух:

      — Вызов номер… да-а… долгий номер, но это не суть. Вызов Елены Андреевны Цветковой. И ваша, сударыня, анкета. У нас всё чётко. Хронологию как каждая уважающая себя организация ведём.

      — Тогда почему же? Почему же…? — теперь Елена пыталась тщетно согреть озябшие ладони, — вы пришли так поздно?

      С минуту Смерть молчала, а потом, в упор всмотревшись в лицо собеседницы, заговорила спокойно и тихо.

      — Ну так мы, высшие инстанции — зеркало вашей земной жизни. Вы, Елена Андреевна, из собственного опыта скажите, сколько приходится ожидать ответа на тот или иной запрос? Да-да, киваете, вижу. Вот и у нас то же. Раньше ведь как было. Сижу я себе, сижу, слышу крик страждущей души, ситуацию оцениваю, все «за» и «против» взвешиваю, решение принимаю. А теперь что?

      — И что же?

      Беззвучно шевеля губами, Елена опустила взгляд на собственные пальцы.

      — А вот то самое. Пока в первом кабинете какой-то херувимчик желание ваше запишет, второму, третьему, четвёртому передаст; пока в секретариате определят актуальность в данный момент…. А я ведь тоже персона занятая. Дело сделай, душу доставь, еще и отчёты крапать нужно. Месяц к месяцу, так годика четыре и сложатся.

      — И со всеми, скажите, со всеми желаниями так? — чуть слышно произнесла Елена.

      — Да-а, как вам сказать, — протянула смерть вдумчиво. Чёрный наманикюренный ноготок постучал по краю чашки. — Зависит от их популярности. Любви, благополучия, счастья — каждый день сотни тысяч просят. Там ожидание куда дольше. К слову, книгу ваших молитв пролистать не хотите? Там хронология чёткая. Дата получения, дата исполнения…

      Протянув дрожащие руки, Елена взяла со стола тёмно-синий блокнот.

      Обложка оказалась идеально гладкой. Лишь серебрилось вытесненное крупными буквами имя да дата рождения, запечатлённая в коже.

      И, будто жизнь, замелькали перед глазами аккуратно написанные строчки.

      Сначала детские желания: «Кукла, пряник, велосипед», — потом: «хочу, чтобы мама улыбалась». Эта фраза повторялась из года в год. А до неё и дальше строчка за строчкой читалась каждая мысль.

      — Как видите, — наконец не выдержала затянувшегося молчания Смерть.

      Елена промолчала.

      Было дивно, странно и дико переворачивать золотисто-кремовые страницы.

      — А еще говорят, судьба, — сорвалось вдруг с красиво очерченных губ. — Но ведь к обеду ложка дорога?

      — И то верно, — отвечала гостья в тон. — Ну так что делать будем? У меня, знаете, Елена Андреевна, график плотный.

      — Делать? — опершись локтями о край столешницы, Цветкова прикрыла глаза. — А если я хочу аннулировать желание по причине неактуальности?

      — Увы? — поводив чайной ложкой по краю блюдца, смерть улыбнулась. — Ну да не печальтесь, Елена Андреевна. Кто знает, вдруг у нас вам да и понравится? И… Чуть не забыла. Вам ведь за длительное ожидание пакет услуг положен. Можете сами выбрать способ нашего сотрудничества.

      Но Елена уже не могла ничего слушать. Молча покачиваясь в кресле, она до боли сжимала ледяные пальцы. — Чаще всего я прихожу во сне. Но, если хотите, мы можем полистать другие варианты, — доносился бодрый голос Смерти.

      «Как же так? Как же так?» — билось тем временем в мыслях обессиленной женщины.

      Абсурд. Но насколько же странно и страшно. Выходит, своей минутной слабостью она подписала собственный приговор? Но где же справедливость? Она ведь просила милосердной смерти. А отнимать жизнь сейчас, когда Елена наконец-то счастлива… Неужто там, наверху, это считают милосердием? И кому, кому в таком случае можно верить?

      — А и вправду, Елена Андреевна, кому?…


      Подняв взгляд, Елена встретилась с иссиня-чёрными глазами Смерти. Какие-то странные тени водили хороводы в огромных блестящих зрачках. Танец этот, ритмичный, как пульс в запястье, подчинял, лишая сознания, воли и чувств.

      Раскачиваясь, словно маятник, Смерть подняла руки. Белыми призраками зазмеились шелковые ленты блузы, ожили смоляные кудри. А в ушах Елены нарастала и нарастала первобытная барабанная дробь.

      Вдох — выдох. Вдох, выдох, вдох…

      Сердце сбивается, кровь стучит в висках, а танец зовёт, затягивает, не даёт дышать…

      — Где справедливость? — вздохнула Елена, отчаянно пытаясь отвести взор.

      «Где справедливость? Где справедливость? Где?» — передразнивая, зашептали тени…

      И, сдавшись, Елена влилась в их круг. Отдалился барабанный бой, оставшись лишь слабым эхом…


      А где-то там, наверху, пухленький херувим поставил очередную красно-чёрную печать.

      — Отчётность отличная. Ни одного невыполненного желания. Хорошо работаем, ребята!

      Хорошо...