Хлещут струи золотые!..
Что такое там в окне?
Бог от нечисти Россию
Отмывает по весне?
Или то, – стою, гадаю, –
Обернулся Зевс дождём
Золотым, ища Данаю,
Да ошибся этажом?
Ты ли, вспомнив о поэте,
Что в стихах создал тебя,
В золотой летишь карете,
Чтоб прильнуть к нему любя?
Нет, Россией Бог отвержен,
Хоть в ней царь напялил нимб,
И без визы Зевс задержан
И отправлен на Олимп.
Ехать можешь без опаски
Лишь на «тачке» к нам простой,
Но не выпустят из сказки
Без кареты золотой.
27 марта 2016 г.
(11:11-11:57).
Москва.
Свидетельство о публикации №116032705168
Ваши последние пять стихотворений заставили меня попытаться отыскать «ключ» к Вашей поэзии, которая при всей её классической простоте не так легка для понимания. На небольшом стихотворном пространстве причудливо, но, тем не менее, гармонично уживаются и «разговаривают» друг с другом плоды Ваших наблюдений и размышлений, любовно и непринужденно разложенные по своим местам. И что самое интересное они «не кусаются», а играют друг с другом, как здоровые и жизнерадостные дети Вашего поэтического воображения. Тут и благодатные явления природы: весна, громы, потоки яркого весеннего света, почки и листочки, как символы вечного круговорота Жизни, и нравственные философские категории и понятия, прямо увязанные с силами природы (добро и зло, отрицание страданья), языческие и христианские мифологические персонажи, мирно соседствующие в народном сознании, и жесткие ассоциации с неблагополучием в нашем земном мироустройстве: нечисть в России, Бог, отверженный в России, страданья и рыданья, которые силится прогнать гром, «корка льда неволи дикой», испуганная нашей жизнью весна, зимнее сознание людей, скованное этой самой жизнью, царь, напяливший нимб (как корове седло), и вся эта земная юдоль, пронизанная поэзией любви, красоты и надежды на возрождение: соловей, без которого любовь – не любовь; поэт, как страдающая от власти, но гармонизирующая Бытие часть мироздания, высокое и низкое, как непременные атрибуты привычного жизненного круговорота: «Гром первый – первое свиданье живой земли и высоты», пошлая простая «тачка», символизирующая серость нашей повседневности, и сказочная золотая карета, на которой только и можно приблизиться к иной жизни.
Я бы назвал вашу лирику синтетической, ибо в ней живое созерцание, с одной стороны, и богатый жизненный опыт, с другой, - с его твердо устоявшимися нравственными понятиями о должном и неприемлемом, помноженный на обширные познания, дают тот сплав фантазийного и реального, духовного и материального, который, в сущности, и представляет собой Жизнь как целое. Я поймал себя сначала на ощущении, а потом и на мысли о наличии в вашем поэтическом творчестве того, что сближает его с натурфилософией Гёте, который утверждал, что «все кругом едино, и все вокруг есть - Одно». Гёте был уверен, что мысль должна сливаться с образом, образ с идеей, а идея с практикой. Именно это качество в полной мере присуще вашим стихам: в них всегда ощущается и высота, и твердь земная, здравая «наивность» непосредственного наблюдения за обычными вещами, и философские обобщения, которые можно «потрогать» и применить к реальной жизни. В этом смысле, Вы, как рассматривал человека и человечество немецкий Олимпиец, орган природы для её самосознания и самопознания.
И еще я нахожу в Ваших стихах «благоговение перед Жизнью», которое исповедовал и проповедовал Альберт Швейцер. Этот его посыл прямо смыкается опять-таки с Гёте:
«Вы должны чтить одно, подобно всему и отдельное, подобно целому. Нет ничего внутри и ничего снаружи, поскольку, что снаружи – то и внутри», - считал великий немец.
Вот такой «холизм» (от англ. «whole») получается, уважаемый Константин Фёдорович. «Die Welt ist ein Dorf»!
Виталий Алтухов 02.04.2016 10:10 Заявить о нарушении
Потрясён Вашим исследованием моей поэзии! Это не рецензия, а небольшая по размерам, но большая по содержанию статья. Прямо на уровне моего любимого В.Г.Белинского! Он тоже опирался на философию при исследовании литературных произведений. Мне очень понравилась Ваша мысль о моей "поэзии, которая при всей её классической простоте не так легка для понимания". Правда, для моего понимания она легка, потому что я за 50 лет профессионального творчества (пишу стихи с 11 лет (1947 год, октябрь), но профессионально стал писать в 28 лет в лагере (с 1963 г.), а окончательно нашёл свой путь (классическая форма + современная образность, несущая глубокое содержание) в 33 года в1969 году на воле) я шёл к этому кажущемуся многим "нелёгким" пониманию моих стихов постепенно и не умышленно усложнялся, ради "зауми". Я, наоборот, долгое время считал, что умею выражать с помощью образов (иногда самой природы) различные чувства, а не мысли. Но постепенно мои облака и деревья, лучи и дожди стали не только чувствовать, но и мыслить. Но мыслить образами. Когда мысли в стихах выражаются рассуждениями, как в обычной философии, получается не поэзия, а стихотворная повествовательная проза.
Я очень рад, что Вы нашли у меня с Гёте параллели в суждениях о поэтической речи, об образном выражении мысли. Как германист по образованию, читающий немецкую классику в оригинале и говорящий по-немецки, я, тем не менее избегал как поэт чтения теоретических трактатов немецких поэтов, включая Гёте, так как такие знания начинают догматически связывать свободу вдохновенного творчества: теория чересчур контролирует тогда то, что поэт в данный момент пишет и "цензурирует" его. Поэтому я учился у поэтов, включая Гёте, вникая в их стихи, в их поэтические приёмы, а не в теории. Исключение составлял Лессинг, так как мы его теорию и художественные произведения в обязательном порядке изучали на иностранном факультете на отделении немецкого языка. Дело, возможно, ещё и в том, что в школе 50-х годов на уроках литературы очень тщательно разбирали все теории классицизма, романтизма, реализма и особенно удушающего выдуманного "соцреализма", а также стихосложения, что у меня выработались догмы, которые мешали мне писать "как нельзя", то есть как подсказывает Муза.
Очень досконально мы на последнем курсе инфака изучили только творчество величайшего немецкого романиста Томаса Манна - "Толстого ХХ века", в том, числе и его теории, и поэтические приёмы, хотя и в прозе. Манн мне очень помог. Это было как раз в 1966 году, то есть перед тем, как я вышёл в свободное плавание профессиональной поэзии и стал добиваться поэтических удач.
Я очень люблю поэзию и взгляды Генриха Гейне, всё время его читаю. Он сродни Лермонтову языческим видением мира, в котором всё - живое, и мятежной душой, а мне он близок ещё и тем прирождённым свойством, что у меня в одном и том же стихотворении может сочетаться неожиданно для меня и нежная лирика, и разящая сатира. Я и в жизни таков на язык и по поведению, за что меня не любили власти, начиная со школьных.
Но Швейцера я совершенно не читал - только имя его слышал. И многих других мировых классиков - и писателей, и философов я или не читал, или читал мало. Дело в том, что я уже после 30-ти лет понял, что поэт должен беречь не только время жизни, но и духовную (и физическую) энергию и "не распыляться", то есть не заниматься всем понемногу. Я ещё потому поздно стал писать профессионально, что до политзаключения (1962-65 гг.) я, к сожалению, имея несколько талантов, всем занимался, а на стихи уже ни времени, ни вдохновения порой не оставалось. С раннего детства я, как считает моя бывшая жена знаменитая художница, я имел большие задатки оригинального художника, но, как только я стал писать стихи, я отказался, к удивлению родителей, пойти учиться в художественную школу. Зато, к огорчению родителей, я стал самозабвенно играть вратарём в футбол, достиг профессиональных навыков и не стал играть в лучших командах страны только потому, что уход в профессиональную команду на деле исключал учёбу в институте, которая для меня (и для всех школьников того времени, кроме лоботрясов) была важнейшим делом в жизни.Но зато я стал учиться пению (до сих пор я сохранил молодой мощный голос и технику), стихи почти не писал - не до них было! Но, к счастью, КГБ меня арестовал и отправил в Дубровлаг. После лагеря учиться в консерватории на профессионала было по возрасту (29 лет) поздно.
А вот в лагере я встретился с группой заключённых поэтов и одним литературным критиком и переводчиком и узнал от них, что писать "не как надо", то есть не в соответствии с "соцреализмом" - это как раз и есть творить истинную поэзию. И тогда я решил, что всю оставшуюся жизнь надо отдать только стихам, ибо я и так потерял слишком много времени на другие дела. Кстати, в целом в реакционных Проповедях старого Л.Толстого, которые мне удалось в СССР найти и прочитать, есть одна очень интересная мысль о том, что писатель должен делать особенно в пожилом возрасте: ограничить себя дишь самыми необходимыми делами, сузить круг чтения тоже до самых важных книг и уделить всё время и энергию духа (и тела) главному делу своей жизни: литературному творчеству!
Я в ХХI веке даже сильно отошёл от публицистики, хотя именно как коммунистический публицист я известен был широкой публике в России: в 90-е годы мои огромные статьи, пересылаемые мной из Америки, еженедельно публиковались в газете "Советская Россия", и читатели со всей страны в редакцию присылали массу похвальных отзывов в мой адрес. Но зато стихи я тогда стал редко писать!!! И я это дело сильно ужал, и сейчас, как Вы сами видите, пишу и публикую политические статьи и иногда - политические стихи раз в месяц и только в интернете (на rednews.ru - "Советская Россия" и на стихи.ру). Короче, я не жду, когда потребует "поэта к священной жертве Аполлон", а сам, не боясь его гневных стрел, прихожу к нему с новой "жертвой" под защитой своей Музы(!).
СПАСИБО ВАМ!
Обязательно приду к Вам!
Если я не сразу отвечаю на рецензии или не пишу таковые, то это не из лени, а по причине нерабочего состояния, что часто бывает, увы.
С признательностью,
Ваш Константин.
Константин Фёдорович Ковалёв 02.04.2016 14:54 Заявить о нарушении