Фристайл

Это шутка. Фристайл - модная сейчас у молодёжи игра - люди обмениваются в импровизации колкостями и подначиваниями, тут важна только рифма, а не соблюдается ни ритм, ни размер


Есть поэты, палитра которых – банальность,
Небо их голубое, им чужда инфернальность,
Мира тайны у них – под весёлым раскрашенным пледом
Очевидного, и отдаётся громом победы
В их сердцах описанье простого пейзажа,
Где цветут анемоны и все загорают на пляже,
Птицы – вьются, а бабочки, ясно, порхают,
И от радости этой поэтов сердца разбухают,
Источая подробные краски простейших явлений,
В этих текстах собою кипит восхищенье:
«Как я добр! Как открыт я подлунному миру!»
- И средь этих потоков сладко-приторного зефира
Различаешь фигуру простецкого Росса душою,
Что ведом в этой жизни одной лишь идеей простою:
«Не могу не воспеть! Красота – нашей жизни тональность!» -
И усердно вплетают в стихи за шаблоном – банальность.
Их и жалко слегка, но и чувство в тебе возникает,
Что с тобою он счастьем своим поделиться желает,
И, хоть скучно до одури их неразборчивое восхищенье,
Но не могут они не внушить тебе уваженья
К их забавам невинным, к потугам души беспорочной
Быть в стихе, словно в радости, плоским, простецким и точным.

Есть поэты, что любят затеять интригу
Со своею душой, и потребности каждого мига
Он, загадкой назвав, величаво изучит, опишет,
Средь потребностей этих, к примеру, желание капель по крыше:
«Буря! Грянь! Истомилась душа, истомилась!»
Вот такое капризное чудо пред нами явилось.
Он желает чего-то, он с душою своей разобраться
Приглашает читателя. Нервы бедняги дымятся,
Он мятётся в жару мимолётных неясных желаний,
Полагая в читателе жажду себя пониманья.
Он сумбурен. Он тонок. Его арсенал – ощущенья,
Что когда-то ему принесли одни огорченья,
Он венец свой терновый из них водружает себе на макушку:
Детство. Страхи. Потеря любимой игрушки,
Истомлённое сердце любовью к любви недостойной…
Уязвлённый, колючий, в себя безответно влюблённый,
Полагая, что вздорность его – эта та тонкокожесть,
Что даёт ему право воспевать свою с нами несхожесть.
Он настойчив в своих оттопыриванииях от мира,
Раздражённой струной дребезжит его пылкая лира.

Есть поэты, в палитре которых навоза немало
И герой их лирический в мире ведёт себя как попало:
Пьянка, блуд, лексикон, помогающий нам убедиться,
Что поэт полагает себя обречённым трудиться
Над познанием мира: дхармы, Басё, исихасты,
Кали-Юга, сеппуку и прочие яркие масти,
Постиженье Плеромы, конечно, и Логос и Веды,
И в замесе крутом с этой шнягой лихие победы,
На тех тропах, что блудом закончатся, пьянкой,
И былых идеалов с усмешкой циничной останки
Будут впарены в виде стихов, из которых неясно,
Почему всё, что делал поэт, он считает напрасным,
Нет серьёзности в нём, он дрожит от желанья,
Чтобы каждый заметил, что держит он фигу в кармане.

Есть поэты, что ринулись думать о судьбах России,
Агитаторы и обличители, горлопаны-Мессии,
Изъявители чаяний Россов о счастье и воле,
Всё рифмуют статьи из газет с непременным рефреном «Доколе?»,
Их читать очень трудно, из каждого рвётся Некрасов,
Бичеванье пороков скучнейшее, странная масса
Полагающих, что, расправляя крылья в полёте
Обличений, он выкрикнет на эшафоте:
«Власть долой!» - и зажжётся пожар революций…
- Только ангелы, видя всё это, над нами смеются:
«Эх, властители дум! Впрочем, пойте, растите, творите,
Души ближних зовите, учите, лелейте, кормите.
Все пред Богом равны. Может быть, стихотворенья,
Что вы создали, в общем-то, для развлеченья,
Оправдают пред Богом грехи ваши и преступленья,
И, творя для людей, вы свершаете Богу служенье.»