Философические рассуждения о смерти и жизни

               
Мой идеал, пока что не родился,
Но я, надеюсь -  время победит.
Тогда и в «Книге Жизни» все страницы
Приобретут и  истину, и вид.

И, чтобы драгоценные минуты
Не стали беспорядочно плестись,
Я увеличу мысли – лилипуты
В сто раз на Смерть, потом на Жизнь.

              1.
Итак, о смерти. Все её достойны,
Её конечность где-то под рукой.
Ведь век людской – сражения да  войны,
Игра  любви и ненависти бой.
За этот вывод, кто же обессудит?
Хотя, нам кажется, что судьбы тоже ложь.
Но, если есть  такое слово «судьбы»,
То каждый смертный на себя  похож.

Один – герой, творец и победитель,
Второй несчастный, бедный, инвалид.
Последний всё же, как вы не рядите,
Судьбою пообиженней на вид.
Он менее удачлив и полезен,
Он не замечен вроде бы  никем.
А если  не любитель он и песен,
То  одиноким видится совсем.

А первый – уважаем и приличен,
Ему приветы слава и   поклон.
И он  к судьбе такой почти привычен,
И  чувством смерти  вряд ли отвлечён.
Но если оба встанут перед вами,
Как человеческие образы  сердец,
Вы скажите,  их оценив делами,
Что первому  придёт быстрей конец.

Два человека – разница большая,
А человечество тем более пестрей.
Так, пусть живым никто  не помешает
Увидеть  истину за пологом страстей.
Познать великое, земное - очень трудно,
И  день большой  как будто бы у нас.
Проснулся – за окном  настало утро,
А оглянулся – вечер встретил вас.

И  хочется кричать от злости алой,
Желанья добрые  в плену уже измен.
А человеку дай любви, хоть малой,
И среди скуки – светлых перемен.
Мир разрывается, подчас,  мгновенно
Тоской удушливой и радости в нём нет.
Но всем смертям я б выбрал непременно
То,  что даёт  потом для  жизни   свет.

Словоохотливость у нас из поколений,
А смерть и речь  всегда ведёт на слом.
Как ты догадлив, человек из лени,
Когда спешишь построить дом из слов!
И я хотел бы в смертности быть сильным,
Чтоб вечности тревожили меня,
Чтоб даже в смерти каждый был  красивым,
С чертами  вёсен солнечного дня.

Но не всегда падучая заметна,
Мы философией порой заражены.
И рассуждаем: жизнь у нас  бессмертна
Сквозь взгляд друзей, жены или войны.
Но вспомни инвалида иль калеку,
Попробуй  выучить немых язык,
И ты поймешь: все счастье человека
На том стоит, что он  к Земле привык.

Играя в жизнь, как будто бы в рулетку,
Частенько думается – плохо мы  живём,
Забыв, что этим создаем для жизни клетку,
Не замечая выхода  потом.
Когда  закончится такая вот работа,
И смерть предъявит из болезней счёт,
Нам радостью покажется зевота
И,может,  счастьем самый  страшный чёрт.

Так торжествуй, бедняк, на этом свете,
Так плачь богач от  жадности своей!
Все одинаково несчастливы  у смерти,
Лишь атрибуты  похорон разней.

                2.
А жизнь? Её начало не из плоти,
Движенья ей начальный путь даёт.
Жизнь  та же птица вечности в полёте
И  беспредельной вечности полёт.
Итак, о жизни.  В чем её загадка?
Подумаем о собственном мирке,
Где  средоточье высшего порядка
Вмещается всего в одной руке.

И получается, что в нас источник вечен,
А жизнь  мгновением не познанным полна.
Но если память нам заполнить нечем,
То грошь тому мгновению цена.
Бывает так, что подрядившись в судьи,
Все говорят  устами  бытия.
А на поверке,   сказанное всуе,
Совсем  другое,  что хотел бы я.

«А судьи кто»? – учил Поэт, однажды,
Увидев солнце красное в окне.
В речах судьи и призрачных, и важных
Все субъективно, думается  мне.
И каждый путь,  изведав малой частью
И высветив ошибок жизни рой,
Отождествляет собственное  счастье
Моментами, но всё-таки  с мечтой.

И рассуждает о своём, о  лучшем,
Не забывая худшее из всех:
«О счастье, ты мой самый  редкий случай,
С возможностью, похожей на успех».
Да, жизнь, порой, рассадник перегноя
На  ниве под названием «хандра».
Идёт мудрец, не плача и не ноя,
И солнца луч  идёт за ним с утра.

Так, мудрствуй ты: пусть слово будет делом,
Чтоб труд всегда твой выгоден был всем.
На поле, саранчою поределом,
Сумеешь, сотвори другим эдем.
Но,  может,  хватит морализма  басен,
Смешна любовь, которая, как б….ть.
О, если этот вопль мой не напрасен,
Мне хочется и дальше рассуждать.

Всё меньше тех, кто был в дыму сражений,
И всё пестрее юношеский ряд.
Пока  не каплет  старостью за шею,
Нам хороши товарищи подряд.
Мы рождены, но не для дикой страсти,
Лентяй  нередко тоже льнёт к хмельной.
Но тот, кто  сплошь из жизни сделал праздник,
Себя похоронил, хотя живой.

А Человек, соединясь со  всеми,
Народом называется  большим,
Пусть в одиночке кажется он серым
И с запахом не модным, а иным.
Ведь главное не то, что жизнь в культуре,
Культура – дура, если это лоск.
А вот, когда не можешь против бури,
Тогда и с волосами  без волос.

По внешности, быть может,что-то стоишь,
Морщины скрыты, влажный маникюр,
Но отчего ты при  комфорте стонешь,
И сытый, вроде, а  надменно хмур?
Не потеряв салфеточного жеста,
Не  став, по сути,  братом для людей,
Как  не гордись, а жизнь твоя без места,
Тем более без чести и идей.

А кто же в жизни этой почитаем,
Кто может указать собой пример?
Их много было – большинство не знаем,
И часть из них  уже вне наших сфер.
Но есть другие те, что с нами рядом,
Те, что идут, идут, идут.
Они живут, чтобы никто не падал,
Чтоб на Земле поддерживать уют.

И дай нам, Бог, чтоб  не терялась вера,
Чтоб не сойти по злобе с колеи,
И не найти  среди друзей  примера,
Когда вокруг  товарищи твои.
Тень одиночества покажется не раем,
Здесь не поможет даже и  Поэт.
Коль хорошо – мы жизнь перебираем,
А если плохо – мал проклятьем свет.

Но всё равно, как колокол надежды,
Пусть  разумом чарует голова.
Беда придёт и  нищего утешь ты,
Ему важны не деньги, а слова.
Себя не прокляни по отрезвленью,
Была бы совесть  только не пьяна.
Не в том порок, что сон пришёл к затменью,
А что при свете родилась вина.

Жизнь, повторяю, с музыкой схожа,
В ней есть гармония – надёжна и проста.
Красивое лицо, порою, рожа,
Лицо урода -  делом красота.
В испепеляющем  пожаре сила духа,
Не бойтесь. Дух не может отдыхать.
И будет вам  любовь с лебяжьим пухом,
И мягкий хлеб приятный, как кровать.

Но есть безвольные, хотя они живые,
На языке которых сладкий мёд.
Их кости  в теле держатся на жире,
И мысли все, как собственный помёт.
Число таких  растёт с раскатом шума,
И песней  этих даже не умерить,
Поскольку   им уже и брат, и штурман,
Какой-нибудь богатый Ленька – мерин.

А он то, подвязавшись  к  жизни быстрой,
С лицом румяным,  лысыми глазами,
Творит дела без совести и смысла,
И,  вроде,  всей душой  и телом с  нами.
Беда лишь в том, что бытие молчало,
Все ждут  от жизни  нежного привета.
Забыли, что теперь на это «чадо»,
Сложнее наложить народу вето.
         
И остается рисковать немногим:
Слова ума  переводить  на шёпот,
Быть приторным товарищем убогим,
И  восхвалять дурной и жалкий опыт.