Энох Арден отрывок, 20 часть

Лес до вершины гор крутых, равнин, полей парад,
Как будто взмывших к небесам, ведущих в райский сад;
Короны перьев гибких пальм, сверканье быстрых птиц
И мошкары; бегущих вдаль вплоть до земли границ,
Обвившихся вокруг стволов вьюнков извивы, хмарь,
Пылающий заката диск – всё видел мой дикарь...
Лишь что хотел бы видеть он, того не видел здесь, —
Лица людского. А ещё не мог он перенесть,
Что не внимает голосу людскому, только крик
Мирьядов океанских птиц был слышен, иль родник,
Сбегавший к морю, шелестел, шептались ветви древ,
Иль вал могучий громыхал, или звучал напев
Гуляющего ветерка в ущелье... Целый день
Мог просидеть на берегу мой Энох, ибо тень
Надежды теплилась в душе, что всё же паруса
Когда-нибудь увидит он... Однако чудеса,
Увы, не совершались: дни шли, но никогда
Не появлялся парус, однако же всегда
Средь пальм, в обрывах, в чащах всё время, день за днём
Сиял восход багряным неистовым огнём.
И свет пылал над водами к востоку в ранний час;
И свет пылал над островом (ни разу не угас);
И свет пылал над водами на запад ввечеру;
Клубились звёзды в небесах, затмив собой луну.
Ревели волны гулко... И вновь алел восход...
И не нарушил парус отшельной жизни ход.

Не раз, следя за морем иль веря, что следил,
Стоял, застывши, Энох, как будто бы без сил,
И золотая ящерка покоиться могла
На нём (столь был недвижим); меж тем сознанья мгла
За роем рой видения рождала, он их ждал,
Как будто откровения, но почему, не знал...
Предметы. Люди. Остров. Тумана зыбь. Их дом.
Детишки. Анни. Лавка. Речушка подо льдом.
И к мельнице дорога. Весенняя пора.
И замок королевский. И просек тень. Жара.
Ноябрьские зори. Угрюмые холмы.
И проданная лодка. Дыхание зимы.
И запах мертвых листьев. И стон свинцовых волн
В часы отлива. Ливень. И колокольный звон...

The mountain wooded to the peak, the lawns
And winding glades high up like ways to Heaven,
The slender coco's drooping crown of plumes,
The lightning flash of insect and of bird,
The lustre of the long convolvuluses
That coil'd around the stately stems, and ran
Ev'n to the limit of the land, the glows
And glories of the broad belt of the world,
All these he saw; but what he fain had seen
He could not see, the kindly human face,
Nor ever hear a kindly voice, but heard
The myriad shriek of wheeling ocean-fowl,
The league-long roller thundering on the reef,
The moving whisper of huge trees that branch'd
And blossom'd in the zenith, or the sweep
Of some precipitous rivulet to the wave,
As down the shore he ranged, or all day long
Sat often in the seaward-gazing gorge,
A shipwreck'd sailor, waiting for a sail:
No sail from day to day, but every day
The sunrise broken into scarlet shafts
Among the palms and ferns and precipices;
The blaze upon the waters to the east;
The blaze upon his island overhead;
The blaze upon the waters to the west;
Then the great stars that globed themselves in Heaven,
The hollower-bellowing ocean, and again
The scarlet shafts of sunrise--but no sail.

 There often as he watch'd or seem'd to watch,
So still, the golden lizard on him paused,
A phantom made of many phantoms moved
Before him haunting him, or he himself
Moved haunting people, things and places, known
Far in a darker isle beyond the line;
The babes, their babble, Annie, the small house,
The climbing street, the mill, the leafy lanes,
The peacock-yewtree and the lonely Hall,
The horse he drove, the boat he sold, the chill
November dawns and dewy-glooming downs,
The gentle shower, the smell of dying leaves,
And the low moan of leaden-color'd seas.