О литературе

 О литературе.

Весенней жизнью шелестит зеленый лист,
и дух огня материей не сжат,
над таинством глумится эгоист,
а параноики масонов сторожат.
Я созерцаю и строку туманно вью,
но взгляд вовне не пряник и не кнут.
Немногие поймут жену мою -
поэзию воздействия минут.

      Может ли человек быть изначально  негодным  к религиозной жизни? Видимо нет, поскольку ее центр - покаяние (метанойя), то есть, перемена ума, что предполагает падение из невинного состояния детства в мир греховных страстей. Восстановление целостности (целомудрия) возможно для всякого зрелого человека, но есть виды деятельности, причем почетные, которые несовместимы со святостью. Например, воин или писатель. Первое призвание предполагает ненависть к кому-либо,  второе - тщеславие и гордость, не обязательно за себя. Невозможно поэту в возвышенно благородных чувствах утром писать оду, а вечером сердечно сокрушаться о своих грехах. На Руси, где благочестивое жительство было нормой, до эпохи Петра Первого, светской литературы и поэзии (в европейском понимании) почти не было.

Потемки в душе, если странника
ждут на темных дорогах тюрьма и сума.
Не промахам действий предъявит расчет
творец благочестия силы ума.
И действием тех же таинственных рук
энергии мира переплетены,
не хаос содержит и буква, и звук,
и солнечный свет в циферблате луны.

      Нужно ли говорить о том, что сочинять хорошие стихи без возвышения, даже, можно сказать, сублимации темных тайников своей души невозможно. Кроме того, поэзия да и вообще светская литература несовместима с полным послушанием авторитету. В православии обычно ссылаются на Достоевского и Тютчева, но тот, кто глубоко знает их биографии никогда не будет утверждать, что они были образцовыми христианами, не говоря уже о святости. И вообще, совместима ли современная цивилизация с благочестием древних христиан!? Святые в больших городах - исключение. Например: Иоанн Кронштатский, Ксения Петербуржская и Матрона Московская. Но ведь можно вспомнить и Константина Великого, Юстиниана  и его жену Феодору, в деятельности которых тоже не обойтись без временной иллюзии величия. Или, хотя философия далеко отстоит от смиренномудрия, нельзя не вспомнить такие имена, как Лосский, Флоренский, Флоровский и Лосев.
       Иногда даже в самую свободолюбивую религию, как христианство, проникает психология толпы, когда за образец берется определенный эталон (я не говорю о Христе). Отсюда недалеко до утверждения, что православный не может быть без бороды, а католик или протестант не могут жертвовать собой.

Освобождение
Прогресс шумит, познания ничьи,
Силены астрономии и Митры.
В пространстве ежедневной толчеи
земным эдемом искушает инквизитор.
Иллюзии сплетающихся терний,
вращает ночь фортуны колесо,
где грезится о войске правоверных
в видениях романтики Тассо.