А над Родиной ночь

Поле заснежено, в нём чёрный ветер,
жмётся к земле лунный свет сиротливо.
Стороны света слились в один – Север.
Поезд покинул перрон торопливо.

Контуры станций, как тело в наколках,
свет семафоров сочится, как мирро.
Бархат пространства
во звёздных осколках.
Опустошённость.
Безволие мира.

Ход набирает и неразличимы
контуры зданий посёлка и лица.
Только лишь в памяти неразлучимы,
но не в реальности. Поезд умчится.

Дёрганый ритм. И гудок навывает
песню ямщицкую, что тот со страха
ноет под нос, когда путь коротает,
словно острожник по снегу на плаху.

Рельсы затихли, и взгляд увлажнился.
Нет никого. Ни души. Кроме Бога.
Холод предчувствия нищим прижился
подле судьбы, словно подле чертога.
 
Просятся слёзы, но неразличимы –
снегом лицо запорошено талым.
С родиной малою неразлучимы,
так же, как с сердцем, до жалости, малым.

Воет буран, и ему подвывает
Родина, словно рассудка лишившись,
детство моё, как сыночка качает,
мёртвого, с песней над ним наклонившись.

Ночь, как сестра милосердия в белом,
над обезумевшей шепчет молитвы,
и над моими душою и телом,
под занесённою месяца бритвой.

Свет фонарей. Темнота загустилась.
Я на перроне, под ныв ветра скрипок.
Родина вся в мой кулак уместилась…
До привокзальных обтрёпанных липок.