6. Котлета - Встреча

Когда ребята монтажники завезли меня в наше Ординское отделение, на участок и в городок, они тепло со мной попрощались, подали из машины мою сумку с вещами и выдали мне из оставшегося запаса немецких сухих пайков ещё два нераспечатанных пакета. Не то чтобы они мне были совсем не нужны, но я честно намеревался оставить их мужикам, которым ещё предстояло колесить по трассе на монтаж следующей вышки.  Но, ребята рассудили иначе, и в свой вагончик я шёл, имея при себе многочисленные заграничные деликатесы. Войдя в вагончик, сняв с плеча сумку и задвинув её ногой под кровать, я сгрузил на стол фирменный харч, и выставил из пакета три бутылки водки, ещё один дар от благодарных монтажников. Разгрузившись, я отправился в контору к начальству докладывать о своём прибытии. Пройдя вверх по нашей второй линии вагончиков и выйдя на центральную, вымощенную дощатым тротуаром улицу, которая шла мимо гостиницы, домика конторы, рабочей столовой и упиралась в продуктовую лавку, я услышал звонкий лай который переходил в захлёбывающийся визг.  Из-за дальнего угла столовой рыжим огненным комком выскочила услышавшая мои шаги Котлета и не переставая верещать и лаять понеслась вдоль всей улицы, прямо ко мне на встречу! Я, опешив от неожиданности, остановился, а она подбежав ко мне, с разбегу запрыгнула мне на грудь, (я потом так и не понял, как это у неё получилось) и начала визжа от радости облизывать всё моё лицо. На центральной улице в этот самый момент появилась бригада рабочих, только что приехавшая с участка трассы после оконченной смены. Ребята тоже остановились и с удивлением наблюдали, как Котлета встречает меня из командировки. Только в этот самый момент я вдруг понял, что она всегда любила меня и никогда не выпускала из поля своего зрения дольше чем на день. Видимо моё двух недельное отсутствие её очень встревожило, если сейчас я наблюдал такую трогательную и радостную реакцию! Если раньше Котлета была просто милой собакой и привычной частью моей повседневной жизни. То теперь, после того, как я вдруг понял, что являюсь для неё - членом семьи, я стал совершенно иначе к ней относиться, начал замечать её знаки внимания, которых она более никому не выказывала, и полюбил её всем сердцем.  Теперь, с этой нашей встречи, Котлета стала очень близкое и родное мне существо. Ведь, по сути, находясь - каждый день среди людей и замечательных, надо сказать очень разных людей, я всё равно оставался одинок, хотя и был радушно принят в эту нашу трассовую семью Ординского строительного участка. Настоящего верного друга среди молодых рабочих я так себе и не нашёл, хотя приятелей имел предостаточно. Я всеми силами старался не выбиваться из общей массы трассовиков своим интеллигентным или экстравагантно-трезвым поведением, поэтому всегда мог поддержать компанию - выпив рюмку другую, или сыграв пару талий в карты. Но всегда знал и помнил о возможных последствиях, всегда старался себя контролировать и знать меру. Очень мне помогало во всём этом и моё соседство с девочками радистками. Если парни, раскрутив меня на выпивку и закуску, пытались задержаться в гостях слишком долго, то я объяснял им следующее.  Если они не хотят объясняться, вместе со мной конечно, завтра, на ковре у начальника участка, то не позднее одиннадцати вечера должны исчезнуть из нашего с дамами вагончика, как мимолётное воспоминание, и не дай им Бог, чем ни будь громыхнуть, или невзначай стукнуть дверью на выходе. Если мои гости не слышали разумных доводов, то, как и было обещано, они имели неприятности с начальством, ибо покой связистов был для нашего руководства неприкосновенен. Я старался поддерживать с девчонками тёплые добрососедские и дружеские отношения, но амуров не заводил, хотя частенько устраивал им вечера романсов с вином и при свечах.  Гости ко мне ходить практически перестали, и все мы вчетвером, - включая Котлету, очень неплохо друг с другом ладили. Подходило к концу первое, для моей звонкой и рыжей четвероногой подружки, тёплое и счастливое лето.
Пока стояло летнее тепло, и до холодной и промозглой поздней осени ещё было время, Котлета приходила на свою лежанку в сенях нашего вагончика как гость. Она ежедневно встречала меня с работы, когда мы приезжали на вахтовом пассажирском автомобиле Урал и шли к своим вагончикам по городку.  Котлета звонко лая, неслась сломя голову мне навстречу, запрыгивала по замасленному комбинезону прямо на грудь, и умывала меня, облизывая мне всё лицо!  Потом мы вместе с ней - шли переодеваться и умываться к себе в вагончик.  Потом, когда я приводил себя в порядок, гордая и деловая Котлета вела меня в своё святая святых - в нашу рабочую столовую, где мы и ужинали.  Котлета ела ту порцию, что я для неё брал, но не забывала обходить своих добрых знакомых и собирать с них свою законную дань. Иногда мы с Котлетой по тем или иным причинам не ходили в столовую. В эти дни, мы с ней ходили в продуктовый магазин и покупали там ту самую, первую для Котлеты свиную ветчинную колбасу по три пятьдесят! Я обычно набирал ещё какой-то вкусной праздничной снеди, и мы с ней устраивали пир на весь вагончик. Что до привезённой мной, немецкой колбасы салями из пайка, то Котлета её попробовала, кое-как сжевала один ломтик и в дальнейшем есть отказалась. Эту колбасу потом уничтожили я и заглянувший на огонёк мастер, что отправил меня в «немецкую» командировку.  Что касаемо колбасных предпочтений моей собаки, то Котлета, конечно, могла съесть и докторскую колбасу и даже ливерную.  Но всегда, пока я её знал, её главной и первой любовью осталась «свиная ветчинная» по три пятьдесят. Котлета, не изменяла своим привычкам. Она, как и раньше, будучи ещё совсем ладошечной крохой, так же аккуратно брала кусочки колбаски из рук, стараясь не поранить пальцы своими острыми зубками, а потом с чувством, с толком, и с расстановкой аккуратно съедала ломтик и внимательно смотрела, на дадут ли ей этой вкуснятины ещё?   Некоторые мои коллеги-трассовики шутя называли Котлету шапкой, за роскошную рыжую шубку, которая как яркий огонёк перемещалась по городку, и потому, что в магазин завезли жёлтые корейские шапки ушанки пошитые из собачьих шкурок.  Услышав подобные прозвища, я очень сердился, и предупреждал шутников, что в случае чего, буду знать с кого спросить, если собака, не дай Бог, вдруг пропадёт... Ребята извинялись и отшучивались, говоря, что и сами с непременно покарают гипотетического обидчика Котлеты, если таковой вдруг найдётся! И всё-таки, не смотря на наши с Котлетой потеплевшие и почти родственные отношения, она частенько продолжала спать в своём логове в теплотрассе.  Ночевала она со мной в вагончике, только время от времени, на что я уже совершенно не обижался, понимая, что Котлета - очень похожа на меня самого. Она предпочитала жить самостоятельно, хотя была не против время от времени, составить мне компанию на ужин, и остаться на ночлег. Так прошло и закончилось это лето. Я начал писать свои первые стихи, готовился к поступлению в театральный институт и в свободное время много занимался и читал. Поскольку я почти не пил горькую, не пропивал свою зарплату, а откладывал деньги на поездку и поступление в институт в Москве, многие из молодых ухарей считали меня богатеньким Буратино.  А Буратино и  куркулей по мнению честных и пьющих работяг, просто необходимо было раскулачить, всё отобрать и поделить, но сделать это нужно было честно, например  обыграв в карты.  Поэтому некоторые скользкие экземпляры с  дворовым или хулиганским прошлым, частенько старались обыграть меня в карточные игры, преимущественно в “Секу”, играя против меня вдвоём или втроём «на один карман». Этот способ отъёма денег у жирненького карасика считался относительно честным. Условившись играть на один карман противоборствующие тебе игроки складывали свои деньги вместе и одалживали их друг во время игры, когда им это было необходимо или выгодно. После победы над противником, партнёры делили кассу поровну, или в тех долях, как договорились. Они совершенно не скрывали, что приходили ко мне, или же приглашали на игру к себе в свой вагончик с одной единственной целью - обыграть меня. А зачем же ещё садятся играть в карты, спросите вы? Вот я садился играть, для того чтобы стать своим в коллективе и не отрываться от остальных, ещё чтобы провести время, чтобы понять, смогу ли я переиграть этих "героев зелёного сукна" ведь зачастую это игра характеров и нервов.
Но практически никогда, я не садился играть с конкретной целью, - заработать таким образом. Скажу больше, я даже садился проиграть некоторую свою небольшую сумму.  Но проиграть не более того что сам себе назначил, или хотя бы выйти в ноль . Обычно я определял этот порог в три, пять или десять рублей. И считал этот проигрыш некой платой за право быть своим в компании, или за полученное от игры удовольствие. Но если я видел, что против меня пытаются играть нечестно или откровенно пытаются давить и хамить в игре, включал внимание и «ощетинивался» так, что скоро весь или почти весь мой проигрыш возвращался обратно. А иногда, рассердившись на подобное хамство и желая наказать оппонента, я позволял себе обчистить его до нитки и выдворить от себя пустым. Об одной такой игре я и хочу рассказать Вам, но это будет уже совсем другая история.