Очереди

А из далекого детства я
вспоминаю в первую очередь –
Очереди.
За прогорклым маслом, трухлявой
Крупою, но главное, конечно, -
За хлебом.
Под голубым, холодным
И тоже голодным
Небом.

Вьется змеею вдоль улицы очередь.
Жгучий мороз и ветер.
Сгорбленные сутулятся,
Жмутся старухи и дети.

Ближе к прилавку –
Сильнее волнение, давка.
Крики и споры – выталкивают
Еврейку –
Примазалась, мол, не стояла
Знаем мы вашу
Семейку!

И ребенка в свидетели – это я –
И от ужаса пред озверевшей
Толпой,
Глаза опуская покорно,
В оцепененье,
Шепотом – не стояла,
И получаю иудину плату –
Жалкие крохи
Печенья.

О, какое проклятие – голод и страх!
Этот отчаянный вопль
До сих пор в моих старых ушах.

Больше полвека прошло,
Но не нахожу извиненья
Ни судьбе, ни толпе, ни себе,
И у нищенки грязной, больной
Вымаливаю прощенье.

II.

А теперь что-то часто я
Снова встречаю очереди:
Крикливые и визгливые,
Трепетно озабоченные.

- Что дают?
Хвост извивается ящерицей – стой,
Раз дают!
- Так что же дают?
Выясняется – «выбросили»:
Сапоги, полотенца, дубленки
(Э, нет, извините, ошиблись –
Дубленки «дают» в специальном
Распределителе!)

Всё, что исторгло чрево цивилизации –
Нате, стойте, сколько стоите!
Жрите, да не прожрите…
И все же – за чем стоите?

Ранний рассвет в Саратове.
Призрачно у вокзала
Качаются тени в тумане.
Неужели за хлебом?-
Сердце догадкой ранит...
 
Очередь не подвигается.
Стоит, покачиваясь,
Ритмично и равномерно.

- За чем же стоите все-таки?
- Да за золотом, и то не наверное.
Говорят, привезли и , может,
Выбросят завтра. – Да что же?

Ну, кольца там, серьги, броши.
- Денег, что ли, гребете лопатой?
- Э, милый, да ведь больше
Некуда тратить!

О, проклятье нейлоново-нового
Суррогатного мира!
Из-за золота клали головы,
Вековечнее нет кумира!

Стойте, милые, и обрящете!
Только вот, боюсь, не взыщите.
- Ой, накличите, ой, накличите
Непосильных бед да событий.

И накликали – наборолись,
Хоть не большей пока бедой.
Просто очередь за продуктами.
Понимаете? Не за едой.

III.
Но еще есть одни очереди.
Безропотны и тихи.
Ютятся они в подземелье, обычно
На лестнице погреба,
Лепятся вдоль стены.

Возле записанных стен,
Плевками отправляющих
Ныне и присно
К какой-нибудь маме.

И кого здесь только не встретишь –
Вот два карлика-лилипута.
Сердобольные женщины охают:
- Это ж надо, одеты, обуты
Прилично и вовсе как люди.
И видно, с достатком. Лилипуты,
Привычно скрывая презрение и обиду,
Отвечают охотно на все
Вопросы-расспросы.
Да, выступаем в цирке.
Зарабатываем? Прекрасно.
Не на одни лишь бутылки
Живем. Да-да, конечно, женаты.

И так далее, и так далее…
Без очереди не лезут.
Видно, люди бывалые.

Без очереди почему-то рвется
Дрожащий худой мужичонка
(О таких говорят «ледащий»).
Чуть поболее лилипута,
Но вполне, вполне настоящий.

Бородатый огромный дядя
Продвигает его сердобольно:
- Эпилептик же он!

И как бы в подтвержденье
Мужичонка покорно
Демонстрирует свое трясенье.

Очередь привычно вздыхает
(Здесь столько знакомых!),
И мужичонку вперед пропускают.

Женщина с голубыми
Пустыми глазами
И не с личиком – ликом,
В белом платке
Голосом тихим
Говорит, говорит,
Не обращаясь ни к кому,
И мелькают слова,
Частоколом окружая толпу:
«Пять метров… напился…
Избил…ребенок… упал…
Участковый…»
И толпа, не вслушиваясь
Сочувствует.
Такое привычное дело…
Медленно движется очередь.

Эта длинная очередь – самая
мирная. Тут все равны,
И всем надо одно.
А в конце ожидает награда.
Не совсем материальная, нет.
Она почти так же духовна,
Как дыханье и свет.
В ней терпенье, надежда,
Ищите, и вы найдете.

В каждом микрорайоне,
Как кулик в собственном болоте.
Сколько газетных проблем
И хитроумных решений!
Не отмахивайтесь –
Берите на вооруженье!

Сдал – и снова готово –
Ты с тем же снова товаром.
Это очередь по сдаче-приему
спиртовой номенклатурной тары!