Антипиус, ты друг мне или враг? 19. 03. 2016

  Когда-то уж давно,в провинции одной,
что недалёко возле Рима были,
в просторной комнате, за ширмой небольшой
сидел Онтарион в большом уныньи.
Он восседал на каменной скамье,
что часто в тех домах тогда бывали,
и думал о своей изменчивой судьбе,
весь погруженный мыслями в печали.
Уж больше часа так он просидел,
в раздумьях ожидая встречи с братом,
которого не видел много дней,
с тех пор, как возвратился с поля брани.
Вернулся в дом любимого отца,
израненный (едва живым остался),
весь исхудал, осунулся с лица,
но местный лекарь все же постарался.
   Еще саднили шрамы ран былых,
повязки туго тело обвивали,
но эти шрамы были просто пустяки
в сравненьи с теми, что всю душу рвали.
Еще недавно, он, Онтарион,
был слепо верен дружбе без обмана,
пока последний бой, что принял он,
не стал причиной гибели отряда.
   Лишь часть людей осталась чудом жить,
отряд разгромлен, хоть врагу досталось,
но тех, кто пал, уже не возвратить,
предательство судьбою их игралось.
Никто победу там не одержал,
хотя противник был в разы сильнее,
меч до последнего в своих руках держал,
мечтая отомстить за злодеянье.
Их предали, позорно и легко,
причем свои же, как потом узнал он,
но все ж сомненья гложили его,
такой позор смыть будет очень сложно.
   Едва придя в себя от тяжких ран,
он пригласил народ и в том признался,
что пали жертвою коварства и лжецов,
те воины, кто вместе с ним сражался.
Он обещал найти и покарать,
того, кто совершил такое зверство,
и за погибших полностью воздать
врагу с предателем за всё совместно.
Лишь брат сомненья может разрешить.
его и ждал он с нетерпеньем в зале.
Когда услышал громкие шаги,
он встал и подошел к тому с словами:
   - Антипиус, ты друг мне или враг?
Я не пойму твое предназначение.
И не приму даров, которые лежат.
Меня терзают смутные сомненья.
То ты приветлив, ласковен со мной,
то отвергаешь прошлое решенье,
то говоришь про верную любовь,
то мне грозишь, сказуя об отмщеньи.
Что сделал я ужасного тебе,
в чем смысл всех твоих поступков?
Ты хочешь другом быть или вредишь ты мне?
Я требую твое мне объясненье.
Какую пользу ты мне можешь дать?
Что почерпну от нашего общенья?
Скажи, Антипиус, ты друг мне или враг?
Меня терзают смутные сомненья.
Намедни ты прислал мне виноград,
его вкусив, я жив остался еле,
теперь ты мне приносишь ЭТО в дар,
и просишь моего расположенья.
Я сомневаюсь искренне в тебе,
припоминая о спасеньи жизни
в той жаркой битве на крутой скале,
где нам грозило явно пораженье.
Кто ты такой? Что значит это всё?
Где здравый смысл этих ухищрений?
Да, я не Бог, я смертен как и всё.
Хочу я жизнь прожить без мысли об отмщеньи.
Я раньше жил и верил лишь в одно,
ничуть не сомневаясь в своей вере,
что ты, мой брат, со мною заодно,
теперь я сам глазам своим не верю.
Что это вдруг с тобой произошло?
То ты похож на загнанного зверя,
потом меняешь резко мнение своё,
и с лестью ищешь у меня спасенья?
   Антипиус, нимало не смутясь,
взглянул на брата, криво усмехаясь,
ответил, явно чем-то злясь,
одной рукою в бок свой упираясь:
   - Ты был мне другом, брат Онтарион,
пока не принял скверного решенья.
Лишь на тебя я положиться мог
в минуты трудные без всякого сомненья.
Тебе я все секреты поверял,
и клятву верности давал, идя в походы,
пока однажды не увидел сам,
как предаешь ты наши древние законы.
Скажи, Онтарион, где верность та была,
что мы друг другу в детстве оглашали,
когда ты тайно нас врагу сдавал,
и мы тот страшный бой позорно проиграли?
Как мог ты сам, предать своих друзей,
что за тебя в атаку шли без капли страха?
А после, не смущаясь стонов матерей
грозить врагу отмщением и плахой?
Я долго думал, верить ли глазам,
меня терзали смутные сомненья,
но ты мой друг, врагом отныне стал,
и это - очень горькое прозренье.
Я и сейчас не верю до конца, что ты,
мой друг, мой брат по зову крови,
смог совершить чудовищный обман,
пролив отряда кровь на поле боя.
   Я вспоминал прошедшие года,
когда мы в детстве весело играли,
признаюсь, за тобой не замечал,
чтоб мы хоть в чем-то друга предавали.
Всегда, я помню, ты меня спасал
от грозных бурь родительского гнева,
и никогда я за тобой не замечал,
стремленья стать во всем бесспорно первым.
Когда пришла пора взросления у нас,
ты уступил дорогу мне для брака,
и если кто позволил что себе сказать,
ты требовал отмщения без страха.
Так почему, скажи мне, почему,
той ночью, перед самым боем,
тебя я видел в вражеском кругу,
берущим плату за  уход от боя?
Как мог предать соратников своих,
ведь я средь них там тоже находился,
видать, способен ты продать родных,
чтоб мнимой славой вдоволь насладиться?
Я от тебя, мой брат Онтарион,
такого вероломства не приемлю.
Ты хочешь славы или этот трон,
который нам достанется в наследство?
  Онтарион был явно поражен,
словами, что в него стрелой вонзались,
он был от ярости такой взбешен,
но брат продолжил тут же излиянье:
   - Чего молчишь? Горьки мои слова?
В них правда вся. Мне ж нечего стыдиться.
Мне нечего сказать, ведь ты мой брат,
и лучше от тебя мне отстраниться.
   Тогда Онтарион сказал ему,
с трудом сдержав свой гнев и злобу,
в порыве страсти он сказал тому,
вздымая руки, как в молитве в Богу:
   - Постой, прошу, и не кори меня
за то, что мной вовеки не свершалось.
Твои слова как гром средь бела дня,
от них так больно сердце моё сжалось.
Не мог я даже думать о таком,
на поле боя я как зверь сражался.
Иль ты забыл, как я больной рукой
от четверых на поле отбивался?
Ужели б я, предательство свершив,
остался б принимать участье в бое?
Скорее я остался бы у них,
чем погибать в таком ужасном бое.
   - Не знаю. Это мучает меня.
Сомненья гложат мои сердце, мысли.
Ведь я увидел лично там тебя,
коварству твоему я поразился.
Ты у костра сидел и мирно говорил
с врагом, что так тебя боялся,
я видел твою спину, ты один
о сговоре с противником шептался.
Когда разведкой мы пошли в дозор,
ты в лагере шумящем оставался,
я знаю точно это. И потом ...
в ТВОЕМ плаще кошель тот оказался.
Я не пойму, как ты дошел до них
так быстро, обойдя дозорных?
И быстрей нас вернулся невредим,
прикинувшись овечкою покорной.
   Я с детских лет боялся за себя,
но никогда в тебе не сомневался,
а вот теперь душа моя полна
святого гнева, что ты жив остался.
Тогда, на поле боя, на краю скалы
я не тебя спасал, а наше братство,
но это не уменьшит всей вины,
предателем ты, брат мой, оказался.
Своих людей, отряд я свой спасал
и им не мог я рассказать о тайне,
я видел всё, я видел это САМ!
И видел то, как ты с врагом сражался...
Да, ты был яростен, как лев,
врагов мечом разил ты так умело,
рекою кровь лилась, ты в ярости хрипел,
что я на миг забыл о ходе дела.
А после битвы думал я не раз,
какое в этом всём противоречье,
уж если ты хотел предать всех нас,
так почему не избежал той сечи?
Я думал, может это хитрый план,
всего-лишь денег раздобыть обманом?
И после, когда пал наш авангард,
ты в бой рванулся первым, словно пьяный.
Потом я сопоставил кое-что,
и вновь сомненья вихрем заиграли,
все тайные пикеты в поле том,
их в первый час борьбы мы потеряли.
Противник, словно точно знал,
где будут их укромно дожидаться...
В разгар сраженья ты, как-будто пал,
но после, вновь опять уже сражался.
О том, где будет нас подмога ждать
в каких местах засада притаится,
могли лишь командиры точно знать,
мои сомненья здесь могли родиться.
Когда я уходил в ночной дозор,
все были вместе, только ты в палатке,
когда пришел я, ты как-будто спал,
в чем я, признаться сильно сомневался.
Я лег и чутко задремал,
чтоб за тобой следить в ночное время,
но ты сном крепким этой ночью спал,
проснувшись рано утром на рассвете.
   Онтарион, команды отдавая войску ты,
взывал к победе, к родине и чести,
и были все слова твои сильны,
лишь я хотел убить тебя из мести.
Я часа ждал, когда начнется бой,
чтоб сблизиться с тобой в пылу сраженья,
но ты с врагом сражался как герой,
и я не смог убить тебя из сожаленья.
Ты брат мой, в этом соль беды,
вся кровь моя кипит от возмущенья.
Уж лучше б ты был в том бою убит,
чем сознавать обиду, отвращенье!
Тебя я ненавижу, брат Онтарион,
и кровь твою пролью за поруганье чести,
а что до винограда, я тебе его
не присылал. Наверное то было наважденье.
Видать, все Боги, что на нас глядят,
тобою были тоже недовольны,
что ты простой обычный виноград
вкусил как яд, страшась стыда и боли.
Прекрасно знаешь ты, я виноград не ем,
его предпочитаю потреблять в ином я виде.
Что ты меня травил вином, то знают все,
и это первый шаг к моей обиде.
   - Нет! Замолчи, Антипиус, не надо.
Я перед всеми честью поклянусь,
вина не посылал отравленного ядом,
и видит Бог, как я тебя люблю.
Я не был никогда предателем отряда,
коль в чем виновен - честно повинюсь.
Винюсь я в том, что не прознал обмана,
виновника найду и сам казню.
И у тебя я помощи прошу, как брата,
ты выслушай историю мою.
Коль в чем вина моя, скажи мне это прямо,
я не виновен, в этом я клянусь!
   В тот поздний вечер, перед этим боем,
когда все командиры разошлись,
увидел я - пропал тот плащ проклятый,
который мне отец в поход дарил.
Не сразу я заметил ту пропажу,
подумал, что ты взял его с собой,
насколько помню, вечер был прохладный,
хотел спросить, но ты ушел в дозор.
Немного побродив среди отряда,
я приказал, чтоб все ложились спать,
ведь завтра предстоял нам бой изрядный,
а утром очень рано всем вставать.
Сражение, какое б ни предстало
у всех отнимет очень много сил,
все помнят это правило солдата,
поэтому никто не возразил.
Я посидел еще в раздумиях печальных,
у тлеющих огней костра, когда один
ко мне вдруг обратился воин странный,
и плащ мой у меня он попросил.
Сказал, что среди воинов отряда
растет незримо смута на меня,
и мне грозит коварная расправа,
пока я буду спать внутри шатра.
Он уверял меня, что если он оденет
мой шлем, одежду с моего плеча 
и будет так ходить, и все поверят,
то ОН погибнет от руки врага.
Что ропот среди воинов отряда
давно уж нарастает среди них,
что я замыслил уничтожить брата,
тем самым власть одну себе добыть.
Что все, кто был не раз уже в походах,
тебя ценили больше, чем меня,
что я другой, и все мои невзгоды
как-будто бы все связаны с тобой.
Стал приводить примеры, между прочим,
тебя пытаясь очернить в делах,
давая мне понять, что я не очень
был популярен среди всех солдат.
Он кое в чем родил во мне смущенье,
но он не знал, как я тебя люблю,
и что мне не дано было с рожденья
делить с тобою славу по-нутру.
Всегда, во всем, во что бы ни ввязались,
ты тактикой владел быстрей меня,
и если уж мы в драке оказались,
то моя сила нам была нужна.
Твой хитрый ум, моя медвежья сила
составили давно один тандем,
и всё, что в жизни между нами было
мы ж никогда не разделяли что за кем.
Обоих нас всегда бранили, били,
обоих нас хвалили пополам,
мы оба одинаково ходили
с кровавыми следами на телах.
И не было меж нами никакого спора,
кто будет в чем-то лучше среди нас,
и кто потом воссядет на престоле...
   Короче, я его послал....
Еще прикрикнул, для острастки дела,
чтоб между нами ссор не разжигал,
но между тем, поймал себя на мысли,
что в чем-то он был где-то, как-то прав.
Стряхнул с себя я наваждение такое,
себя при этом сильно упрекнув,
потом пошел в шатер и очень долго
лежал, закрыв глаза, не мог уснуть.
Когда же ты вернулся из дозора,
я увидал сквозь щель прикрытых глаз,
что ты пришел, и мысли успокоив,
уснул, забыв про этот проклятущий плащ.
А утром, встав с рассветом ранним,
я, как и ты, увидел - он в шатре,
накинул, обратил при том вниманье
на тот кошель, лежащий на плаще.
Кошель я бросил посреди палатки,
не в деньгах счастье, если жизнь в цене,
но после, перед самой битвой нашей,
его я не видал уже в шатре.
Взяв меч, сняв лишние доспехи,
я битвой был всецело поглощен,
меня лишь волновал исход сраженья,
не этот никчемушний вздор.
Про между прочим мысли пролетали,
что ты вернулся, но в своем плаще,
что плащ был, как "солдат изранен",
кошель вдруг появился и исчез.
   Весь этот бред бегущих быстро мыслей,
что появлялся у меня в мозгу,
я подавлял одной лишь только мыслью,
как уберечь отряд мой небольшой.
Противник предстоял у нас серьезный,
ты сам все это знаешь без прикрас,
к тому же, превосходство было вдвое,
и это у него, а не у нас.
Пусть численностью мы и уступали,
но все твои идеи, хитрый план
нам твердую победу обещали,
когда б ни тот предательский обман.
Когда пикеты тайные сразили,
и я увидел также, как и ты,
что мы уже, практически, разбиты,
во мне взыграла ненависть в душе.
Я бился яростно, свирепо, безрассудно,
спасая наш оставшийся отряд,
в бою кровавом в это злое утро
мы многих потеряли, это факт.
Когда, Антипиус, ты мне пришел на помощь,
я также как и ты, хотел тебя убить,
решив, что это ты, коварно и жестоко
предал всех нас, ведь ТЫ в дозор ходил.
И после боя, когда всё утихло,
итог сраженья стали подводить,
тогда я осознал, что мы не победимы,
хотя исход сраженья был иным.
Практически, мы все там проиграли.
Нас было мало, но при всем при том,
противника мы славно порубали,
оставив их лежать на поле том.
Увы, нам тоже всем досталось,
но если правду во вниманье взять,
предательство весомым оказалось,
сумев ряды бойцов поколебать.
Известье о погибнувших пикетах
и в тыл разящих нас уже врага,
сломило дух бойцов, хотя при этом
они сражались славно, как всегда.
Я воина того, уж после боя,
убитым видел, но не смог понять...
в момент сраженья я его не видел...
а труп кровавым на земле лежал.
   Антипиус, сказал, нахмурив брови,
рукою шевелюру теребя:
- Как выглядел солдат, к тебе пришедший,
кто он таков, ты можешь мне сказать?
Всех из отряда знаю поименно,
скажи кто он, хочу я это знать.
   - Я имени его не знаю даже.
Он новенький среди других солдат.
Он к нам прибился, если точно помню,
в Вирсавии, где проходил отряд.
Тогда, я помню, мы людей набрали,
с десяток самых лучших из ребят.
Средь них был юноша младой безусый,
но крепостью другим не уступал,
носил на шее нитку мелких бусин,
какие больше женщинам под стать.
  - А! Вспомнил я. Там был такой,
но имя и я не вспомню, как ни напрягись.
Так значит он... Хорошенькое дело!
Он и ко мне с таким же приходил.
Во всем тебя хвалил, хотя при этом,
меня смущало, что он говорил.
Всё то же самое - про славу, уваженье,
про власть, подлец, туманил мне мозги.
И, кстати говоря, его я тоже
послал долой, куда глаза глядят.
Его слова ж и мне смутили душу,
я стал во всем тебя подозревать.
Прости меня, Онтарион, послушай,
позволь, мой брат, теперь тебя обнять.
  Он шаг навстречу сделал простодушно,
стремясь за плечи брата приобнять.
   Онтарион, вздохнув от облегченья,
что все сомненья разом разошлись,
раскинул свои руки и не медля
в объятья свои брата заключил.
   - И ты меня прости, Антипиус, мне трудно
сейчас все чувства разом передать,
я обниму тебя, в знак примиренья, дружбы,
мне стыдно за себя и за тебя.
Давай присядем, выпьем в примиренье
вина, я первым пригублю сейчас,
чтоб улетучились твои последние сомненья,
потом и ты отпьешь прекрасного вина.
Нам нужно многое с тобой еще обмыслить,
держи бокал, мой милый сердцу брат,
пока ты пьешь, мы вместе поразмыслим,
кому так выгодно рассорить нас.
  По залу шелест туники раздался
и звук шагов идущего отца.
Его увидеть здесь не ожидали братья,
их лица заалели от стыда.
   - Антипиус, Онтарион, родные дети,
я слышал всё, пока стоял в дверях,
и рад, что вы стоите снова вместе
и жаждите расправы. Очень рад.
Оставьте ваши планы об отмщеньи,
я знаю, кто виновен в том,
преступник уже пойман, на рассвете
его казню я как объявят приговор.
Он мне уже во всем сейчас признался,
как горько сознавать, что он родной,
нам близкий человек, так низко опустился,
ведь я его любил... Племянник мой.
У брата моего, что был в бою убитым,
давно уже, в минувшие года,
был сын, которого потом растил я,
вы с ним не пресекались никогда.
Он жил в Вирсавии, был вас немного старше,
когда с делами я бывал там, и не раз,
мы с ним подолгу, часто обсуждали,
кто должен у истоков власти встать.
Ему я объяснял, что между всеми вами,
не может быть раздоров или ссор,
что только вы, мои родные дети,
по праву вместе сядите на трон.
Вы спросите меня - как стало мне известно,
кто предал вас в ответственный момент?
Всё очень просто - сам пришел ко мне он,
чтобы сочувствие мне выразить затем.
Он мне сказал, что должен я крепиться,
что это горе долго будет жить,
и что потеря сразу двух любимцев
кого угодно может погубить.
Пришел в тот день, когда на поле брани
вы грустно потеряли свой отряд,
его советники ему пообещали,
что алчность будет дань свою взимать.
Что все таланты розданы по чину,
на счесть талантов, выданных в аванс,
что ваш отряд утратит свою силу
и вы падете оба в этот раз.
Ни кушанья и ни питье с отравой,
что вам он тайно прежде присылал,
вас не смогли сгубить своею силой яда,
но в этот раз был превосходным план.
Племянник мой сознался в злодеяньи.
Он воинов на помощь к вам послал,
при этом дал такое указанье,
чтоб вас рассорить, погубить вас там.
Надеялся, что вы, приняв сомненья,
которые съедают чернью ум,
рассорят вас, поднимут бунт, волненья,
но, к счастью, что и тут он проиграл.
Когда же я сказал, что он ошибся,
что с поля битвы вас домой я жду,
что оба вы изранены, но живы,
он осознал позора глубину.
Велел я страже повязать злодея,
сподвижников его ко мне призвать,
преступников я тут же допросил не медля,
они уже не стали всё скрывать.
Вот так, сынки, раскрылось злодеянье.
Теперь нас ждут великие дела.
И вы теперь мне дайте обещанье,
что будете едины как всегда.
  И оба сына, преклонив колени,
склонив в поклоне головы свои,
ему обет давали, полные волненья,
к его ногам сложив свои мечи:
   - Клянусь, отец, на этом самом месте,
что жизнь отдам за брата своего.
   - Клянусь и я. Мы править будем вместе,
единым духом, всем врагам нам зло.
Антипиус, прости меня пред всеми.
Я рад, что все сомненья разошлись.
Мой брат, ты друг мне, без сомненья!
Я в верности своей тебе клянусь!
   - Спасибо дети, верю вам обоим.
Но все ж хочу я вас опять предупредить,
что вас на троне будет править двое,
я вас хочу на этом убедить.
Антипиус умеет принимать решенья,
Онтарион умеет складно говорить,
ты обладаешь силою внушенья,
а ты - да что там говорить?!
Когда вы вместе, вы непобедимы,
вас невозможно и водой разнять,
все ваши действия должны быть воедино,
сомненья нужно сразу отметать.
Я верю в вас, мои родные дети,
я, хоть и стар, но долго жить хочу,
наступит час, когда на это место
обоих вас призвать я захочу.
Коль буду жив, в правленьи вашем славном,
я вам советы буду тоже подавать,
умру - вы помните о главном,
в единстве вашем будет смерть врагам.
Вы это на себе уж испытали,
когда сражались на краю скалы,
и если бы вас подло не предали,
вы точно победили б в том бою.
Чтоб ссор меж вами не было во власти,
я каждому владенья отделил,
и если вдруг возникнут разногласья,
вы сможете друг с другом мирно жить.
Пока же я, еще живя на свете,
спокойно буду править, зная сам,
что вы, мои родные дети,
едины духом как в реке вода.

19.03.2016