Зигмунд
Однажды мы вместе были в каком-то торговом центре и купили джунгарика. Это такой особо мелкий вид хомяков. Джунгарик был совсем мелкий, наверное, только родился. Имя мы придумывали долго. Я предлагал такие варианты, как «Лексус» или «Рэмбо», но женщины взяли верх и нарекли нашего мышонка Зигмундом. Хотя не сговариваясь между собой мы все называли его просто ребенком.
И в доме начался бесконечный праздник. Зигмунд стал полноценным членом семьи. Ему покупали сено, разные корма, итальянский домик из экологически чистого дерева, который он с наслаждением грыз. Мел, колесо, лабиринт. А как тут обойтись без крошечных качелей? И Зигмунд отвечал нам взаимностью. Он весело крутил колесо, бегал в лабиринте, шуршал сеном. Смешно улыбался. Как настоящий хомяк, прятал за щечками еду. И еще он безбожно любил семечки. Выходил на середину клетки, становился на задние лапки, поднимал передние и смешно кивал головой, выпрашивая лакомство. А получив семечку, сжимал её, как человек руками, и смешно очищал от шелухи.
У меня с ним установились доверительные отношения. Именно я сообразил, что он слишком мал, чтобы язычком крутить шарик поилки, и наливал ему свежую водичку в большую пробку бутылки из-под кефира.
Правда, он не любил, когда в его доме делали уборку. Я единственный, кто мог извлечь его из клетки в этот момент, т.к. его маленькие зубки не прокусывали мои огрубевшие пальцы, чего нельзя сказать о нежных женских руках. После уборки Зигмунд смешно бегал по клетке, оценивая причиненный ущерб и отмечая отсутствие сделанных запасов, после чего отчаянно начинал формировать новые резервы.
А однажды Зигмунд пропал. Вылез через незапертую случайно дверцу. В шесть рук мы обшарили квартиру. Карманы моих пиджаков, складки верхней одежды, белье – нашего друга нигде не было. Мои любимые женщины ходили по квартире с грустными глазами святых с древних икон.
Вскоре хомячок вернулся. Заполз через ту же самую дверь. Левого глаза не было, на левой стороне мордочки – опухоль. Видимо, он укололся, и началось воспаление. Я посадил Зигмунда в коробку из-под вискаря и поехал в дежурную ветеринарную клинику. Но такого маленького зверька лечить отказались. Я вернулся домой. Зигмунд вяло ходил по клетке, не бегал в колесе и не просил семечки. И из домика практически не выходил.
Через пару дней ребенку стало лучше. Он с аппетитом поел и снова шустро забегал по клетке. Я внутренне напрягся, глядя в счастливые женские глаза. Я-то прекрасно знал, что перед смертью больным порой становится легче.
В тот день я приехал домой около 23 часов. В квартире было непривычно тихо. Скинув туфли, я прошел в комнату Зигмунда. Хомячок лежал в неестественной позе рядом с пробкой с водой, изредка макая в нее маленький язычок. Когда я протянул к нему руку, он не отреагировал. Ладонью я почувствовал жар.
- Ему очень плохо? – спросила девочка
- Да, ему плохо. Он не выживет – ответил я.
- Вить, а может, его лучше… - и моя женщина осеклась.
Я посмотрел в немигающую черную бусинку глаза и понял, что не смогу убить джунгарика. Человека легко убить – всегда есть за что. Нет людей, не совершивших зла. А что плохого сделал Зигмунд? В этот момент хомячок несколько раз дернулся в агонии и умер.
Я взял коробку от своих часов и положил туда Зигмунда, обещая утром похоронить.
Вскоре после смерти джунгарика мы расстались. Само собой, не поэтому.
Свидетельство о публикации №116031703696