Я чувствую, как страдают наши святые!

Галина Храбрая

«КАК НАДО ВОСПИТЫВАТЬ СВОЮ ДУШУ»

Начну сразу же с главного: душе своей надобно дать возможность сопереживать
кому-то до слёз, до самого нутра, чтобы вошло в неё сопереживание к людям,
жившим в доисторические времена.

Да-да, именно так, к тем людям, которых мы не видели и не слышали,
но знаем об их жизненной истории, ставшей либо примером для многих,
либо простым обычным аналогом, схожим с нашей ситуацией.

Но это не трудно, поверьте мне, сложнее намного сопереживать тому,
на кого не похожа наша история жизни и любви!

Иной раз человек сопереживает той истории, которая с ним произойдёт в грядущем.
И когда всё это случается с ним, то у него имеется приобретенный им опыт,
в результате чего, он не так сильно пострадает. Мало того, человек выйдет
либо победителем из этой ситуации, либо поверженным, но зная о том заранее,
не умрёт от горя и печали.

Порой мы не замечаем страданий людей, живущих с нами рядом под одной крышей.
Смотря новости о любой другой стране, даже с иной религией и культурой,
мы, видя их гнёт и преследования со стороны властей, готовы забыть обо всём
и взять их к себе.

И нам вовсе не столь важно, что они не едят, как мы жареной картошки с луком
и грибами, не закусывают солёными огурцами, не варят на печи кислых щей
из квашеной капусты. Мы готовы пожалеть, сострадая искренне их беде,
и нам абсолютно безразлично, что Пасху Христову они не встречают вместе с нами!

Нам их просто по-человечески жаль! Они для нас просто люди, особенно,
если это касается больных стариков и малолетних детей!

Как мы добры! Но рядом живущего соседа мы притесняем и не дадим ему лишней
сотки земли отгородить под сарай или дорожку от нашего забора. 

Мы отвернёмся от него в Пасху и не станем с ним «христосоваться»!
Трижды не дадим ему целования и даже «крашенки» пожалеем.

Так что это? Как это назвать?

Да никак. Наши соседи никакого отношения к нашей душе и вечности не имеют,
это всё сводится к обычной бытовухе!
 
А, вот, те, далёкие иноплеменники, которых взрывают и душат газом,
не давая им, ни пить, ни есть, ни спать, вот, те нам, так дороги,
что мы готовы обрыдаться, глядя на них, отдав последнюю рубаху…

И, что ещё странным кажется, глядя на это всё издалека:
душе невозможно запретить сопереживать! Её ничем не заткнёшь!
Это не дырка в ванной, которую можно закрыть пробкой, и вода не утечёт!
Тут всё протекает. Чувства, как ливни и водопады, то, как реки и моря,
а то, порой даже, как океаны!

Вышедшая чувственность имеет свой окрас, и мы надеваем на себя иные одежды.
Это быстро замечают наши друзья и близкие по духу нам люди.

Они, вникая в нашу ситуацию, начинают выказывать своё мнение,
и отношение к нам для нас самих проявляется с той лишь разницей,
что мы понимаем, кто находился возле нас всё это время:

— Как ты изменилась! — слышим мы в таких ситуациях, —
Да тебя же невозможно узнать! Ты так похорошела!

И, вот, тут начинается, что ни на есть по сути самое важное, нам надо правильно
суметь преподнести нужную информацию, и об этом необходимо позаботиться загодя!

…в прошлом году я много читала о Ксении Петербуржской.
В этом году в день её памяти 6 февраля я села к роялю
и, плача, сыграла клавишный экспромт, общаясь со святой старицей
с помощью музыки.

У меня это получилось весьма трогательно, на мой взгляд.
Таковым было общение моей души, которое приняла и блаженная.

Подобное у меня бывало и раньше. Таким примером является моя авторская песня
«Ладони», с помощью звуков я общалась, сопереживая, с  Иоанном Крестителем!

Каждый из нас поёт! С помощью звуков душа проходит нужное воспитание,
что является основой вечности.

Не оттого ли младенцу с первых же дней его жизни мать поёт колыбельную?

Когда родилась моя родная племянница Ксения Максимовна Ганина, то моя мама
Валентина Захаровна сразу же попросила меня в обязательном порядке
сочинить для неё колыбельную!

И поскольку мама, будучи певицей со стажем, временами нянча внучку, пела ей
только мой много куплетный вариант, то она, заставила всех домочадцев выучить
хотя бы по два из них:

— У каждого рождённого человека должна быть своя история судьбы! —
строго напутствовала меня моя мать, — нет песни и нет души!

Сейчас я снова села к инструменту и сыграла новую мелодию «Ксения».
Родилась третья часть.

Я поняла вдруг, как страдала блаженная, как она скучала о своём муже,
внезапно умершим от обычной горячки. Как разрывалось от горя, досады и печали
молодое женское сердце!

Такого опыта моей душе вряд ли перенести, но я смогла понять и отобразить
всю маяту этой святой в музыке.

А поначалу и она была простой молодой женщиной, жаждущей счастья,
но, так и не успевшей родить… всё для неё, казалось, было впереди,
но внезапно счастье вдруг оборвалось, и даже  надежде теплиться было
не от чего, к этому она, естественно, не была готова…

Я всё время сокрушалась оттого, что не могла посвятить Ксении Петербуржской
и пары зарифмованных строк! Казалось бы, что тут такого, а не могла и всё тут!

Моя привязанность к ней вылилась только посредством музыки; я извлекла
из инструмента такой звук, который напрямую соответствовал её плачу
и неземной тоске по умершему супругу.

Нередко мы составляем мнение о человеке, исходя из того, как он относится
лично к нам, что, именно, он сделал для нас хорошего или худого? И так далее.

Тогда, как Святые наши, никоем образом, не общались с нами по ряду причин,
одна из которой, более, чем веская — это временное различие не то, что бы лет,
а даже эпох!

Вот, сейчас, видимо, я подхожу к самому важному из этого эссе: наше с вами
отношение к подвигам и Житию Святых Подвижников, Мучеников, претерпевших
за Веру Христову, заранее объединяет наши души в один букет земного счастья,
не так ли, друзья?

* Х *
http://www.stihi.ru/2015/08/03/10616
«Плакальщица»