Чинов и рифм он не искал... О поэте И. Дмитриеве

     В истории моей планеты,
     На виражах её судьбы,
     Стоят забытые поэты,
     Как придорожные столбы, -

   так сказал один из современных поэтов об участи многих и многих авторов, подобно метеору, лишь на короткое время оставивших свой след на высоком и безбрежном небосводе отечественной поэзии.

   В числе полузабытых поэтов, особенно в эпоху расцвета соцреализма, оказался и наш земляк Иван Иванович Дмитриев. Но и тогда литературоведы и историки не могли обойти вниманием близкого друга и родственника основоположника дворянского сентиментализма, видного реформатора русского литературного языка и автора нашумевших в своё время "Писем русского путешественника", "Бедной Лизы" и многотомной "Истории государства Российского" Николая Михайловича Карамзина.

   "Отчизна моя, Симбирская губерния. Я родился в 1760 году, сентября десятого дня, в родовом нашем поместье, селе Богородском, в двадцати пяти верстах от окружного города Сызрана", - так писал о себе в автобиографических воспоминаниях "Взгляд на мою жизнь" сам Иван Иванович.

   За минувшие с тех пор два с лишним века на родине поэта многое изменилось. Село, принадлежавшее дворянам Дмитриевым, давно носит название Троицкое в честь храма Святой Троицы, воздвигнутого в год рождения Ивана Ивановича. Да и относится оно уже не к Симбирской, а к Самарской губернии. Храм Святой Троицы, разорённый в 30-е годы, частично реставрирован при участии местных жителей и спонсоров, и в нём по праздникам возобновлено богослужение. Более древнему храму Святой Богородицы, давшему первое название селу, повезло меньше: его разрушили сильнее, а средств на восстановление пока не нашлось.

   Напоминает о барских временах и Троицкая больница, построенная  барином-хирургом Сергеем Фёдоровичем Дмитриевым для своих крестьян, и некоторые другие постройки конца прошлого и начала нынешнего века. Особенно же впечатляет старинный парк с его знаменитыми лиственницами, о которых с восторгом вспоминал ещё Василий Андреевич Жуковский, навещавший известного баснописца в его имении.

   Местный самодеятельный художник Иван Игнатьевич Кузин многие из своих картин посвятил местам, связанным с Дмитриевым: старинным постройкам, барскому парку и живописным окрестностям Троицкого. Значительная часть этих полотен подарена школе, где образует своеобразную галерею. А большой портрет самого поэта он преподнёс в дар сельской библиотеке, носящей имя Дмитриева.

   В селе высоко чтут память о своём знаменитом земляке. Школа, совместно с Домом культуры и библиотекой, проводит всевозможные мероприятия с чтением его стихов и сценками по его произведениям, а старожилы по сей день передают из уст в уста легенды о добром и справедливом барине.

   Изменилось отношение к Дмитриеву и к месту его в литературе и в отечественном литературоведении. Ныне он воспринимается как целостная и органичная личность эпохи просвещённого абсолютизма, когда писать стихи в приличном обществе считалось чуть ли не правилом хорошего тона. Дворяне и вельможи обменивались стихотворными посланиями, разражались одами, эпиграммами и т.д. по любому сколько-нибудь значимому поводу. В большом ходу была альбомная лирика, которой не избежал даже великий Пушкин. Вспомним хотя бы его знаменитое:

     Когда помилует нас бог,
     Когда я буду не повешен,
     То буду я у ваших ног,
     В тени украинских черешен.

   Нас, земляков Дмитриева, особенно радует его признание о том, что "лучшим пиитическим годом" для него был 1794 год, проведённый им "в приволжском городе Сызране". В то время в нём проживало всего лишь 6692 человека. Из них - 777 купцов и мелких торговцев, а также более 400 ремесленников. Город разделяла речка Крымза, разливавшаяся в весеннее половодье. Тогда по её глади скользили лодки и челны. Но главное впечатление у поэта осталось от самой Волги.

     О Волга! Рек, озёр краса,
     Глава, царица, честь и слава,
     О Волга! Пышна, величава! -
   
   невольно восклицал он.

   В Сызрани им были написаны сатира "Чужой толк", песня "Видел славный я дворец", сказки "Причудница", "Искатели фортуны", "Воздушные башни", "Послание Державину" по случаю кончины его супруги, ода "Глас патриота" и драматическая поэма "Ермак", единственная в то время историко-патриотическая поэма в России. Новаторство её отмечал Виссарион Белинский, сказавший, что поэт "решился вывести двух сибирских шаманов, из которых старый передаёт молодому, при шуме волн Иртыша, о гибели своей отчизны". А это уже отход от традиционного для Дмитриева сентиментализма в сторону романтизма.

   Сатира "Чужой толк", высмеивая главный жанр классицизма - оду, одновременно рассказывала и о судьбе поэтов в век просвещённого деспотизма, как при дворе, так и вдали от него:

     А наших многих цель - награда перстеньком,
     Нередко сто рублей иль дружество с князьком,
     Который отроду не читывал другова,
     Кроме придворного подчас месяцеслова...
     И оду уж его тисненью предают.
     И в оде уж его нам ваксу продают!

   В песне "Видел славный я дворец" проводится характерная для карамзинского сентиментализма мысль о счастье с любимым человеком в сельском уединении, вдали от двора и городской суеты.

   С нашим краем связана и простонародная баллада "Карикатура", написанная белым стихом несколько ранее. В ней описано истинное происшествие, случившееся в деревне Ивашевке Сызранского уезда с отставным вахмистром Патрикеевым, вернувшимся после 20 лет службы домой и не заставшим там своей жены. Она "держала пристань недобрым молодцам", за что была схвачена и "как канула на дно"... Пушкин в "Станционном смотрителе", выслушав печальную историю Дуни, не зря заключает: "Таков был рассказ приятеля моего, старого смотрителя, рассказ, неоднократно прерываемый слезами, которые живописно стирал он своею полою, как усердный Терентьич в прекрасной балладе Дмитриева".

   Вообще же, у рано ставшего на путь реализма и народности великого поэта, отношение к творчеству "русского Лафонтена", как называли Ивана Ивановича за его басни и переводы многочисленные почитатели, было несколько скептическое и, например, в баснях он отдавал явное предпочтение Крылову. Тем не менее, он уважал его как личность, и поэму "Полтава", изданную в 1829 году, подарил Дмитриеву с дарственной надписью. Да и сам невольно что-то заимствовал из его творчества. Взять хотя бы описание родового гнезда Петруши Гринёва из "Капитанской дочки":

   "В Симбирской губернии в 30 верстах от города"...

   Как это похоже на вступительные строчки из автобиографических воспоминаний Дмитриева! Ни дать, ни взять, а именно его Богородское.

   В целом же современники воспринимали Дмитриева как героя, сделавшего блистательную карьеру от средней руки дворянина до сенатора и министра, кавалера ордена Святой Анны и в то же время признанного поэта, баснописца и песенника, песни которого распевала вся Россия вплоть до начала 20-го века. Не зря и идейный вдохновитель его - Карамзин сказал о нём:

     Министр, поэт и друг: я всё тремя словами
     О нём для похвалы и зависти сказал,
     Прибавлю, что чинов и рифм он не искал,
     Но рифмы и чины его искали сами.

   Но головокружительному взлёту к вершинам государственной власти и поэтической славы предшествовали домашнее образование и учёба в частных пансионах, годы военной службы в гвардейском Семёновском полку, которую он начал с 14 лет, бегство вместе с семьёй от "разбойника и вора" Емельки Пугачёва и присутствие на "позорище" (казни) самозванца, самостоятельное постижение секретов поэтического мастерства.

   Первое стихотворение он опубликовал в 17 лет в "Санкт-петербургских учёных ведомостях", которые редактировал Николай Иванович Новиков, заключённый позднее по приказу Екатерины II в Шлиссельбургскую крепость. А через три года после своего дебюта он близко знакомится с Державиным, Фонвизиным и другими видными писателями того времени.

   С 1791 года Дмитриев активно сотрудничает в "Московском журнале" Карамзина, которого знал с раннего детства и влияние которого на своё творчество сохранил на всю жизнь. Поэты-волжане стояли на сходных позициях в оценке событий общественной жизни и явлений литературы. Даже первый сборник стихов Дмитриева "И мои безделки" вышел как бы в ответ на выход в свет книги Карамзана "Мои безделки". Во многом они перекликались.

   Но поворотным годом в судьбе поэта стал 1796 год, когда, с одной стороны, он издал "Карманный песенник, или собрание лучших светских и простонародных песен", а с другой - по чьему-то злому навету был обвинён в подготовке покушения на Павла I, только что провозглашённого императором. К счастью, под арестом он был недолго. Страшное недоразумение развеялось, а император после этого осыпал опального поэта своими милостями, назначив гвардейского капитана сразу же товарищем министра уделов и обер-прокурором сената. Большую роль сыграло и то, что, служа при дворце, участвуя в его охране, в парадах и на высочайших приёмах, он как офицер "не был замечен в разгульных кутежах и праздном провождении свободного времени", а также в "возмутительных сборищах вольнодумцев". Сослуживцы единодушно отмечали его кристальную честность и благородство.

   Не обошёл вниманием Дмитриева и Алексадр I, назначив его министром юстиции и членом Государственного совета. В это время рука об руку со Сперанским он работал над демократическими реформами. По назначению императора после Отечественной войны 1812 года был главой Комиссии по оказанию помощи москвичам, предавшим огню свой город в дни наполеоновского нашествия.

   Жестокий пожар случился и на родине Дмитриева в 1833 году в Сызрани. Он, сильно переживая это событие (ведь вместе со всеми сгорел и дом его родственников Бекетовых, у которых он часто гостил), живо откликнулся на это несчастье и организовал сбор средств в помощь землякам-погорельцам.

   На его же квартире в Москве собирались деньги на памятник после кончины в 1826 году Карамзина.

   Смерть друга и идейного наставника сильно подкосила Дмитриева. Хотя многие современники и ставили его поэзию выше карамзинской, видя в нём второго Державина, сам поэт понимал, что с Гаврилой Романовичем он схож только судьбами (оба поэты, оба сенаторы), а в остальном они разные. С уходом Карамзина Иван Иванович потерял духовную опору. Книги его ещё переиздавались. Он оставался почётным членом Императорской Российской академии и ряда университетов, был награждён золотой медалью с надписью "Российскому языку пользу принёсшему". Ему даже предлагали стать попечителем Московского университета. Но он отказался. И уже почти ничего не писал. Время сентименталистов безнадёжно ушло в прошлое, утратив прежнюю прогрессивность и привлекательность. Реализм наступал на всех направлениях. И Дмитриев не мог это не чувствовать.

   Окончательный удар поэт получил, когда с известием о смерти Пушкина к нему приехал Денис Давыдов. Оба плакали над тяжкой утратой. В марте 1837 года Иван Иванович писал Жуковскому: "Тяжело, а часто будем вспоминать его, любезный Василий Андреевич. Думал ли я дождаться такого с ним катастрофа? Думал ли я пережить его?"

   А пережил Пушкина Дмитриев всего на несколько месяцев. 3 октября того же года его не стало. Похоронили поэта на кладбище Донского монастыря. Среди провожавших было много известных литераторов и знатных людей, считавших за честь бросить в его могилу последнюю горсть земли.

   Газета "Красное Приволжье" за 14 сентября 1999 года. Этот материал лёг также в основу сценария документального фильма об И.И.Дмитриеве, неоднократно демонстрировавшегося на областном телевидении.