Однажды в одном колхозе. полупроза

"внимание! внимание! говорит колхоз "Восстание"!
сегодня под мостом поймали Гитлера с хвостом!"
и колхозники, выслушав сообщение архиважное,
схватили вилы, лопаты, багры и скорей бегут в сельсовет:
интеллигенты, партработники, доярки, агрономы со стажем
и прочие, в том числе дед Ипат с небывалой выслугой лет.
дед Ипат приговаривает: - а я так и знал,
что эта подлая с*ка
не подохла в своём бункере тайном, а всё ж где-то шастает!
живучий! ан вон он - пожалуйте, думал спрятаться у нас на Ишиме!
ну попадись мне, ух, попадись, убивец, падла несчастная,
жаль только, что делать с тобой, мы пока не решили,
но будет тебе, будет засранцу,
упырю такому, наука.

люди бегут. в их глазах - небывалая боль и кипящая месть,
и вот им предъявляют - под мостом непосредственно пойман.
а он и правда с хвостом, на хвосте довольно противная шерсть,
усишки под носом - всё сходится, и вот прям щас разрядить бы обойму,
чтобы навылет мозги - и закружатся, каркая,
над ним голодные стаи,
расклюют это противное, крысиное лицо с прилизанными волосюшками.
но люди стоят и глядят, а Гитлер такой дрожащий и жалкий...
все молчат, опущены вилы-багры, и тут тётя Глаша Костюшкина
говорит: - али мы не русские люди? да такой подохнет от скалки,
не то от лопаты... а давайте его
к труду какому приставим?

пускай он, собака, помогает нам колхоз восстанавливать! -
в толпе ропот и крик: - да какой бес на такую мысль тебя вывел???
ты что, мол, Глафира??? а если дойдёт до товарища Сталина?
и к тому же - кого пожалела? не он - были б твои дети живые! -
Глаша баба суровая: - грех великий. но...
ведь и он чей-то сын. -
толпа приумолкла. за всю страну вдруг подставить левую щёку?
и это после ВСЕГО? хотя Бог и так уже хвостом эту шельму отметил...
хотя хвост - то ли наказание? много ли с него, облезлого, проку?
проголосовали. за "оставить в живых" оказались целых две трети.
так и решили - хай с ним живёт,
только пущай сбреет энти усы.

выдали Гитлеру кирзачи, бельишко, телогрейку, обмотки -
у кого что осталось. а много осталось, потому что мало вернулось...
сначала приставили на реке с мужиками обсмаливать лодки,
потом с бабами сети латать - за челноком его леска ловко тянулась.
дали хибарку полуразрушенную
погибшего Ильи-бобыля.
Гитлер старался, как мог, прятал хвост поплотнее в штаны,
шёл на любую работу, и делал всю её быстро, красиво да споро,
может во вкус вошёл, а может быть, от страха и чувства вины.
был тихим, спокойным, не спорил, никогда не показывал норов.
стал лопотать по-русски,
да не услышать ни "*уя", ни "*ля".

одним словом, мужик, как мужик - ну вот разве что хвост,
и все постепенно забыли, кто таков у них в деревне живёт.
вот только 9 Мая он из избы не показывал кривоватый свой нос,
но оно и понятно... мало ли кто припомнит, подопьёт, зашибёт...
даже бабы стали поглядывать -
а что, пожилой, да непьющий,
огородик с садом в порядке, животных любит, детей.
много кому помогал печи строить да ставить дома,
разрисовывал стены - залюбуешься, ну прямо чистый художник!
в селе его звали Андрюхой, и лишь когда наступала зима,
беззлобно шутили: - мёрзнешь, поди, фашистская твоя рожа?
он опускал глаза -
ну что тут, правда, ответишь, ей-ей...

читали в газете про него: есть версия - скрывается в Аргентине,
и даже смеялись: мы-то в колхозе знаем, как на самом деле оно.
нашли ему работу постоянную - пути проверять на дрезине,
выполнял её очень на совесть. и вообще вроде человек не го*но:
не было замечено царских замашек,
короны и горностаевой мантии.
однажды в село пришла женщина - симпатичная, хоть уставшая и в годах.
ходила молча, заглядывая потихоньку во все чужие дворы,
дошла до Андрюхина дома. он выбежал, и у околицы, где лебеда,
они обнялись и заплакали - да горько-горько, с воем, навзрыд...
звали Евой её. по-нашему бабы
окрестили Евлампией.
похоронили их рядом, когда назначенное время пришло.
и поп отпевал, и собралось на отпевание всё село...
за пределы колхоза "Восстание" это дело так и не вышло,
на могилках посадили пару кустиков западных вишен.
ведь душа в душу доживали, такие работящие были, такие тихони,
и каждому было что о них хорошего вспомнить.