Протез

                Протез               

Была поздняя осень. Листья уже давно облетели. Было сыро и дул мокрый, промозглый ветер. В воздухе носилась водяная пыль. Иногда ветер срывался на шквалистые порывы, и у него хватало сил поднять в воздух с земли, мокрые истрепанные листья. Но через несколько мгновений он стихал, и листья обретали свое новое место, падая на землю.
Первый снег уже был, но несколько, сравнительно теплых, дней не оставили от него и следа. Потом опять пришли холода и дожди. И хотя температура была чуть выше нуля, этот сырой и холодный ветер быстро выдувал тепло из-под одежды, и хотелось скорее спрятаться в тепло.
Сегодня был тяжелый день. Сегодня похоронили отца. Смерть была нежданной. Ничего ее не предвещало. Тяжесть на душе не позволяла думать о чем-то другом, кроме похорон.
Все уже разошлись. Поминки были в кафе, но почему-то почти все родственники и друзья,  по молчаливому нашему согласию, из кафе пошли к нам. Собрали со столов не доеденное и недопитое, и вереницей потянулись в наш дом. Кафе было совсем рядом, и путь занял всего несколько коротких минут. Молчаливо и без суеты расселись у нас за кухонным столом, и не сговариваясь замолчали. Тягостная тишина наполнила все закутки дома. Никто не решался ее нарушить. Слышно  было только тиканье часов и шум проезжающих за окном машин.
Молчание нарушил кот. Он вылез из подполья, важно подошел к своей миске и не увидев там привычного молока, громко и протяжно мяукнул. Этот звук прозвучал, как выстрел и как команда к разговорам. Все вдруг зашумели и заговорили разом, вспоминая случаи с отцом, а мой взгляд скользнул по отцовской полке и я вдруг увидел его зубной протез. Он казался таким нелепым и ненужным, что меня, вдруг, охватило желание срочно его куда-нибудь убрать. Его вид просто жег сердце и болью напоминал о том, что отца уже никогда не будет и протез этот уже никогда не будет нужен. Вот только куда его убрать, я не знал. Взяв со стола салфетку, я, незаметно от других, завернул его в салфетку, накинул куртку и молча вышел во двор.
Ветер не утихал, а сумерки уже подкрасили окрестность в мутно-серый цвет. Было зябко и холодно, но домой заходить не хотелось. Хотелось одиночества и тишины.
Я открыл летнюю кухню и осмотрелся, примериваясь, куда бы положить этот протез. Нелепость моих действий до меня не доходила. Зачем и кому может он понадобиться? Это говорил мне разум, а душа скулила, не желая прощаться с последней частичкой отца.
Я вышел на улицу и вдруг мой взгляд уперся в деревянный, уличный туалет. Инстинктивно я шагнул в его строну. Потом решительным шагом вошел вовнутрь и хотел уже бросить протез в дырку…, но что-то остановило меня. Я никак не мог решиться на этот простой жест. Пальцы крепко сжимали вставную челюсть и не слушались команды. Так я простоял несколько минут. Потом собрал все свое мужество и всё-таки выбросил протез. Разжав пальцы и увидев, как он исчезает в черноте отверстия, я вдруг кинулся за ним, но было уже поздно. Рука схватила воздух, а в черной глубине раздался звук упавшего в мягкое, предмета.
Матеря себя за глупость, посветил в дырку фонариком от сотового, ничего не разглядел и подумал, что протез надо было завтра закопать в уголке его могилы на кладбище.   Умная мысль, как всегда, пришла с опозданием. Почему-то, еще подумалось, что мои действия не понравились бы отцу.
Постояв еще несколько секунд в замешательстве, я вдруг ощутил волну слез. Сдерживать их больше не было сил, и они полились с хриплым рыданием. Весь сегодняшний день я прикладывал огромные усилия, чтоб не зарыдать. Не хотелось рыдать при всех. Но сейчас, когда рядом никого не было, я дал волю слезам. Рыдал навзрыд. Слезы лились из глаз таким потоком, что носовой платочек моментально стал мокрым, и я размазывал слезы по лицу руками. Остановиться не мог. Спазмы в горле и хриплый вой метались по маленькому туалетному пространству, и седая борода тут же превратилась в мокрое мочало. А я все выл. Давно не плакал и звуки, издаваемые мной, удивили напугали меня. Понимал, что мои крики кто-нибудь может услышать, но мысли об этом были где-то далеко и в каком-то другом,  замедленном мире.
Начиналась истерика. Я не мог остановиться и входил, в какое то непонятное состояние не управляемого рева. Собирал последние силы, но ничего не мог с собой поделать.
В дверь постучали, но ответить я не мог, рыдания буквально душили меня.
- Папа! Что там с тобой происходит?
Это был голос старшего сына. Только ответить я ему ничего не мог, но голос Алешки меня немного привел в чувство. Постепенно я справился с нервным припадком. Успокоился, открыл дверь и увидел обоих моих сыновей с испуганными лицами.
- Все хорошо, сказал, еще всхлипывая, я. Все прошло.
- Ты так напугал нас, сказал младший.
- Не говорите маме, сказал я и объяснил, что не только они любили деда, но и я любил отца.
Втроем мы пошли к дому.
- Давайте немного постоим. Хочу успокоиться.
Я все еще дышал прерывисто и глубоко. Пока Артем курил, я почти успокоился, и можно было идти к гостям.
Прежде чем зайти на кухню, я зашел в ванную и хорошенько умылся.
Текла вода по раковине. Чистая и теплая. К горлу опять подступили рыдания, но я сдержался.
Посидел немного на краю ванны и вдруг почувствовал, что мои рыдания не прошли бесследно. Что-то тягостное, не дающее думать ни о чем, кроме смерти отца, ушло. Осталась светлая боль о невозвратно утерянном. Осталась только память! Только царапающие воспоминания. Все было еще очень близко и больно, но  на душе было так,  как будто там тщательно вымыли.