Вечером, в Прощённое воскресенье

Давно не радовал друзей
Своей игрою на гитаре.
Сегодня, кажется, в ударе.
Пусть станет спутницей моей!

Гитара вздрогнула струной,
На ласку пальцев отзываясь.
Перед глазами степь живая,
В цветах, явилась, предо мной.

Фазанов слышу громкий крик,
Щеглов пролётных щебетанье…
Степь открывает мне предания,
Как русский дух в неё проник.

О том, как дрались здесь, в Крыму,
России славные герои,
Как не щадили жизни вои,
А степь в огне была, в дыму.

Степь рассказала про французов,
Что рвались Крым наш покорить.
Про то, как трудно было жить
Под немчурой – тяжёлым грузом.

И вдруг увидел я  отца,
В степи, совсем ещё мальчишкой:
Смешная шапка и пальтишко,
Глаза как будто в пол лица…

Его остановил патруль.
Румыны ржали над мальчишкой,
Над шапкой этой и пальтишком,
Орали, тыча пальцем: «Пуль!..»

Живого зайца увидав,
Что мой отец поймал петлёю,
Винтовки приготовив к бою,
Стреляли долго, не попав.

Отцу отвесили пинка,
Прикладом долбанули в спину…
А дома мать жалела сына.
Лечила боль её рука.

Простите, мама и отец,
Что редкий гость я у могилок.
Нет, жизнь меня не уходила,
Я не скажу, что не жилец.

Но мало времени на всё…
Хотя, к чему вам оправдания?
Вы видите из Мироздания
Меня и всё моё житьё.

Винюсь. Простите. Виноват.
И постараюсь быть к вам, чаще.
Прощённым жить, однако, слаще.
Меня простили?  Очень рад!..