Записки рядового Кондратьева. Дембель в маЮ

ВЛАДИСЛАВ КОНДРАТЬЕВ

                ЗАПИСКИ СТРЕЛКА РЯДОВОГО КОНДРАТЬЕВА

                ГЛАВЫ ИЗ “АРМЕЙСКОГО РОМАНА”
                (В ВИДЕ ОТРЫВКОВ ИЗ ОБРЫВКОВ)

                ДЕМБЕЛЬ – В МАЮ...

      Рота охраны кричала регулярно, во время вечерней прогулки, “общее презрение” роте связи, но на самом деле в этом не было почти ничего, кроме пустой бравады, привычки, ставшей традицией, которую, хочешь – не хочешь, а будь добр – поддерживай, ритуала, истинный смысл которого никого уже и не интересует. И лишь отцы-командиры роты охраны воспринимали выходку стрелков как нечто серьёзное. Или – делали вид, что воспринимают всерьёз, а потому борются с ней как с проявлением неуставных отношений. Но делают это так, что ясно становится: и не бороться нельзя, и смысла в этой борьбе нет. Оно и понятно: всё-таки приятнее командовать ротой, которая презирает, пусть и не всерьёз, другое подразделение, чем тем самым презираемым подразделением. Презираемым не всерьёз. А вдруг – всерьёз?..

      Именно поэтому, а почему же ещё, и ротные “немцы” (командир и замполит), и “куски” (командиры взводов; на самом деле “кусками” правильно называть только прапорщиков, а старших прапорщиков, по неписанной, а потому – священной, обязанности следует звать страшными прапорщиками, хотя бы страшный прапорщик – вовсе и не страшный, а так себе, не размазня, конечно, но и… словом, нестрашный), и сержанты срочной службы (и не только выслуживающиеся, подхалимы и ж…лизы, а все), – словом – все, кто со рвением, а кто – для вида, но пытались покончить с обычаем роты охраны задирать и позорить роту связи.

      Да как же с этим покончишь? Вот и приходилось действовать с индивидуальным подходом: вычислять запевал, а также и тех, кто громче всего, страшнее и самозабвеннее орал это “общее презрение…” и “да и … с ними!!!”, или выл “ У-У-у-у –СС-С-С-С-уки!!!”. А вычислив заводил, или назначив кого-нибудь заводилой, причём такое случалось в армии, как и везде, чаще всего, такого заводилу стращать всеми карами небесными – из арсенала земных божков, каковыми мнили себя прежде всего сержанты, особенно младшие, а ещё и прапорщики, даже и страшные (или – не очень страшные).

      Но ничего не действовало. Ведь чем же ещё развлекаться? Да и развлечение это, если посмотреть на вещи трезво и беспристрастно, безобидное. Это – во-вторых. А во-первых (и это – главное) – чем можно напугать солдата, у которого дембель – в маю.

      Ну, да. Нужно говорить не дембель, то есть демобилизация, а увольнение в запас. Не в маю, а в мае. Да и необязательно – именно в мае. Первая партия увольняемых всегда (почти всегда) бывает ещё в конце апреля. Значительная часть увольняется и в июне. Бывают уволенные и в июле, а то и в августе. Но бОльшая часть – всё-таки именно в мае. То есть – в МАЮ!

      Всё это так. И тем не менее, дембель – в маю;. А уж коли так, если твой дембель в маю – тебе всё – по ...ю. По рифме – так получается.

      Вот тебе, лично или как части коллектива, грозят страшными карами. А ты:

      – Мой дембель – в маю, мне всё – по ...ю.

      Попробуйте сказать это правильно. Что получится?

                Мой дембель – в мае,
                Мне всё – по...

      То-то и оно. Ничего не получится. Нет в таком ответе ни рифмы, ни ритма, ни силы. Какая-то гражданская размазня выходит. Нет, другое дело:

                Мой дембель – в маю,
                Мне всё – по ...ю.

      Это универсальный ответ на все случаи в жизни, когда угроза носит всеобъемлющий характер: индивидуальный, или коллективный.

      – Да ты у меня в нарядах сгниёшь!

      – Мой дембель – в маю, мне всё по ...ю!

      – Товаришь солдат, вы у меня света белого не взвидете.

      – Мой дембель – в маю, мне всё по ...ю!

      – Рота охраны! За пох...истское отношение к службе вместо личного времени у вас будет разбор полётов.

      – Наш дембель...

      Ну, а дальше вы и сами теперь знаете. Словом, не армия, получается, а стихи. Поэзия!

      Может возникнуть вопрос: тем, кто призвался в мае, хорошо, ведь их дембель – в маю, а как же быть осеннему призыву? Их же дембель – не в маю...

      Для ноябрьских тоже существует много философских ответов на все случаи армейской жизни и первый из них – универсальный, он подходит и для майского призыва:

      – Х...ня – война, главное – манёвры.

      Звучит, надо признать, хоть и вполне философически, но грубее, чем про дембель в маю, так же похабно, но не так эмоционально сильно.

      Другое дело – майский призыв. Оттрубил два года от звонка до звонка и – свободен, ты – гражданский теперь человек.А впереди – ещё и всё лето впридачу. Если, конечно, ты не пограничник. Известно же, что погранцы переслуживают прилично. Но такая уж у них планида. Зато у них фуражки зелёного цвета, всеобщий почёт и уважение...

      Да, призываться, следовательно, увольняться, лучше в мае. Все преимущества – налицо. Другое дело – осенний призыв. На призывника, из которого, как из куколки бабочку, пытаются сделать полноценного защитника Родины, в первые полгода наваливается огромный груз. А тут ещё осенняя непогода, темнеет рано, светает – поздно. Всё серо, сыро, грязь – как с ней не борись… Постираешь хэбэшку, а она до утра не высохнет, приходится одевать сыроватую… Бррр!

      А летом – благодать! Постираешься прямо перед заступлением в караул, наденешь всё мокрое, а пока доедешь до площадки – всё уже и высохло. Ну, если честно, то пока доедешь до точки, обмундирование успевает высохнуть, пропылиться и снова промокнуть. От пота. Под пятьдесят градусов выше нуля по Цельсию (и это – в тени) – это вам не кот начхал. Кирзачи тоже не добавляют комфорта. Карабин (самозарядный карабин Симонова – лучший в мире карабин, Калашников в мире карабинов – можете поверить на слово) на плече (потом, правда, роту охраны перевооружили и на ремне уже стали носить автоматы Калашникова; ремень у автомата шире, а потому не так сильно режет плечо, да и масса у автомата меньше, зато снаряженный карабин легче снаряженного автомата, так как в обойме у него всего десять патронов, а в магазине автомата – тридцать, да и сам магазин массивнее обоймочки для карабинных патронов), на ремне –подсумок с тремя обоймами (в случае с автоматом – подсумок с двумя магазинами) и фляжка для воды (а в ней уроды, что тащили службу до тебя, носили ворованный из склада комбижир, который необходим, чтобы “мутить неуставной картофан” – то есть жарить картофель, в армии ведь его положено есть исключительно в отварном, даже переваренном, виде, – и этот комбижир превратился в мерзость, которую никакими силами из фляжки не извлечь, а потому и воду пить из неё нельзя, но наливать – солдат всё равно обязан, потому что устав писан не для того, чтобы его нарушать...

      А кругом степи без конца и края. По совести сказать, вокруг – не степи, а пустыня. Которая числится степью. Словом, договорились, что вокруг – не то полупустыни, не то – степи пустынного типа… Не сахар, одним словом. С другой стороны, всё это – чтобы служба мёдом не казалась. Она и не казалась. И не была таковой. Но начинать её лучше весной… Потому что тогда у тебя:

                Дембель – в маю!..

      То, что дембель в маю, стрелок Кондратьев знал о своей службе раньше всего: раньше того, где будет служить, раньше того, что будет именно стрелком ВУС (то есть стрелком такой-то воинской учётной специальности... Раньше всего. Потому, что его призыв (не призыв, а призыв – с ударением на первый слог) – майский. И хоть призвался Кондратьев 15 июня 1984 года, но уже за две недели до этого, получив повестку военкома не с предложением явиться, а с приказом, он знал, что он – призыв май 84 – 86. Графически это выглядело, чаще всего, так: «ДМБ май 84 – 86». Или так: «ДМБ 84 май 86».

      Никаких увольнительных (совсем никаких и ни для кого) в месте службы стрелка Кондратьева не полагалось, некоторые солдаты за два года так ни разу не поощрялись кратковременным отпуском с выездом к месту постоянного жительства (десять суток, не считая времени в пути туда и назад), а потому, если к солдату на свидание приезжали близкие родственники (и начальство считало нужным дать солдату увольнительную на несколько часов, и солдат умудрялся на попутных добраться до дома свиданий, что случалось отнюдь не всегда), то тогда считалось долгом где-нибудь на исписанной стене поставить и свой автограф: фамилию, место призыва и это – «ДМБ май 84 – 86». А что? Неандертальцу расписать пещеру можно, а кроманьонцу XX века в военной форме с погонами – нельзя? Где логика? Как же иначе через тридцать (или – пятьдесят) тысяч лет учёный археолог узнает, что рядовой стрелок Кондратьев служил с мая 1984 по май 1986 года (на самом деле с 15 июня 84-го по 15 мая 86-го – ровно 23 месяца) как не из надписи «Краснодар, ДМБ май 84 – 86»?

      Итак, ещё до службы будущий стрелок Кондратьев знал, что он – майского прИзыва. А что там будет и как – это всё потом. Это потом ему объяснили, что он призвался именно в армию, а не в пионерский лагерь, и призвался не в “Зарницу” играть, а тащить службу (не исполнять обязанности военной службы, не отдавать почётный долг и всё такое прочее, а просто тащить службу, слушаясь приказов командиров и начальников, а, главное, дедушек Советской Армии, коль скоро он – дух регулярной Красной Армии, служить призвался в Советскую Армию, служить будет в ней же, но, при всём при том, будет духом регулярной Красной Армии, никуда уж от этого не деться; кстати, раз уж начал: никто из дедов не заставлял духов лезть на крышу, чтобы посмотреть, не приближается ли очередной дембель), что греметь ему, как медному котелку по рельсам, что... Да мало ли что узнал призывник Кондратев, став рядовым солдатом, а потом – стрелком ВУС[1]… Но первое (и главное), что:

                Мой дембель в маю,
                Мне всё – по ...ю.

      Ну, а вам, гражданские оболтусы, по пояс будет.

[1] ВУС – военно-учётная специальность
 
© 12.03.2016 Владислав Кондратьев
© Copyright: Владислав Олегович Кондратьев, 2016
Свидетельство о публикации №216031201468