Пожарный случай или зов к Богородице

  Вторые сутки для жителей деревни Седоговец тянулись в тревожном ожидании. Над горизонтом то и дело вздымалось красное зарево, и небо заволакивала серая пелена. Лес, раскинувшийся вокруг, неожиданно и необъяснимо вспыхивал в разных местах, и жители с мрачным единодушием пришли к выводу, что случайности тут не может быть, это поджоги. Лесные пожары быстро наступали, пока на их пути не оказывались водоёмы, пашни или дороги… Но вот появилась и для деревни реальная угроза: совсем близко, за опушкой, над лесом повалил клубами дым.
  Под вечер в моём доме в Вехно раздался телефонный звонок. «Давай приезжай, - услышал я взволнованный голос, - огонь шурует прямо на берег озера и на крайний дом. Если вспыхнет тростник на озере, то это всё… Проси помочь ещё кого-нибудь, если встретишь. Косу возьми…»
  Я быстро оделся, схватил косу и прыгнул в машину, не представляя, как  удастся остановить огонь, если загорится тростник. Для этого нужно выкосить полосу тростника в воде, и без лодки там не обойтись. Даже сапоги-болотники не помогут. Но раздумывать было некогда; воображение рисовало охваченный пламенем берег озера: ещё немного – и ВСЁ.
  По дороге я захватил одного мужика. Ещё трое добровольцев тоже откликнулись на мою просьбу и следом за мною двинулись на своей машине.
  К счастью, в деревне всё было спокойно. Но невдалеке над лесом подымался к небу дым, и ветер с той стороны доносил голоса людей. Точнее, это был только один женский голос. Зычный, уверенный, настойчивый и, казалось, торжествующий, что не вполне вязалось с предполагаемой в лесу обстановкой. Было в нём что-то раздольное и древнее, словно разливистая бесконечная песня, гимн вечности. Я прислушался и уловил отчётливые слова: над лесом плыла Богородичная молитва…
  По берегу озера стелилась прошлогодняя осока, прижатая к земле, обвивающая кочки и камни. В воде начинался густой высокий тростник. Протянувшись широкой полосой вдоль берега, он захватил чуть не половину площади озера, словно заключил в оковы его чистую гладь. Я взмахнул несколько раз косой, сшибая пыльную траву, готовую вспыхнуть от искры, что летит из-под косы, чиркнувшей по камню. Бестолковая затея. Оглядываюсь на шум и вижу: на поляну выруливает пожарная машина, за нею другая, с нашими добровольцами.
  «Ну, теперь будет проще. Это профессионалы, они знают своё дело», - мелькнуло в сознании. Вылезли пожарники. Закурили. Один из них направился в мою сторону.
-Вы нам звонили? – спросил он недовольно.
-Нет.
-А кто?!
-Наверное, кто-то из деревенских.
-Ну и где же горит?
-Вон горит, и ветер оттуда, прям на деревню, - отвечаю. – Поедем туда.
  По небу ползли клубы желтовато-сизого дыма. Слышался треск горящих деревьев и всё тот же монотонный, напевный, не смолкающий ни на минуту сильный женский голос.
-Не имею права.
  Ответ пожарника мне показался нелепым. Но я не ослышался.
-То есть как? Не имеете права тушить пожар?
-Мы тушим дома. Лес – не наша забота.
-Но ведь пожар дома легче предупредить, чем потом…
-Здесь нечего бояться. Тут поле, гореть нечему.
  В разговор вступил один из добровольцев.
-Если пойдёт пожар, то по берегу. Дома он не зацепит. Сгорит там тростник, сушняк и, в худшем случае, вон та баня. – Он равнодушно ткнул пальцем в сторону бани, одиноко стоящей на берегу озера.
-И вообще, если я туда поеду, - продолжил пожарник, - меня начальник потом выдерет, да ещё за бензин взыщет.
  Кажется, в их глазах я выглядел полным идиотом. Мой странный вид с косой наперевес, в самом деле, был довольно комичным. Собрался с тростником воевать по озеру, будто не озеро тут, а лужа. Да ещё говорю всякие глупости.
  Но разговор на этом закончился, и я направился в лес. Пожарник вернулся к машине, и больше я его не видел. Уехали и «добровольцы».
  А в лесу между тем по-прежнему слышалась непрестанная молитва. Девять человек, жителей Седоговца, из которых пятеро – женщины, причём самой старшей из них было 76, граблями и лопатами  утюжили горящую траву, вскапывали землю и засыпали ею пышущие жаром пни и поваленные деревья. Пламя взлетало по стволам смолистых сосен, опаляло кроны и, не находя себе пищи, угасало, - благо, что не могло перекинуться на соседние деревья. У одной женщины был просто пучок прутьев, которым она сбивала пламя, у другой – ведро. Вода оказалась недалеко, в болотистых низинах. К моему приходу среди дымящейся чёрной гари оставались лишь отдельные очаги пламени; их заливали водой, пока на лес не опустились сумерки. Домой вернулись уже в темноте, совершенно измотанные.
  А что же наши доблестные пожарники или, как их теперь величают, - спецы по чрезвычайным ситуациям? Уезжая из деревни, они на ходу демонстративно слили воду из своей машины, и по дороге протянулся длинный мокрый след. Их намёк был очевиден и циничен: они «помочились», выразив всей деревне своё презрение. Ещё решили спецы взыскать с виновных жителей деревни Седоговец десять тысяч рублей. «За ложный вызов». По этому ли поводу, или по другим причинам, но на следующий день стали курсировать к месту пожарища так называемые «крутые» машины из Новоржева и Пушкинских гор. Что-то там чиновники выясняли и, похоже, недоумевали – как несколько человек без специальной техники могли потушить такую площадь пожара…
  Множество вопросов возникает в связи с этим случаем. Хотя ничего особенного тут нет – вполне обычная ситуация на нашей горестной русской земле. Днём раньше сгорела деревня Ивахново (всего полтора километра от Седоговца.) Там тоже были пожарники – и говорили такие же слова, не принимая никаких мер. А когда ветер с поля пригнал пожар в деревню, они были бессильны его потушить. И не стало на Руси ещё одной деревеньки. Той самой деревеньки, о  грустной жизни которой написана книга – «Говорит Ивахново. Наблюдения над процессом выживания псковской деревни в 1996 – 1998 гг.» Её автор, профессор Наталья Башмакова из Хельсинки – необычайно образованная, искренняя женщина – на примере маленькой вымирающей деревни вдумчиво и проникновенно обрисовала  общую картину жизни русской глубинки.  У меня есть эта книга, подаренная автором, и на первой странице её рукой сделана надпись: «… скорбь о деревне – и русской, и мировой…» Скорбь о деревне, у которой нет будущего. Уже в те годы в деревне оставались почти одни старики, и жизнь её устремилась к закату. Вот и сбылось. Сбылось так скоро, как никто, конечно, не предполагал. Осталось три чудом уцелевших дома и шестнадцать оголённых печей на обугленном клочке земли – мрачная картина времён Отечественной войны. Приехали в Ивахново городские дачники, ничего не зная о случившемся, чтобы, как обычно, провести лето в родных местах… Чтобы увидеть свои пепелища и в тот же день отправиться в обратную дорогу.
  И притих опалённый живописный уголок. В его печальной тишине слышится едва уловимый, но явственный звон, будто где-то далеко, за пепельно-серым горизонтом, подёрнутым дымною пеленою, звонит колокол. Вы не знаете, не помните, по ком звонит колокол? По Ивахнову? Нет, господа – по всем русским деревням! И по тебе, город Новоржев, который давно перестал быть городом, но похож скорее на асфальтовое село или  на цыганский табор! И по тебе, покрытый удушливым смогом, распухший Питер, затягивающий, как в болотную трясину, всё больше и больше молодых людей, которые бросают деревни в надежде на лучшую долю. И по тебе, Россия, по тебе звонит колокол…   
  В конце апреля вся страна узнала о трагедии в Оренбургской области. Да всё – по такому же сценарию: пожар рядом с деревней, который ветер проносил стороной. Люди звонили, умоляли, вызывая пожарных – всё тщетно. Но неожиданно ветер повернул на деревню, и сгорели восемь домов, погибли люди, и в их числе – ребёнок. Кто же в ответе? – Разумеется, никто! Пожарники действуют по инструкциям – тупо и беспрекословно, как научены. А кто придумал эти инструкции – не иначе, как в духе безумной, оголтелой политики уничтожения «неперспективных» деревень, когда-то введённой большевиками? У нас ведь кругом три нолика: куда ни ткнёшь – попадёшь в общество с ограниченной ответственностью. Правильнее было бы назвать ещё  ООО МЧС, к которому относятся пожарники. У кого же осталась ответственность? Кто не успел её ограничить? На чью помощь могут рассчитывать люди? Или спасение утопающих – дело рук самих утопающих?
  Об ответственности таких контор, как лесничества, лесная охрана, говорить не приходится. Мы знаем, как и от кого они охраняют лес. В последние годы тысячи кубов хвойных пород вывезены по их попущению в Питер или ещё дальше – за кордон. Какие-то пришлые дельцы хозяйничают в наших лесах, как фашисты в годы войны. Битком гружённые кругляком КАМАЗы с прицепами едва ли не каждый день (точнее, в 5 утра, под покровом темноты – по моим наблюдениям) уходили из Новоржева. Из нашего района лес вывезли, теперь грабят соседние. А здешний житель, чтобы получить несчастные 10 – 20 кубов на постройку хлева или бани, должен собрать кипу справок и доказать, что ему лес нужен для постройки, а не для сбыта «налево». Я сам проходил эти мытарства ровно пять лет, обивая пороги лесных «вахтёров». Да так ничего и не добился, пока не вмешался в это дело лично глава района М. А. Пашков. 
  Но что в сравнении с беспощадными вырубками какие-нибудь два – три гектара нечаянно сгоревшего леса? Тут и сотня гектаров – капля в море. Списать вину на погоду да на природу, чтоб не мелочиться! И, впрямь, это разве не мелочи для великой державы – небольшой лесной пожарчик, сгоревшая глухая деревенька Ивахново?  А вот с наказанием жителей деревни Седоговец не следует мелочиться – штрафануть на 10 тысяч этих активистов – на всякий пожарный случай…
  Война, объявленная деревне десятки лет назад, продолжается. Война деревне, крестьянству, война всему народу. Война подлая, изощрённая, продуманная, в которой сразу не видно боевых действий, не слышно раскатов орудий, в которой даже не различить воюющих сторон. Но война столь опустошительная, что о подобных последствиях и Гитлер не мог мечтать. Война, в которой нет и не может быть победителей среди людей, ибо её режиссёром представляется сам дьявол – извечный враг и ненавистник Святой Руси, хранительницы православной веры, ненавистник христиан, испокон веков живших на земле в гармонии с природой и с Богом. Вспомним, что слово «христианин» в веках слегка изменилось и превратилось в слово «крестьянин», но удивительным образом не изменился его глубокий смысл, ибо Христос и Крест – слова равновелики и равнозначимы для всякого православного человека… И пришло время, когда быть крестьянином и трудиться на земле вопреки всему – означает, нести тяжелейший крест, спотыкаясь и падая под напором злобных сил, расшибаясь в кровь, а порой становиться жертвой в той непрестанной, незримой войне… 
  Дым над Россией… Застилает глаза до рези, что свету белого не видать, что кажется иногда: нет уж её, великой страны, стонущей  от боли, от бесчисленных ожогов и гноящихся ран, растаскали её, распродали, пора справлять панихиды. Но последняя, единственная надежда на помощь остаётся у людей, одно упование. Вот и звучит повсюду, не смолкая ни на миг, бесконечная песнь Богородице. Летит она над лесами и полями, над городами и весями, летит над всеми забытыми, одинокими крестьянскими избами, в которых едва теплится жизнь, летит то тихая, никому неслышная, то срывается на вопль, то многоголосая и торжествующая, и нет этой песне ни конца, ни края. И потому жива Россия, жива назло всем врагам, и внутренним, и закулисным, недоуменно и в бессильной ярости следящим за её возрождением из пепла, жива назло всем силам ада, и жить будет всегда…
                жаркий май 2009 г.