Лебеди

Палач умело рёбра раздробил –
И сердце заменил на жжёный камень.
Она сплетала кружево судьбы
Оплавленными кислотой руками.

И липла к пальцам яростная нить –
Шипя змеёй и плоть её кусая,
И было даже спину не прикрыть
Соскобленными бритвой волосами.

Она скрутила боль в зелёный жгут –
Ссучила нить – и выткала рубашки.
Она не понимала – они лгут.
Все, как один, все – мудрые и старшие.

Все принцы, что в конфетном детстве так
Её любили – якобы – наверно –
Она не открывала раны рта.
Она в зелёной кислоте горела.

Она прошла по углям через боль –
Молчала – потому что обещала.
У одного вместо руки крыло –
И он в глаза ей плюнул на прощанье.

Другой в лицо ей «Ведьма!» прошипел,
Отшатываясь от её объятий,
И бросили её людской толпе
На растерзание – родные братья.

Они все улетели. Как один.
Все бросили её одну – в темнице.
Они все снова сделались людьми –
Её родные братья. Её принцы.

Они ушли – она осталась тут –
И ждёт – и ничего не замечает.
Обезображенные пальцы жгут
Привычно крутят днями и ночами.

Они ушли – оставили её –
Все добрые, все мудрые и старшие.
Пускай она в темнице поживёт,
Пускай там рукодельничает дальше.

Они решили – как один – что пусть
Колдунья остаётся в каземате.
Не надо раззадоривать толпу
Тому, кто хочет трон вернуть обратно.

Толпа не любит магию – увы,
Предпочитает ведьму на кострище –
Пускай останется среди живых –
Но там, где не узнают, не отыщут.

Пускай забудут все про колдовство –
Пускай толпа останется незрячей –
Пусть уведут под барабанный бой –
Пускай крапивными слезами плачет.

Пускай сидит, как пойманная мышь –
Как труп, иссохший в сырости могильной –
В коне концов, все ведьмы – дети тьмы,
Священники так в детстве говорили.

Пускай. И пусть не будет на земле
Её следов – немой и безымянной.
Она погрязла в черноте и зле,
Хотя сама того не понимает.

Приходит за зловонной ночью день –
Вприкуску с коркой каменного хлеба –
Она глазами ищет лебедей
Среди белёсых облаков на небе.

И красным окантованы глаза –
И кажется она на сто лет старше –
Она должна узнать их – и сказать –
Что соткала заветные рубашки.

И всё случится – кончится кошмар,
И распадутся цепи из крапивы.
Она ещё не хочет умирать –
Она ещё мечтает их увидеть.

Тех лебедей, что прилетят за ней –
И унесут – спасут её от боли.
Она лежит в крапивном полусне –
Зелёном – видя небо голубое.

Но вечер поджигает облака,
И ветер верещит безумной банши.
Она сжимает в раненых руках
Очередную жгучую рубашку.

Она всё ждёт – они за ней придут –
Они её избавят от проклятья –
И снова скручивает жгучий жгут
Для них – для лебединых своих братьев.

И подступает лютая зима –
И мажет солью взгляды голубые –
Той, что никак не хочет понимать –
Они её оставили – забыли.

Она горит на ледяном костре –
И волдырями покрывает руки.
Забыли братья-принцы о сестре.
Забили лебеди свою голубку.

Проходит ледяной лебяжий день –
А боль-палач усердно рёбра пилит.
Когда-нибудь придётся ей надеть
Самой свою рубашку из крапивы.

И лечь в ней в гроб – и кровь свою отдать –
И в ледяном покое раствориться.
В кого же превратишься ты тогда,
Покинутая братьями сестрица?