Заметки о любви
(Письмо в редакцию)
В это обычное утро я проснулась в ... смехе. Не успела открыть глаза, а в голове уже вертелось:
Ты царь, ты бог,
Ты вся моя надежда...
Иронично так, насмешливо, па-те-ти-чески... Я прошла на кухню, согрела малышу-сыну стакан кефира, приготовила бутерброды с сервелатом, собрала в ванной высохшее стираное бельё. И всё это время в голове неотступно носилось:
- Ты царь, ты бог... - И вот тут-то, наконец-то, я сообразила, что меня давят смех, ирония, сарказм!..
Нет, в самом деле, неужели когда-то (а когда-то - это довольно давно, более десятка лет тому назад) я всерьёз, не шутейно, могла писать подобные стихи?
Тогда это именовалось мною именно так - стихи! Выражая свою такую сильную, беспредельную любовь к... - как теперь отчётливо вижу - совершенно чужому мне человеку...
Сердце, бедное, любвеобильное сердце, оно, конечно, толкало на многие глупости, именно оно, конечно, и питало "всю мою надежду", да и веру, и то, что называла любовью.
Странно, но мне ни разу не повезло: за всю мою любвеобильную молодость на меня так и не снизошла взаимность любимого. А любовь моя, как я теперь понимаю, всегда была плодом воображения, платонической по сути, - вздохи, тоска, печаль на расстоянии от человека, порой без реальных встреч в течение многих лет... Сумасбродная – называю я её теперь. Отнюдь не земная, а напоминающая свет далёких звёзд в ночи... Поясню это.
Недавно, в бессонницу, в проёме ночного окна мне довелось увидеть две звезды. Одна – повыше, под ней – другая, более яркая, мерцающая. В эту ночь, скажу ещё, я впервые поняла (или прочувствовала), что означают банально-крылатые слова поэтов-романтиков о призывном, манящем свете звёзд…
До чего же он был прекрасным! Как зазывал куда-то, манил, обнадёживал! Что это было? Мираж? Или сладостный миг реальности? Космический или земной? Не знаю. К сожалению, я поленилась встать с постели, подойти поближе к окну, лучше разглядеть и понять увиденное. Возможно, я не сделала этого, побаиваясь, что вдруг исчезнет этот необычный оттенок волшебства?
Как бы там ни было, но блеск звезды, говорящей со мной через оконное стекло в ночи, - это останется перед глазами на всю жизнь, как что-то прекрасное и неповторимое. По насыщенности эстетического удовольствия я могла бы сравнить это разве только с увиденным когда-то на сцене Большого театра балетом - апофеозом любви – «Спартак», или слышанными в отдалении (тоже через окно одной из аудиторий второго этажа старого здания МГУ на Манежной площади, ныне журфака), как будто бы со стороны кремлёвских соборов, – прекрасными напевами церковного хора…
У вас, читающего эти заметки, наверное, уже возник вопрос, а почему и зачем я пишу их? И обращаюсь к вам? Поясняю. По той причине, что неоднократно читая ваш журнал, я задумываюсь над тем, что помещаете под рубрикой «Личная переписка» (ещё недавно – «Вам письмо»). Меня привлекают публикуемые здесь искренние, откровенные, порой смятенные вопросы молодых, и умные, философичные, - да просто мудрые! - ответы учёных, психологов. И я понимаю: мы хотим научить молодых жить.
Как же всё правильно и ценно в этих ответах мудрецов! И всё же, думается мне, это лишь запоздалая теория, её неубедительные постулаты. А не убедительные – именно в силу своей запоздалости. Ведь что не говори, а журнал берёт здесь на себя функцию врачевателя, пытаясь нужными советами заполнить в молодых людях те нравственные, психологические изъяны, которые в своё время просмотрели семья и школа.
В принципе, теория выполнила бы своё назначение, усвой её девушки и юноши значительно раньше, то есть своевременно, в детском, подростковом возрасте. Скажем, до четырнадцати лет, а не узнай о ней только теперь, когда споткнулись, вкусили любовной горечи жизни. Теперь для них эти постулаты разве лишь утешения. Тогда как могли бы стать регулятором поведения. Не так ли?
Но, безусловно, правильно, что журнал поднимает эти вопросы, публикует эти ответы. И не потому, что лучше поздно, чем никогда узнать мудрые законы жизни (пережившему личную драму, думаю, это уже всё равно не поможет), но ещё и потому, что наши акселераты, хочется надеяться, в тринадцать-четырнадцать лет читают умный журнал. И, как говорится, мотают на ус всё полезное. Во всяком случае, подобные журнальные статьи доходят до педагогов, работающих с детьми и подростками, и уж в их-то руках становятся инструментом активного нравственного воспитания.
Ну, а мои заметки – дань теме, над которой я нередко размышляю в силу своей профессии. И как оправдание цели написания их – полемические вопросы к вашей рубрике: не холодноваты ли предлагаемые ответы для тех, кто ныне горит любовным чувством и ищет разрешения сердечных проблем? В силах ли они предотвратить то, чем маются вопрошающие?
Естественно, нет. Ибо эти молодые – те же звёзды, каждая из которых по-своему излучает свой собственный свет. Как те, две, висящие близко, словно подруги, в проёме ночного окна. Но… одна, холодная, и не помышляла проливать на меня свой свет, а другая – запылала, заиграла алмазными лучами, и - призывая, и -обещая согреть, а, может, и осчастливить…
Сердца наши – те же звёзды, вот моя мысль. Конечно, семье и школе нужно поболее, потоньше, помудрее заниматься воспитанием чувств детей. Чтобы не было (или хотя бы поменьше было) среди их сердец – холодных, не способных отвечать даже на большое, искреннее, настоящее чувство влюблённого.
Прерву свои размышления, чтобы привести здесь недавно читанные мною изречения на эту тему. У Батюшкова: «Великие мысли истекают из сердца»; у Гельдерлина: «…бойтесь надсмеяться над любящим». Впрочем, тема «что есть наше сердце» - это отдельная большая тема, в т.ч. - о нравственном содержании личности, и о ней тоже надо говорить в современной молодёжной печати.
Итак, о холодных сердцах современников. Ведь их миллионы ныне. За более чем тридцать лет жизни я так и не смогла понять – равнодушных ли случайно, то есть неосознанно, от невоспитанности, непробуженности сердечных тайников? (Их равнодушие равноценно тому, с каким иные дети, подростки могут мучить животное, не понимая - всего лишь не понимая! – что ему больно).
Либо бездушных расчётливо, в соответствии с какими-то «принципами» (ты мне не подходишь по таким-то причинам); либо из «высших побуждений» (тот, в кого влюблены Вы, влюблён уже в другого человека, следовательно, не может одарить Вас взаимностью… Или терзается какими-то сомнениями, и т.п.).
Иногда во взаимоотношения иных пар вмешиваются взрослые, родители, и тогда вообще уже трудно понять – что к чему здесь… Случается, что любви удостаивается «спящий» ещё юноша (или девочка), в ком ещё не пробудилось это естественное – любить, но со временем оно самым здоровым образом проявится…
Что уж тут скрывать, чаще всего холодные сердца – наши мальчики. Это видно и из почты журнала: большинство из публикуемых разочарованных писем – от девочек. Хотя случается, что сердечную боль от непонимания и отсутствия взаимности испытывают и мальчики. Из числа чувствительных, назовём их так.
Из современных зарубежных книг, фильмов мною, например, подмечено (и мнение это, понимаю, справедливо настолько, насколько в западном искусстве не искажена реальность), что на Западе браки (прогрессивные) чаще всего строятся либо на взаимном чувстве, либо когда инициатива исходит от женщины. То есть, женщины более свободны в выборе, мужчины как бы уступают им (понятно, не в силу слабохарактерности, а по иным причинам, о которых скажу далее).
В этом видится определённый элемент культуры взаимоотношений, но и традиционной природной целесообразности.
Во-первых, более глубокое понимание человеческой, и в том числе женской, психологии, уважение к женщине, к испокон веков данному природой именно ей – быть чувствительнее, чувственнее, т.е. быть более способной к проявлению любых, а тем более – любовных, чувств. По-моему, это аксиома.
Во-вторых, это и стратегия своего рода: обеспечение мужчиной (прежде всего человеком дела, «добытчиком») надёжного тыла для себя, семейного очага, что в деловом мире – явный признак благополучия, солидности положения. И стратегия эта тонка и мудра, чаще ещё – высокоморальна: ведь любящая женщина, безусловно, сделает всё, чтобы он, любимый, был счастлив; он же сам получает нравственную радость от того, что сумел дать счастье человеку, полюбившему его, женщине, которая сама избрала его, значит, оценила, значит, будет заботливой женой и матерью его детей…
К тому же, мужчины в других странах, на мой взгляд, раньше взрослеют, чем наши юноши (ищущие в личной жизни – спросите-ка их самих! – не зная чего, вплоть до тридцати, а то и сорока лет!) Я затрудняюсь назвать точную причину этого, но, определённо, там мужчины раньше осознают свои обязанности и перед любящими женщинами, и перед детьми.
Так они воспитаны, так к двадцати годам привычны уже задумываться о значительно большем, чем наши мальчики. К тому же, они раньше вступают в трудовую деятельность, а, значит, и социальный опыт их к этому возрасту богаче. В этом, вероятно, и есть причина более раннего взросления.
Представляю, как на этот мой субъективный взгляд не на шутку может ополчиться наше милое юношество. Иные возразят, что-де эту «полноту счастья», недополученную в семье, где инициатива любви принадлежала женщине, мужчины станут искать «на стороне», и т.п. Возможно, хотя не думаю, чтобы это было в большинстве случаев. Хотя бы по причине занятости мужской половины.
Именно дело и уверенность в своём домашнем очаге, на мой взгляд, есть незыблемость полноты счастья такой семьи. Отдельные измены прочность такого брака, как правило, не колеблют.
Наверное, так и должно быть, и заложено природой: мужчине быть сдержаннее в чувствах, рассудительнее, иметь более широкий круг интересов. (Порой настолько широкий, что можно и вовсе не замечать мир женщин. Какими, припомним, ещё недавно нам обрисовывали их на советских киноэкранах. Например, мужчин-учёных, эдаких - не от мира сего, которым где уж и думать-то о женщинах, замечать их! Ну, жену они ещё примечают, как хозяйку дома, подающую обеды, и не более того).
В шестидесятые годы кинотворцы, заприметив, видимо, какой-то перекос в такой трактовке, – мужчин-учёных на экране несколько омолодили, и они стали так страдать от чувств к своим сотрудницам (герои Баталова и т.п.), что доходили чуть не до умопомешательства, что тоже, кстати, вряд ли соответствовало реальности…
Вернёмся к нашей теме. Если уж природа так распорядилась, что мужчина рассудочнее нашего слабого пола, тогда, возможно, нужно разумнее использовать данное ею? И уже с раннего детства внушать новому поколению ответственность за этот пол? И не только одёргивать мальчиков замечаниями типа «не обижай… девочки слабее…», но и воспитывать, приучая к мысли, что каждая из них – будущая мать, жена, верный друг.
Это же должны усваивать с самого детства и девочки. Пора бы начать воспитывать из них, прежде всего, заботливых жён, ласковых мам, а затем уже – инженеров-металлургов, штукатуров-маляров, и т.д. Когда же семья и школа, литература, искусство научатся ориентировать нашу молодёжь на это? В настоящее время, на мой взгляд, эту задачу взяли на себя только педагоги-энтузиасты да, в недостаточной степени, – печать, телевидение.
Как это ни дико, но определённой части наших мальчиков не хватает понимания, что девочки не только «сладки ягодки», легкодоступная сладость, которым, при случае, непременно надо растоптать или испепелить душу, да ещё громогласно, приметно для других, чтобы подобные тебе незрелые юнцы знали, каков ты есть… герой…
Нет, это нечеловеческая мораль. И юноши подобного склада – чёрная «полоса» внутри поколения. И она существует, наряду с тем монолитом, который составляют натуры цельные, серьёзные, возвышенные. Среди которого – и горячие сердца глубоко любящих, способных ответить взаимностью, понять и оценить чужое чувство.
И я думаю, в полном согласии с Гельдерлином и другими «моралистами», что нет большей жестокости, чем растоптанное искреннее чувство к вам. Пускай высказанное неумело, смешно, сентиментально, оно должно, по сути, облагородить вас.
Этого вправе ожидать мы от любви! Разве сложно усвоить нам, людям, что неразделённая любовь откладывает свой отпечаток на всю последующую жизнь полюбившего? Ну, а если у нас не получается взаимного обмена сердцами, – и поди пойми почему! – что, конечно, вполне реально, тогда разве не в наших силах подарить человеку дружбу, согревающую, поддерживающую в трудные минуты? Чуткость, чуткость души нашей должна прийти на смену процветающей до сих пор ещё дикости!
Мне припоминаются «Тёмные аллеи» И.Бунина. Спорно, конечно, возможно ли так любить, как его святая героиня. Допускаю, что автор мог всё это и выдумать для впечатлительности. Ну, а может и есть они, фанатичные любвестойкие сердца? Наверняка, есть. И, наверное, не одно замкнулось в себе у солдаток после второй мировой войны, например? А Катерина Маслова у Л.Толстого? Её первая, малопонятная ещё ей самой любовь к Нехлюдову стала зловещим колесом, переехавшим через всю судьбу…
Сколько их и сегодня, прекрасных юных девочек, несостоявшаяся первая любовь для которых постепенно, незаметно – того и гляди - переродится в «роковую»? Кто виноват? Природа, давшая любвеобильное сердце, или общество, не научившее «управлять» им? Всё в воспитании! – куда уж тут от правды жизни денешься?!
Помнится, когда-то давно довелось прочесть в одной из ироничных повестей начинающей литераторши Рубиной такую мысль: «У всех было всё как и положено – первая безответная любовь, страдания… А вот этой (героине) подавай ещё и счастье…» (цитирую по памяти, сохраняя смысл). Слава богу, что этот афоризм (а мысль была высказана метко, прямо таки афористично) был употреблён в ироничном контексте.
Иначе: неужели всерьёз можно воспринимать утверждение-убеждение (а для большинства ведь это, к сожалению, убеждение), что первая любовь – непременно непонятая, безответная, печальная? Да чепуха! Убеждение это, уверена, аномально. Не так уж пессимистична жизнь, как некоторым хотелось бы её трансформировать…
Печально здесь другое: любовь эта, увы, бывает не у каждой. У наиболее одарённых, способных любить. А, значит, и способных переживать, страдать, терзаться и казниться без взаимности (опять речь о мерцающих звёздах-сердцах).
(Замечу, я не беру здесь во внимание рассуждения философов-сверхэстетов Кьеркегора, Достоевского и других о том, что несчастнейший есть счастливейший, а высшее наслаждение – в страдании, и т.п.
Не потому, что я, к примеру, не согласна с этими утверждениями; отнюдь, я убеждена в искренности и выстраданности этих мнений, тесно связанных с мироощущениями таких писателей, но по той причине, что прочувствовать и понять это дано не каждому, у нас же речь о большинстве).
Итак, что же, так и осудим их, способных любить, на эту самую «казнь», вроде как узаконив в общественном мнении безответность (а, значит, и безотрадность первой любви? А там и второй, и всякой другой?.. ) Да не верю я в это, и никогда не поверю! (Тогда бы и смысла в ней не было вообще, и Господь Бог не посылал бы её поднебесным детям своим!) Не верю, несмотря на собственный опыт, на такую красноречивую насмешку жизни над собой. Наоборот, случаи вот такого несчастья – это и есть ирония судьбы. Но потому и ирония, что не закономерность. А норма как раз в счастливой любви. Во всяком случае, в человеческом обществе разве должно быть не так?
В нашей реальности нередко доводится наблюдать случаи, когда люди паруются без того, что называется любовью. Он (или она) приметил (приметила) её (его) и, не строя воздушных замков, увлёк (или увлекла, привлекла) свою симпатию, – вот уже супружеская пара. Без глубоких, возвышенных чувств, но в силу имеющегося расположения, с чувством ответственности за будущее своё, супруги, детей. На мой посторонний взгляд - это и есть самые крепкие и надёжные наши браки, где ни он, ни она «не прыгают выше себя», где всё умеренно.
(Может быть, исподволь, эти двое уже воспитаны, скажем, отношениями в собственных семьях, где росли они, и знают цену именно таким – умеренным – чувствам? Или самовоспитаны… Замечу: причём - чаще в этих браках - инициатива знакомства, встречи, создания семьи также исходит от женщины, как в вышеописанных случаях в западных странах.
Кто-то скажет, что всё это напоминает патриархальное «стерпится-слюбится». Ну и что? Что плохого в таких отношениях, где со временем люди «слюбятся»? Ведь слюбятся-таки! Главное, чтобы во взаимоотношениях присутствовали доброта, душевное благородство, заботливость друг о друге. Наоборот, такой брак есть и удачный, и мудрый вариант. (Безусловно, не во всех случаях, но нередко так…)
Если же опять заговорить о натурах порывистых, впечатлительных, с любвеобильными сердцами, то замечу, что они вряд ли сумеют отказаться от собственных чувств, или, не испытав их ещё, пойти на компромиссный брак. И ведь огромно число подобных натур! Не готовых отказаться от «роковых» ошибок и падений во имя призрачного, как думается им, семейного счастья с нелюбимым человеком.
Да и как тут быть готовым, если сильное чувство захлёстывает их уже в раннем юношестве, в пятнадцать-шестнадцать лет? И без него уже не мыслится жизнь? Ну, а, как известно, «надежды юношей питают», вот и получается, что фактически на ничто, пустую любовь (имею в виду – без взаимности), самообман, а то и прямой обман со стороны бесчестного, ненадёжного человека, уходят годы. Лучшие, бесценные… Именно об этом - письма девчонок в редакцию.
Кому-то из них ещё повезёт. Сердечного пыла хватает на несколько возвышенных самообманов. Какое дело до того, что ни один из них не закончится истинным счастьем! (На котором, как говорится, успокоилось бы сердце). Ведь это были минуты, часы, годы, когда сердце пело! Ту единственную, стоящую песнь, что даётся нам милостью Божьей…
Увы, и мои любови так и оставались лишь платоническими, я не умела завлечь (какое унижающее моё человеческое достоинство слово!) предмет моего поклонения, а, может, и недостаточно стремилась к тому… Хотя, общем-то, слыла не дурнушкой… Кто его знает, в чём тут дело. Может быть, мне, в самом деле, было нужно только нечто высокое от тех молодых людей, которые импонировали моему вкусу?
(Хотя вряд ли только это; честное слово, я оставалась живым человеком, с нервами и плотью). И всё же эстетическое начало в моём отношении к человеку было, пожалуй, первичным. Он должен был внешне отвечать моему идеалу, либо быть «типажом» моего вкуса, ещё честнее - должен быть красив, привлекателен: обаянием ли, чертами лица, манерой держаться, мудростью… (Что тоже, на мой взгляд, есть красота, и не только внутренняя, но и внешняя).
В общем, вопрос внешней красоты человека, её влияния на отношение к тебе другого человека также, на мой взгляд, достоин отдельного исследования, наряду с вопросами о дружбе, человеческом тайнике – сердце, и т.д., на страницах молодёжного издания.
Когда-то пришлось читать, что Флобер подразделял любовь на шесть видов. С годами, из интереса, взялась проанализировать то, что пришлось пережить самой. И что же? Именно столько разновариантных любовных страстей пылало некогда в моём огненном сердечном сосуде. Очень жаль, если все доступные человеку виды любовной страсти уже отгорели. Полная безнадёжность в новизне чувств погружает отлюбившее сердце! Ведь на второй круг - порывов уже не отыскать! Но, это, конечно, шутка. Какая разница, какой круг одолевает тебя. Пылало бы чувство!
И всё же мне хочется кратенько рассказать о тех «формах» сердечной страсти, которые одолевали по молодости лет. Авось какой-то ещё в них не достаёт, не обязательно же должен быть правым Флобер, определив только шесть!
Итак, прежде всего, что отнесём мы к сердечному любовному чувству? Такое отношение к отдельным людям, которое доставляет сердцу радость, восторг, надежду, жажду встречи, глубокие переживания… По уходу же из сердца – оставляет в нём жгучую тоску и память…
Начнём с юности. Итак, если говорить о восторге или вообще о чём-то новом, не испытываемом прежде в эмоциях и чувствах, скажем, в возрасте до одиннадцати-тринадцати лет, то нельзя не отнести к сердечной любви, вероятно, и ту, полудетскую, платоническую, которая вдруг открыла тебе Его, до сих пор обычного, обыкновенного человека, ровесника?
Или это ещё только увлечённость? Любовь-девочка, любовь-наивность, которая, наверняка, вскоре улетучится, испарится, как дымка, и, скорее всего, безболезненно… Так любовь или увлечённость? Назовём это первым опытом сердца. С него и начнём наш спорный счёт любовных разновидностей…
Но насколько же ранящим, не похожим на это, бывает новое чувство, которое также возможно в раннем возрасте, в тринадцать-четырнадцать лет. Я имею в виду любовь-восхищение, любовь-сладость, любовь-восторг, любовь-поклонение, поистине отравляющую вашу кровь. Именно она, как отрава, пристанет к вашей плоти, сотворит кумира. Она заставит быстрее струиться кровь в ваших жилах, хаотируя в вас всю биологию.
Она наложит отпечаток на все ваши последующие поступки, и через многие годы не покинет вас, но лишь замрёт, затухнет на время, как внутренне огнедышащий вулкан, готовый в любой момент опять возвестить о себе… Эта непреходящая любовь станет уже вовсе не полезной, а, наоборот, вредной вам, и всё же она будет продолжать жить в каждой вашей клеточке, и пить, пить, пить из вашего сердца животворные соки… Любовь-безумие, она и украсит, и искалечит вашу жизнь… Почти нереально! Но…
В период затухания - на неё может наложиться новое, трепетное, неожиданнее чувство, не менее сильное, но несколько иное в своём проявлении. То самое, которое принято называть первой, памятной, страдальческой любовью. И если та, вулкан, непреходяще продолжает жить в вас, как поклонение перед человеком-кумиром, то эта вспыхивает быстрым сильным, всеразрастающимся пожаром, вызывая и восхищение, и горечь, и понимание и не понимание человека, и надежду, и неверие в возможность счастья.
Неожиданно вспыхнувшая, через годы она так же неожиданно угасает, испепелив вконец надеждами и разочарованиями, страданиями и слезами всё святое в вас. О, будь она взаимна, сколько счастья могла бы дать вашей верующей душе! Но эта – первая, безответная, – она только искорёжит ваше мироощущение… Ещё бы сказала о ней, – что проходит она безвозвратно, как сон, оставляя после себя одно только имя того, любимого вами… Как пустой звук, как эхо минувшего….
Жуткая по силе чувств, эта любовь-пожар с годами унесёт всё, оставив лишь выжженное пепелище… Коварная, страшная, злая, она губительно опасна для неосторожных, неопытных, полных надежд сердец…
Но пройдёт время, и наступит момент, когда вам не обойтись без иного свойства любви, – чувственной. Любви-привычки, с потребностью не только вздыхать и любоваться, но и осязать*. (*Сейчас такой любви дали совершенно определённое название – любовь земная. – В.Л.)
Наконец-то вас утешат объятия, поцелуи, возможно, и близость. Вот здесь как раз впору для вас супружество, как бальзам на раны, после первых любовных поражений. Увы! И здесь, при всем избытке нежности, пылкости, горячности, вас также может подстеречь разлука, и – странно! – при вроде бы отсутствии возвышенных (вернее, высоких, а, значит, и глубоких) чувств, расставшись, вы будете помнить вашего любимца. И тосковать о нём, печалиться, и сожалеть об утраченном…
И, конечно же, со временем утешитесь новой вспышкой вашего сердца, и, как бы защищая вас от новых возможных неприятностей, оно (время) воздаст вам не самой высокой степенью любовной муки, а «болезнью в лёгкой форме», - любовью-самообманом, влюблённостью на время, эдакой кратковременной любовью-цветком (проще сказать – увлечением-флиртом).
А причиной возникновения её будет, конечно же, приятность того лица, к которому она обращена. Возможно, скажется влияние обаяния, талантливости, ума, оригинальности или мудрости человека, но всем этим внешним ли, внутренним блеском будут лишь обмануты все ваши надежды… и вера… в то, что вы нужны ему…
На деле же очень скоро окажется – нет. С только красивым – вам станет скучно, с мудрым – нелегко ладить, обаятельного вы так и не научитесь понимать… И вскоре вы сами постараетесь расстаться, хотя и не без грусти, и даже временной, а то и долгой, тоски… И всё же не без счастливого вздоха облегчения: всё к лучшему в этом мире!
И, право же, не всё потеряно. Волею случая, возможно, вам – неожиданно, вдруг! – повезёт, и вот тут-то вы встретите - самое главное, самое прекрасное на своём пути: любовь-подарок, любовь-награду, любовь-счастье! Что же это за любовь? Да-да, она самая, с первого взгляда! Волшебная! И с ней тоже, конечно, вы свяжете и надежду, и веру вашего сердца.
Но теперь уже, имея горький опыт разочарований за хрупкими плечами, вы не станете, что называется, «с головой» бросаться в любовный омут… Вы с особенной силой поймёте, что на вас снизошло великое благо мира, и, словно сладостный нектар, станете медленно и долго пить его, боясь новых разочарований, признания ошибки, понимания иллюзорности чувств…
Понимания того, что эта неземная любовь – не реальность, а всего лишь песня, согревающая душу… И даже после глупого, вроде бы случайного… такого ненужного вам разрыва… эта любовь-награда всё ещё будет греть вас…своим светом, сиянием… блеском чего-то недосказанного, недочувствованного… Того самого… услаждающего… звёздного… мерцания…
Ныне, лишний раз припомнив «былое и думы», связанные с молодостью и горением сердца, так и хочется воскликнуть вслед за классиком: - «Любовь такое бесценное сокровище, что на неё весь мир купить можешь»…
Раздумывая над этими случаями встреченной, пережитой сердцем, любви, я понимаю, что она есть, прежде всего, - Надежда. Это – дыхание любви, её огонь. Ещё она – желание встречи, понимания, душевного слияния. Полного доверия, конечно. Она в нас, на мой взгляд, всегда от одиночества, через одиночество, как преодоление одиночества. Одиночества сердца и души, если это высокая любовь. Одиночества тела, когда она просто земная, любовь-привычка, любовь-комфорт….
И ещё несколько фраз о любви из старых записей в блокноте: «любовь стоит того, чтобы жить. Она – факел внутри нас, несущий и раздувающий пожар – желание жить! Любовь есть загадочная игра сердца… А, в общем, любовь – заноза, напоминающая нам, что мы живы». Может, и банальны эти выводы, но они личные, из собственных чувств и пережитого. Главное, что слово любовь в них стоит рядом со словом жить. Значит, подобным образом мышления поддерживала я когда-то свои неиссякаемые душевные силы.
…И вот теперь, через множество лет, я смеюсь над всеми своими царями, богами, надеждами… Может быть, и несправедливо смеюсь. Ибо время, известный наш врачеватель, выветрило из сердца все прежние молодые прихоти, и научило довольствоваться имеющимся.
То есть – вернуло всё «на круги своя». Вот я и думаю, и пишу теперь: - Может быть, это очень даже естественно, и необратимо, – горение любвеобильных сердец? А порой – и полное сгорание их? И никуда от этого не деться? И советы даже самых почтенных мудрецов не в силах предостеречь юное сердце от своего круга?
И нужно ли переделывать нас, людей? Не правильнее ли – воспитательным путём, о котором упоминалось в начале статьи, - от рождения обращать каждого из нас – в Человека?
25.10.87.
Валентина Лефтерова
__________________________________
Свидетельство о публикации №116030810868