Полет жизни

…Бывают разные полеты на Земле.
Полеты в небо от земли бывают тоже.
Стремиться ввысь ракета может и во мгле,
Но вот душа, живя во мгле - никак не может…
***
Как звездный дождь пространство неба озарив,
Сквозь лед времен, навстречу огненным кометам,
Из длани Бога он слетел на Землю светом.
И был душою, как и сердцем, он красив…
…Гор снежновласых полны дум были вершины.
Их серебром украсил месяц молодой.
И свежий ветер над беззвучною Землей
Творил в безмолвии небесные картины…
Дыхание звезд роднилось с пением озер.
Молчание мира под полуночным покровом,
Оживлялось бесконечным Божьим Словом,
Наполняя красотой ночи простор.
…Он летел над серебристыми горами,
Горечь мира в недрах сердца, он храня,
Мир, застывший в сфере ночи, но не дня,
Все ж смотрел на мир небесными очами.
Пролетал он над лесами в тишине.
Их покой ночной и шепот сокровенный,
Прославляющий и в снах Творца Вселенной,
Говорил о зарождающемся дне…
Гасли звезды, в нежно-розовом восходе,
И сияли, словно чистая роса.
Их звучали песнью вечной голоса,
Допевая гимн Создателю, природе.
Над лугами изумрудными летел он.
Расцветали светло-синие цветы…
И, на них взирая с дивной высоты,
Песни Богу и молитвы тихо пел он.
…А под ним моря в сияющей лазури
Жемчуга скрывали с тайнами времен.
Затонувших кораблей подводный сон.
Штиля оду. Поэтичный смысл бури…
Из глубин бездонных тысячи огней
Освещали тьму морскую пред рассветом.
Успокоенный прозрачным этим светом,
Не сводил с лазурной глади он очей.
Первый солнца луч, аллея над водою,
Сам касался мира спящего души.
Пробуждающей от сна ночной тиши,
Он играл на струнах утренних звездою.
Говор волн морских, восставших от дремоты,
Сочетался с пеньем чаек в тишине.
Белизною в предрассветной вышине
Оживляли день их чистые полеты.
Наполнялся воздух ясностью дневною.
Небеса слепили мир голубизной.
Распускался как подснежник молодой,
Дух, взбодренный новорожденной весною.
Над Землею так парил избранник Божий.
Красоте творенья Божьего дивясь,
Волю Господа исполнить он стремясь,
Не давал свой дух сомненьям потревожить.
…На лугах благоухающих повсюду
Распускались днем весенним без конца,
Прославляя красотой своей Творца,
Светло-синие цветы как символ Чуда…
Пролетал над скоротечными реками,
Рыб серебряных блистанье под водой,
Словно звезд сиянье в небе в час ночной,
Говорило с ним чрез сердце, не словами.
Погружаясь в мира временного благость,
Он молился, так летая, про себя.
Больше жизни Вседержителя любя,
Находил он лишь в молитве духа радость.
… В небе синем так проделал он путь долгий.
Показался вновь над морем знак луны.
Южный ветер, брат родившейся весны
Сам запел в ночной тиши, лишь птицы смолкли.
И, слегка усталый странник поднебесный,
Ночь глубокую душой благословил.
И, прося к утру у Бога новых сил,
Дать душе покой решил и сон телесный.
Где главой примкнуть, хотя он не приметил,
Помолился перед сном в сиянии звезд,
Чтобы одр его ночной был строг и прост…
Вдруг узрел он монастырь при лунном свете.
В тайне ж ночи все угасло и застыло.
Только сердце, в лунном свете серебрясь,
Сохраняло с Богом видимую связь,
Собирая для времен грядущих силы.
Возвышаясь над лесами, Крест Честной,
Освещал в тиши священную Обитель.
Был же братии небесный покровитель –
Дмитрий, Благоверный Князь Донской.
И под бархатным покровом свежей ночи
По искристо-серебристому ковру
Кротким шагом к монастырскому одру
Устремился он. Свечой сияли очи.
У исполненных смиренья белых стен
Опустился на колени он в молитве
И в предчувствии готовясь к жизни битве,
Добровольно в монастырь он шел как в плен…
Купола светились тысячью сияний.
Возносилась в час полуночный хвала.
Серафимы там, звоня в колокола,
Прославляют Бога вкупе с Мирозданьем.
И по узенькой тропе идя меж храмов,
Гость ночной искал ночлег себе простой.
И, прильнув к могиле старца головой,
Так уснул.  Провозгласили птицы рано-
И тотчас полился голос колокольный,
Собирая на молебен братский хор.
Вышла братия, в себя имея взор,
Зная в Боге, что монах – есть подневольный.
Только сразу же к Наместнику слетела
Весть о страннике. И призван он был враз.
Приготовить он был должен верный сказ,
О том, в Обители какое его дело.
Так, явился он к суровому отцу.
Богатырским его станом пораженный,
Гость ночной стоял пред ним как слов лишенный.
Только тень вдруг пробежала по лицу…
«С чем явился ты, полночный гость незваный?», -
Хмуря брови, так наместник вопрошал.
«Ты от мира ли безумного устал?
Иль ты Господом самим сюда призванный?»
«Ты не будь лишь так сердит, Отец Священный!
Не со злом пришел я в тихий ваш приют.
Я сам слышал – херувимы здесь поют!
Среди них и я Творцом благословенный!»
«Что ты молвишь мне, что я отец священный?
Не священный, а из грешных – первый есть!
И грехов моих пред Господом – не счесть!
Так ты чтишь себя Творцом благословенным?
Что же мысль эту в разум твой вселило?»
«Сам Господь меня из смертных всех призвал!
Я меж звезд один над бурями летал!
Так в крови моей вскипает Божья сила!..»
«Божья сила не вскипает, но в тиши.
Здесь приют себе получишь, но не долгий…
Многословье здесь забудь! В том – мало толка.
Ты ступай к монаху в келью! Поспеши!»
«Как монаха мне найти? Здесь их премного…
Словно черными углями все полно.
Посмотри же сам, Отец, в свое окно!»
«Как найти его – укажет воля Бога!» -
И сверкнув очами, дверь он затворил.
Чужестранец, чуть беседой огорченный,
Но, найти монаха, сердцем устремленный,
Вдоль пределов монастырских поспешил.
…Только в небе лучезарное светило
Озарило монастырский уголок.
И от запада сверкая на восток,
Божий Глас самим собою возвестило…
Погруженный в свои думы гордый странник,
Брел, тропы не разбирая. Вдруг, упал.
И узрел сей миг, как руки простирал
Сам монах к нему седой – Творца избранник.
И не ведая, откуда тот явился,
Старца за руки схватил. На землю встал.
Старец кроткий же собой был и худ и мал.
Только взор его Божественно светился…
«Я летаю среди звезд! Творца я Чадо!
Кто же ты, Святой Отец? Не скрой душой!»
«Я – раб Божий. Раб я грешный и худой.
В моей келье лишь горит всегда лампада…»
«Так пойдем же в твою келью, мой Отец!
Не таю в себе я зла! Одно лишь благо!
Мое сердце - словно белая бумага.
А на ней молитвы пишет Сам Творец!»
И задумчивостью полня ясный взор,
Старец сгорбленный направился к пещере
К погребенным до него в Христовой Вере.
В Православии явленных с давних пор…
Пробираясь в полумраке по камням,
По бескрайнему и узкому проходу
Гость ночной вдруг возжелал себе свободы,
Чтоб подобным быть бушующим ветрам.
«Что ты жаждешь так столь призрачной свободы?» -
Продолжая путь, спросил его монах.
«Вся свобода для души – есть Божий страх.
Он - начало в нас Божественной природы».
Изумленный странник старцу отвечал:
«Нет свободы телу – нет же здесь и Бога!
В теле связанном свободы духу нет!
Ты зачем дал, Старец, Богу свой обет?
У избранных лишь избранная дорога!»
Но монах оставил речь ту без ответа.
Только встал он и пред каменной стеной
Взял, склонившись, череп жилистой рукой
И поднес его к лицу в сиянии света.
И отпрянул тут же гость – избранник Божий.
Тень испуга проскакала по лицу.
Гласом мрачным обратился он к отцу:
«Жизнь привольная, не смерти ли дороже?»
«Ты; так мыслишь», - старец, воздыхая,
Гостю странному в ответ лишь прошептал.
Свет в очах его лампадой воссиял.
Из пещер повел он, тропку освещая.
И как вышли, так узрели монастырь
Весь блистающий в лазурном лунном свете.
И тому, с кем повстречался на рассвете,
Поклонился и читать ушел псалтирь.
«Но, Отец! - воскликнул странник, - небо чисто!
В одночасье я к светилам вознесусь!
И тебя я даром Божиим коснусь!
Возлетим, Отец! Гляди же, путь лучистый!»
Но качнул лишь старец грустною главою,
И, молитву в сердце Богу сотворив,
Крестным Знамением гостя осенив,
Удалился освещаемый луною…
И вознесся в небеса к ночным просторам
Черноокий, вольнодумный сын ночей.
Не услышав Старца доброго речей,
Весь гордынею пылал своим он взором…
И средь звезд искрился огненной звездою.
Шторм души своей не в силах превозмочь,
Воспевал он в сердце царствующую ночь,
Ослепляясь так и сердцем, и душою…
…Старец в келье же молитву сотворяя,
Творца Мира со слезами так молил:
«Пусть лишится, Отче, странник в небе сил!
И падет! Но, сохрани его! Взываю!»
До утра монах молился и с рассветом
Богу славу он воздал. К молебну вышел.
А над ним, в сиянии алом, в небе, выше –
Вся, пульсируя пурпурно-темным цветом,
Тихо падала звезда… Звон колокольный
Разливался за обители предел.
Старец в небо кротким взором посмотрел
И узрел как в свете гаснет путник вольный…
И слеза с очей невольно покатилась
По морщинистому, мудрому лицу.
Словно пламя он взывая ко Творцу,
За него взмолил. Обитель с ним молилась…
И отправился тогда в тиши Вселенной
Он в пещеры сквозь трезвон к Святым Мощам.
И могилу ископав там гостю сам,
На надгробье начертал он текст нетленный:
«Пусть покоится душа раба Господня.
Со Святыми пусть покоится в молитве.
Проиграл он в этой Вечной Жизни Битве.
Да минует его, Отче, преисподняя!..»
Покрестился. Помолился. И пошел он
Совершать в тиши Божественной полеты.
Собирать в ларец души своей доброту
Во смирении. Так Венец себе обрел он.
…Ибо вечно под Десницею Творца
Пребывают те, кто кротки, Его Чада!
Их сердца – Неугасимая Лампада –
С Богом в Вечности! И нету им конца!..