29. 02. 2016. - Только Вспышка

29.02.2016.
       /20:04/ Вчера опубликовала то, что написала в 7 части «Вспышки» на «Стихах», но не успела (и забыла в цейтноте) на «Прозе», не говоря об «Избе».
       Сегодня пришла в середине дня, но ещё писала «Вспышку», потом наводила порядок на всех сайтах и везде публиковала 7 часть.
       Ещё раз перечислю, где она сейчас есть на всех сайтах (на «Стихах» — на временной странице «Алла Тангейзер 5», а где на «Избе» — только там и опубликует, потому что «Стихи» и «Проза» её упорно игнорируют).
       Сначала — ещё раз «Краткое содержание фантастической завязки», чтобы было понятно, о чём речь:

http://www.stihi.ru/2016/02/14/9182
http://www.proza.ru/2014/01/29/1872


Теперь — собственно 7 часть «Вспышки»:

http://www.stihi.ru/2016/02/29/9312
http://www.proza.ru/2014/06/02/1240


       А теперь я повторю в дневнике новые эпизоды 7 части (после эпизода встречи с дедушкой и после того, что выделено в отдельное эссе «14. 02. 2016. - Где вы живёте, блин!..»), вчерашний и сегодняшний:


       «««Пока вспоминала и думала, Алёна проехала несколько автобусных остановок, и ей пришлось возвращаться обратно.
       Дома ещё никого не было, но довольно скоро зазвонил телефон: мама, которой, разумеется, уже звякнул дедушка, хотела убедиться, что всё в порядке и своё послешкольное внеплановое путешествие она уже благополучно завершила.
       Поев домашнего борща со сметаной (о, как она в 77-м году его не ценила ещё позавчера, 15 января!), она быстренько сымитировала на письменном столе то, что делала уроки, делать которые, на самом деле, понадобиться ей больше не должно вообще, и кинулась искать деньги. Из более поздних времён она знала, где находится мамина заначка: в белой, старой, грязноватой женской сумке в родительском шкафу под вешалками, в левом нижнем, «самом потаённом» углу (настолько никто ещё не боялся воров…), и теперь она надеялась, что там копятся уже и отпускные «НЗ».
       «Простите меня, мои дорогие, — думала она о родителях, залезая в шкаф, — эти отпускные вам всё равно не понадобятся: всё будет не так, — но если бы вы только знали, ЗАЧЕМ они мне!..»
       В «заначке» оказалась действительно огромная по тем времена сумма: целых сто шестьдесят рублей, приличная зарплата за месяц. Стараясь полностью подавить в себе какие бы то ни было эмоции, она взяла деньги, переложила пока к себе в портфель (а в школу она ходила уже не с ранцем, но с достаточно выпендрёжным для тех времён взрослым портфелем), вырвала страницу из тетради и написала записку:
       «Мамочка, прости, я взяла деньги, потому что они были очень мне нужны. Было бы хорошо, если бы нашла эту записку, когда уже будешь знать, что всё в порядке. Но если и раньше — пожалуйста, не сердись! Это было ОЧЕНЬ важно!» — слово «очень» она подчеркнула два раза и рефлекторно поставила свою взрослую подпись от другой фамилии, — пришлось вырывать ещё один лист и переписывать записку, подписавшись просто «Алёна». 
       Она положила записку в кошелёк, в котором с наивной честностью лежала заначка, убрала сумку на место и пошла лихорадочно перебирать вещи, в которых завтра планировала побег. 
       «Только бы успеть и только бы записку случайно не обнаружили сегодня!» — подумав это, она закрыла свой шкаф, вернулась к родительскому, вытащила записку из кошелька, положила её к себе в портфель и вернула деньги на место до завтра, — И только бы сегодня их зачем-нибудь не взяли!.. А вообще-то, надо поменьше думать словами, хотя меня сейчас и не должны слышать с моим взрослым сознанием, резко для них изменившимся!..»
       Ещё она положила в портфель ножницы и зеркальце, чтобы не забыть, и на улице или в чужом подъезде обрезать утром свою косичку. Забраковав содержимое своего шкафа, из вещей, когда померила, ей показались лучше всего мамины лыжные брюки (именно брюки, а не треники), один из маминых симпатичных свитеров и, всё-таки, своя куртка, — тоже для лыж, но потеплее, чем всё осеннее. Она в свои десять лет была крупной девочкой. Будущая акселерация ещё не началась, но уже потихоньку обещала начаться вот-вот, и рост её был уже куда выше среднего для её возраста, как и у Линевской. С некоторыми хитростями и подворотами мамины вещи могли смотреться на ней вполне прилично и цивильно, и, главное, неожиданно для тех, кто сообщит её приметы и будет по ним искать…

       Ещё раз проверив свою память на шифровки, что уже становилось для неё привычным до автоматизма, она села за свой стол, чтобы к маминому приходу изобразить, что «делает уроки», и задумалась. Но очень скоро разогнула скрепки ещё одной пустой тетради, взяла один лист, написала на нём шифрованный «список кротов» с вероятными быстрыми путями поисков доказательств (если сейчас кто-нибудь его увидит, вообще никто не поймёт, что это такое, поскольку уж точно в голову никому не придёт консультироваться в КГБ и что-нибудь воспринять всерьёз хоть на йоту), — «список», который был первым, что она должна была передать ещё до передачи какой-либо информации вообще, — и села за нешифрованную информацию по Вспышке (думая о ней, Алёна уже произносила это слово как бы с большой буквы), — за информацию, которую ей самой вгоняли в память, как шифровку, по методике, — настолько ничего не понимала она в этом обилии формул и специальных терминов. Этот текст на двенадцати двойных листах необходимо было предъявить вторым — для проверки в перечисленных НИИ и обсерваториях несколькими названными здесь известными КГБ учёными.
       Написание этих текстов заранее — не оговаривалось, но её уже начало охватывать такое волнение, что почти физически ей было необходимо сразу начать делать хоть что-нибудь по существу…
       Немного подумав, она распорола полы куртки снизу с двух сторон, положила туда исписанные листы и взялась зашивать. За этим занятием её и застала вернувшаяся мама, как всегда, сильно задержавшаяся, но листов она, уж конечно, не видела, а причину зашить лыжную куртку долго придумывать не пришлось.

       — Разве у вас завтра есть физкультура?
       — Нет, но тем, кто хочет, можно будет посоревноваться в забеге вокруг школы после уроков!..
       — А как ты себя чувствуешь?
       — Не очень хорошо, вообще-то. Но до завтра всё пройдёт.
       — Ты уверена?
       — Завтра и посмотрим. Но вещи я подготовлю.
       — Какая-то ты не такая стала…
       — Ну, что ты, мама! Я же в каждую школьную четверть один раз начинаю «новую жизнь». Теперь — тоже.
       — А, ну ладно. Папа, кстати, не звонил?
       — Не-а.
       «Но на этот раз, мамочка, ты будешь дожидаться не недельку-другую, а гарантированно до завтра…»

       По телевизору уже начиналась программа «Время» и мама торопилась, как обычно, её посмотреть. По привычке её смотрели и тогда, когда существенных новостей не обещало, вроде бы, ничто, но теперь всех волновала странная Вспышка, произошедшая позапрошлой ночью, и новости интересовали людей вдвойне. Алёна к телевизору идти не хотела, поскольку ничего нового для себя она не должна была там увидеть и услышать (а если бы что и передали, то из обсуждений взрослых она услышала бы всё это и так), и обилие впечатлений сказывалось каким-то невнятным утомлением. Тем более, что ей хотелось выйти просто затем, чтобы видеть маму, — видеть и видеть, — но это бы неизбежно стало заметным. Телевизор работал довольно громко, и она просто напрягла слух.
       В результате, странной Вспышке времени уделили на удивление мало. Незначительный ущерб уже был подсчитан, ничего угрожающего никто не обнаружил, жизнь давно уже вошла в свою колею, и реально странной оставалась только история с больными детьми. Их находилось всё больше на Земном шаре, хотя непонятная фраза про Советский Союз произносилась вместо «пожалуйста» далеко не всеми относительно вменяемыми детьми, искавшими у себя вторичные половые признаки, и только в очевидных очагах цивилизации, а не вне. 
       «Естественно, — эту фразу знают только те, до кого, до взрослых, сумели опосредованно добраться «нелегальные» ФСБ-шники будущего, и кому успели её вдолбить (наверное, тоже по методикам, теперь уже неизвестно, как применённым, если и это не оговорено в её шифровках, — хотя вряд ли этим стали забивать объём, ограниченный её человеческой памятью)… Блин, а они, интересно, не ошиблись с этими шифрами? А то, окажется, что всё — зря!..» — подобные страхи за последние сутки посещали Алёну множество раз, но она не разрешала себе концентрироваться сейчас ещё и на них.

       В целом, вся история, как казалось, уже сходила на нет. Но, забегая чуть вперёд, можно заметить, что очень скоро начнёт нарастать волна домыслов и фальсификаций, на Западе сюда привяжут много мистики, а через некоторое время после будущей информации КГБ, которая станет спонтанным переворотом, и государственным, и в сознании человечества, и одна секретная подготовка которой займёт четыре месяца, в мире появится, разумеется, и очень много таких, которые «тоже всё помнят», — кому что в голову взбредёт…

       Но сейчас Алёна пока ещё мысленно готовилась к завтрашнему побегу, едва останавливая себя, чтобы не заняться делом (хоть каким-нибудь, но только этим, а не другим!) сию же секунду. Размышлять она была больше уже не в состоянии, и, заведя будильник, решила улечься как можно раньше.
       — Собери портфель! Опять у тебя всё разбросано по столу, а завтра будешь собирать его в последнюю секунду, опаздывать!
       — Мама, мне нужно будет утром кое-что ещё повторить, чтобы запомнить!.. Впрочем, ты права.
       — Чудеса какие-то...
       Но Алёна, просто запихала в портфель всё, что попалось ей под руку (завтра ни в какую школу она уже не пойдёт), и улеглась спать.

       Чуть позднее она проснулась, услышав, как мама разговаривала по телефону с тёткой, её сестрой. Оказывается, мама уже попыталась опять слушать голоса, ничего не добилась, но дедушке по ламповому приёмнику что-то опять удалось, и были новости, хотя и опять странные. Мистическое вкрапление на Западе уже началось, но это было не интересно. Однако они сообщили то, о чём молчали в Советском Союзе: оказывается, у некоторых больных детей, особенно русских (советских), помимо «сакральной» фразы наблюдалось ещё и небывалое для них самих обилие ненормативной лексики. Не то, чтобы обилие (по крайней мере, не у всех), но подобные слова или конструкции встречались, чего здесь у них не наблюдалось ранее, во всяком случае, у тех, кто не был из неблагополучной среды, — в отношении многих оказывалось даже очень трудно предположить, где они могли их услышать, тем более — не в единичном случае, а в относительно массовом (в разных местах и в разной среде). Ещё одна загадка. Хотя множество подобных загадок могло бы, как раз, к разгадке и приблизить… Но не теперь.
       Алёна мысленно захохотала: «Ещё бы! Это же — будущие (и уже бывшие) взрослые, посланцы из вашего "прекрасного далёка"!» — и сама мысленно прибавила смачный, грязный, многоэтажный оборот. Завтра ей неожиданно придётся добавить фактов, которые вызовут к ней напряженный интерес КГБ к тому моменту, когда она там появится. А теперь она, как ни странно, спокойно уснула, — уже до утра.

                                                               (Продолжение следует.)»»»



       Теперь быстренько публикую сам этот Дневник и убегаю. /20:47/

(Сегодня, от начала даты и до времени ухода включительно:
слов — 1 640,
знаков без пробелов — 9 206,
знаков с пробелами — 11 229.)






...