Жизнь по совместительству

­­­­      
      В моём существовании есть огромная доля свободы,
      о которой другие могут только мечтать.


     Днём мне звонила бывшая одноклассница Жанна, затем её муж Александр. Они всё никак не решат, когда же им лучше поехать к себе на дачу, что находится в дачном кооперативе «Космос» рядом с селом Мама Русская.
     — Надо поехать и хоть раз возле моря как следует отдохнуть, — говорит одноклассница.
     — Ну что просто так ездить? — возражает ей муж. — Надо ехать с делом, например, электропроводку сделать.
     — Поехали, сделаем, — говорит она ему.
     — Не могу, — говорит он, — у меня нет ни розеток, ни счётчика…
     И так они спорят весь день до вечера. А на дворе уж осень.
     Ближе к вечеру я сажусь на свой велосипед и еду в Маму Русскую. Еду не потому, что «надо», но потому, что «нравится». Нравится видеть родное с детства море. Нравится вдоволь надышаться пьянящим степным воздухом. Нравится повидеть старых и добрых знакомых. Нравится наблюдать закат на море. Нравится просто прокатиться на велосипеде.
     Я выхожу из дома, и всё это — осуществляется. Я волен исполнять то, что мне нравится. А что же другие, мучающие себя своей «неволей»? Разве они не свободны, как я?
     Сегодня я ехал на велосипеде степными дорогами. С вершины урочища Чёрный Хребет прекрасная панорама: впечатление, будто летишь на самолёте на малой высоте. Справа — побережье Азовского моря: от мыса Зюк до мыса Тархан видна вся бухта Рифов. Слева — Кезинская балка и гора Ташкалак. С другого края Чёрного Хребта открывается вид на Чокракское озеро и мыс Богатубе. Воздух напоён запахом трав.
     Еду я не спеша, останавливаясь у разломов почвы, рассматривая слои грунта. Весенние оползни оставили по себе большие следы. Завораживает зрелище треснутой горы; будто от огромного пирога отвалился ломоть.
     Собрал трав степных, нарвал шиповника. В деревне заехал к старику Анатолию, электрику деревенскому, и по его просьбе сфотографировал его жену-старушку Валю и его самого на паспорт.
     На обратном пути размышлял, что вот в этом моём существовании есть огромная доля свободы, о которой другие могут только мечтать. Всего-то несколько приятно проведённых часов в пути, за которые дважды я пересёк от моря до моря Керченский полуостров.
     Вернувшись из своего маленького путешествия, набираю номер телефона Жанны и рассказываю ей и её мужу, что только что был вблизи их дачи, что договорился с деревенским электриком о розетках и счётчике, что природа там чудная и что в море ещё купаются.
     — А почему же ты нам не сказал, что едешь в деревню? — с обидою в голосе говорит бывшая одноклассница. — Я бы с тобой поехала, взял бы меня.
     — Я ездил на велосипеде. А ты же велосипед не признаёшь за транспорт.
     В ответ на другом конце провода пауза. Жанна моего возраста, но и она, и её муж воспринимают велосипед как забаву детскую. Им, как она мне как-то сказала, людям взрослым, солидным, стыдно кататься на велосипедах.
     — И потом твой муж против бесцельных поездок, — говорю я. — А как было бы здорово: приехали бы компанией, развели б костёр, испекли картошки и под звёздным небом было бы о чём поговорить. А на утро к морю…
     — Всё! Завтра же едем, — не выдержав, заявляет Жанна. — И будем отдыхать.
     — Утро вечера мудренее, — отвечаю я ей, зная, что никуда они не поедут. Разопьют бутылку водки дома и будут дремать у телевизора. И вовсе не потому, что водка и телевизор важней самой жизни. А потому, что они несвободные. Это я о себе могу сказать: Я живу! А они… существуют.
     И не жаль мне всех этих несвободных людей, зашоренных сонмом ненужных дел. Ведь жизнь их подчинена второстепенному. И каждый из них найдёт, чем возразить мне, доказывая, что живут они ради важных дел. Несвободный всегда находит своему рабству должное оправдание: жизнь во имя чего-то, или ради кого-то. Убери из жизни такого раба то, чему он посвятил свою жизнь, будь то работа, псевдосемья или иное какое пристрастие, и жизнь для него потеряет смысл. Страшно? Но ведь это так. Человек обставил себя костылями, затянул на шее своей удавку: и костыли отпустить не может — удавка задушит, и удавку снять не может — руки костылями заняты.
     Иное дело, когда во главу всего поставлена сама жизнь — жизнь вообще, и твоя, и родных людей. Хороший пример тому — это природа и дети. Дети живут не ради кого-то, не во имя чего-то, и потому столько радости в детской жизни, что хватает её и им самим, и взрослым, их окружающим.
     В природе всё на своих местах, природа не посвящает жизнь разного рода делам. Трудно вообразить курицу, живущую ради яиц, которые она через день несёт. Разве горюет курица у разбитого яйца? Она живёт не для того, чтобы яйца нести, но несёт их, чтобы жить и продлиться в роде.

     Украина, Крым, Керчь 12 сентября 1998 г.