Дни недели
ВОСКРЕСНЫЙ ДЕНЬ
Погода была великолепной, и, если бы не деревья, украшенные золотом осени, можно было подумать, что сейчас весна. Утром в скверах по дорожкам расстилалась дымка. К полудню она исчезла. Ветра не было, и деревья не шумели своей багряно-золотистой листвой. Было тихо. И только издалека доносился едва различимый шум проезжавших где-то по кольцевой автостраде машин.
Планерная — тихая окраина Москвы у кромки леса. Люди, не спеша, прохаживаются, гуляя по аллеям скверов; на многих лицах улыбки.
Солнца не видно на небе — тучи его покрывают сплошь, но погода кажется солнечной, то ли потому, что воскресный день, и люди настроены весело, беззаботно, то ли потому, что осень палитрой красок радует взор. От того весь настрой души моей праздничный.
И только к вечеру солнце выглянуло из-за туч. Оно осветило дома, улицы и людей, идущих по тротуарам, — всё вокруг залилось жёлтым светом. Лучи солнца отражались в окнах домов. По мере того, как клонилось оно к горизонту, его диск становился ярко-красным, и вот уж пожар охватил все окна многоэтажек, но вскоре стал меркнуть и с последним лучом погас.
Москва. 27 сентября 1981 г.
ТЯЖЁЛЫЙ ДЕНЬ (Понедельник)
Понедельник считается днём тяжёлым, независимо от того, тяжела иль легка была в этот день работа. Трудный день начинается с утренней давки в автобусах и трамваях, завершаясь утомлённым вечером. Вечер большого города — время суток, когда трудовой муравейник от забот тяжёлого дня отдыхает.
Но вечер недолог. Ночь ложится на город. Сырая, холодная мгла тёмным бархатом поднимается снизу, и канут в неё дома, скверы, улицы, по которым только что спешили с работы домой многочисленные прохожие. Зажигаются окна в домах. Но к полуночи окон светящихся единицы, и слепые громады подпирают собою набрякшее тучами чёрное небо, да жужжат напролёт всю ночь вывески и витрины, разливая холодный неоновый свет на пустые улицы. Город спит. Ему снится сон. Необъятный, из миллионов отдельных снов, перемешанных, будто в гигантском калейдоскопе: сон ребёнка, старухи, матери, сон рабочего, инженера, начальника, сон собаки бездомной, голубя и цветка на газоне города; снятся радости и кошмары, снится вечное и суета. И несменными часовыми фонари этот сон стерегут до утра. Город спит, набираясь сил перед новым рабочим днём.
Москва. 28 сентября 1981 г.
УЛИЦА (Вторник)
Улица, по которой мы утром идём на работу, ничем не отличается в другое время суток от десятка таких же улиц Тушинского района Москвы, перекопанных во многих местах, с кучами мусора и опавших листьев. Но в этот утренний час она — сказочная. Мы идём навстречу восходящему солнцу: его огромный огненный шар лежит в конце улицы и готов вот-вот покатиться по ней, разгоняя по сторонам сонную дымку, позёмкой ползущую по земле. Тёмные силуэты деревьев роняют свою листву от едва ощутимого дуновения ветра. Они уходят рядами вдаль по обеим сторонам улицы и где-то в конце её тонут в оранжевом свете восходящего солнца.
Там, вдалеке, улицу пересекает шоссе, по которому несутся автомашины, трамваи, автобусы. Их влажные от утренней росы крыши блестят, и впечатление, будто огненный шар плещется в золотистой реке…
Вот мы подошли к шоссе. Огненный шар оторвался от горизонта и стал ослепительно ярким, и улица обрела свой обычный вид.
Москва. 29 сентября 1981 г.
ДЕНЬ КОНСТИТУЦИИ (Среда)
Сегодня в стране государственный праздник — День Конституции — праздник без повода, без причины. Потому и лица у людей на улицах какие-то мрачно-серые; нет того веселого настроения, которое возникает при виде цветных шаров, улыбок и флагов в дни настоящих праздников. Нет на улицах и постоянных попутчиков всех советских празднеств — пьяных. Магазины, киоски, ларьки закрыты, будто все продавцы ушли на фронт. На окраине города улицы жутко пустынны. Кто-то засел на кухне, кто-то прилип к телевизору, другие же устремились сегодня в центр — в музеи, парки, на выставки. Вот и я, не зная, что делать в этот выдавшийся среди недели свободный день, спустился в метро и отправился на ВДНХ. И вот я на перроне в центре. Как многолюдно здесь! Я вливаюсь в людской поток, состоящий из тысяч затылков, воротников, пальто и курток; из тысяч голов в шляпах, фуражках, тюбетейках, бурках, ушанках, платках и без таковых. Курчавые и лысые, черные и русые, красивые и сивые — головы, головы, головы… И вся эта головастая река мерно течёт по широкому перрону метро, сужаясь у эскалаторов, будто в запруде, и, замедляя свой ход, раздваивается на рукава и двумя ручьями ползёт медленно вверх и где-то там, далеко наверху, исчезает из виду. Будто щепку, из огромной людопроводной трубы, вынес меня из метро людской поток, и вместе со всеми я влился в безбрежное море толпящихся у витрин, плакатов и схем, стоящих в очередях у входов в кафе, столовые и магазины, ждущих, снующих, спешащих…
Москва. 7 октября 1981 г.
НЕБО ЗАТЯНУТО ТУЧАМИ (Пятница)
Небо затянуто тучами, с которых то и дело срываются мелкие капли дождя. По тротуарам спешат прохожие, потупив головы и втянув их в ворота плащей и пальто. Люди идут, глядя под ноги, не замечая, ни древних стен Кремля, ни величественных соборов, ни идущих навстречу таких же понурых прохожих. Каждый в мыслях своих: кто в прошлом, кто в будущем, но в настоящем — почти никого. Все спешат, все торопятся из своего ниоткуда в своё никуда. В настоящем для них лишь холод да мокрый асфальт и тени, тени, тени, бегущие под дождём. Суета и отрешённость.
Москва. 9 октября 1981 г.
ОХОТНИК (Суббота)
Пополудни выглянуло солнце. И холодный осенний воздух стал прозрачнее. Огромное синее небо, окаймлённое по всему горизонту облаками, выглядело живописно. Где-то там, далеко за горизонтом, шёл дождь, а здесь, над городом, вовсю светило по-осеннему яркое солнце.
Суббота — «короткий день». Работу закончили в одиннадцать, и теперь мы с напарником сидим в старом дворе, ремонтируемого нами дома, и ведём непринуждённый разговор. Гена — москвич, охотник; он пришёл в ремонтно-строительное управление, чтобы заработать квартиру. Он с азартом говорит об охоте, собаках, звере и птице. Его незамысловатые, короткие истории будят воображение. И я, слушая их, переношусь в то раннее утро в лесу. Впереди бегает шустрая собачонка. И лес уж давно проснулся и зажил своей, до конца понятной только ему — лесу — жизнью. Мне же видится он в ещё в полудрёме — будто бы он досматривает свой сон. Туман, расчерченный полосами лучей, пробивающихся сквозь густую, но уже пожелтевшую крону дерев. Он постепенно редеет, открывая взору глубины леса, но ещё долго стелется по земле, заполняя низины, овраги, нежно кутая, будто детёнышей, малые деревца и кустарники. Солнце встаёт над лесом! Лес наполняется ветром и звуками. Жизнь пробудилась, жизнь торжествует!
И вот в эту сказку пришёл человек с ружьём. Зачем? Любоваться картиной пробуждения леса? Нет. Он пришёл и принёс с собою смерть, чтобы этот, только-только начавшийся день для кого-то стал днём последним.
Гена и я совсем продрогли, сидя во дворе на скамейке. Мы идём в бытовку и греемся у электрокамина. Затем, переодевшись, расходимся: он — домой, я — в общежитие.
Москва. 17 октября 1981 г.
НОЯБРЬСКИЙ ДЕНЬ В МОСКВЕ (Воскресенье)
Весь день моросит, не переставая мелкий дождь. По небу ползут серые, похожие на дым, тучи. Обезлюдившие улицы. Блестящая от луж земля. Белые корпуса многоэтажек на фоне тёмного горизонта. Воскресный день кажется серым и будничным.
Весь день просидел дома, если не считать похода на почту и в магазины.
А в магазинах, как всегда, много народа. Мокрые от дождя люди толпятся чёрными очередями у касс и такими же мрачными длинными вереницами у отделов с товарами. От мокрых одежд исходит испарина, и в тесных помещениях невыносимо душно. Обежав магазина три в поисках нужных продуктов, и промокший до нитки, я вернулся домой. Сейчас поздний вечер. Редкие капли дождя, срываясь с крыши, стучат о жесть подоконника. Я на кухне пью ароматный чай и вспоминаю лето.
Москва. 1 ноября 1981 г.
РАБОЧЕЕ УТРО (Понедельник)
Просыпаюсь. За окном ещё ночь, по радио — зарядка, значит, скоро рассвет. Вылезать из постели не хочется. Лежу, вспоминаю сон.
Поднявшись, первым делом включаю все конфорки электроплиты, так как по комнате «бродит колотун». Сделал зарядку, умылся. На улице стало светлее. Открываю окно и свежий морозный воздух, обдав лицо моё холодом, врывается в комнату.
Внизу, на земле, на деревьях и даже на проводах в предутреннем свете синеет снег. Мне становится холодно и, затворив окно, я смотрю сквозь замёрзшие мутные стёкла, как заводят владельцы свои машины, ночевавшие во дворе, как они, урча моторами и дымя выхлопными трубами, покидают одна за другой пустеющий двор, увозя на крышах своих шапки снега.
В доме напротив в окнах, то в одном, то в другом, гаснет свет. Наступило утро.
Выхожу на улицу. За пеленою зимнего дня не видно ни солнца, ни облаков. Лишь посланницы скупого неба — редкие снежинки тихо падают наземь.
Люди, ёжась от холода, спрятав руки в карманы, спешат на работу. Я вливаюсь в людской поток, и он уносит меня туда, где грохочут трамваи, и шумит автострада.
Москва. 9 ноября 1981 г.
БЕЗВЕТРЕННЫЙ ЗИМНИЙ ДЕНЬ (Среда)
В середине дня небо вдруг треснуло и в его расщелине появилось солнце. Оно осветило мёрзлую землю с клочками снега, понуро стоящие деревья… и мир, казалось спавший доселе, проснулся, ожил.
Стая голубей, грустно сидевших на карнизе не воркуя, вдруг поднялась с шумом в воздух и опустилась на другой стороне улицы. Два нахохлившихся воробья прилетели откуда-то и, громко чирикая, стали прыгать возле замёрзшей лужи. А через час-другой снег, лежащий на крышах, стал таять, вода зажурчала в водосточных трубах и, падая каплями с крыш и карнизов, ручьями текла по мёрзлой сухой земле.
Мне приходилось наблюдать такую же странную среди зимы погоду в Крыму: чистое голубое небо, яркое солнце на нём, с крыш — звенящий капель, на ветках — чирикающие воробьи, — кажется, будто в воздухе уже носится дух весны, и на деревьях скоро распустятся почки, даря зиме чудесный зелёный наряд. Взглянешь вокруг — повсюду люди, кутающиеся в тулупы, в зимних пальто, в тёплых шапках, на земле промёрзшие лужи, и вспомнишь, что сейчас только ноябрь, дыхнёшь — пар клубится, и самому становится холодно.
А между тем, солнце склонилось к западу и скрылось вскоре за многоэтажками. Узором тонкого льда покрылись ручейки талой воды, ещё недавно струившейся и живой.
Синий вечер. Безветренно, тихо… И мороз набирает силу.
Москва. 11 ноября 1981 г.
ФАНТАСТИЧЕСКИЕ АССОЦИАЦИИ (Воскресенье)
Зима взяла бразды в свои снежно-морозные руки. Прошлой ночью шёл настоящий снег. А на утро — удивительная картина: всё то, что было чёрным, стало белым, а белое — чёрным. Будто фотограф неведомый сфотографировал весь тот вчерашний мир и, не доведя процесс до конца, так и оставил его негативным: там, где вчера чернели клумбы с низким кустарником и ярко выделялись на чёрном фоне земли светло-серые асфальтовые дорожки, теперь было бело и по этому белому полю ползли, извиваясь, грязно-коричневые змейки тропинок по которым спешили куда-то люди. И над всей этой бледной землёй нависало угрюмое тёмное небо. Свет, струящийся от земли к небу, создавал необычную картину светотени, вызывая в душе фантастические ассоциации.
Москва. 15 ноября 1981 г.
НАСТРОЕНИЕ В… ШАПКЕ (Суббота)
Морозный вечер. Метёт кура. Иду я по бывшей Тверской. Гляну влево — машины весело пробегают, сбивая снег дворниками со своих огромных стеклянных лбов. Гляну направо — витрины всеми цветами радуги переливаются. Навстречу бесконечным потоком спешат прохожие, будто бы «навеселе». Оглянусь назад — Кремль стоит! на зубцах стен его снег лежит. Ну, просто зимняя сказка! Радостно у меня на душе!!!
Иду я, любуюсь городом. Как вдруг — ветка дерева. И, вроде, пригнулся, да как-то не рассчитал: сорвало с меня шапку. Глядь на ветку, а её там нет. Посмотрел назад – лежит. И где бы вы думали? В луже. Поднял я её и давай отряхивать, а она уж морозцем схватилась. Народ засматриваться на меня начал, им ведь повеселиться — покажи только палец. И кто-то из проходивших заметил, тыкая в мою сторону пальцем: «Наверное, мех из водоплавающего зверья, так в воду и просится…».
Надел я её — ни шапка, а чучело с перьями, и греть перестала. Настроения никакого. Иду, уткнувшись глазами в землю, каждое дерево обхожу — хоть одна б лужа мне на глаза попалась; видать, во всей Москве единственная была, и в ту угодил.
Подумаешь, шапка — экая мелочь, а вот ведь испортила настроение.
Москва. 21 ноября 1981 г.
СОЛНЕЧНЫЙ ЗАЙЧИК (Воскресенье)
Первое, что я увидел, проснувшись — солнечный зайчик в комнате на стене.
Это раннее зимнее солнце протянуло ко мне свой луч-привет.
Я встал с постели. Солнце едва оторвалось от горизонта, как жёлтые его брызги вдруг окропили безжизненно-хладную землю, разбросались по белому инею на ветвях и отбросили длинные синие тени на золотистом снегу.
Но вот солнце спряталось в тучу. Свинцовая серость легла на землю. И лишь далеко на востоке долго ещё светилась бирюзой узенькая полоска неба.
Москва. 23 ноября 1981 г.
Свидетельство о публикации №116022805747