Преодоление. Раздвоение личности

    Но хуже было другое. Отец начал пить. До войны он был равнодушен к спиртному. Даже когда мама была мною беременна и захотела поесть похлёбки из водки с хлебом, она стеснялась сказать об этом мужу. Дома никогда не было даже "шкалика". А тут с работы начал приходить, как теперь говорят, "на бровях". Спирт давали им, чтобы протирать руки да детали, чтобы пальцы к металлу не примерзали, а лисовцы начали и внутрь принимать "для сугреву". Многие, кто с отцом работал, быстро спились и преждевременно умерли.

    У отца очень испортился характер. До этого он был тихим и спокойным, весьма покладистым и нетребовательным. А в пьяного словно вселялась тысяча чертей. В тот вечер он еле держался на ногах и стал требовать, чтоб мы все его целовали. Мальчишки выполнили его требование, помня, как мама умоляла "не перечить отцу", а я нет. Он и рассвирепел. Мама с трудом оттащила его от девчонки, умещавшейся поперёк топчана. А он всё больше впадал в ярость, будто на мне старался выместить  все свои страхи и боли.

    Так мне вторично пришлось испытать эту бессмысленную  жестокую экзекуцию. За что? За то, что не хотела врать и притворяться. Для меня и по сей день самое противное свойство людское - лживость! Меня всегда поражало страшное воздействие алкоголя на моего отца. Будто в нём жили два совершенно противоположных во всём человека. Один был ласковый и заботливый папа, приучал нас к чтению, с каждой получки непременно покупал книгу, которую мы вслух читали по очереди. Он же привил нам любовь к природе, водил то на рыбалку, то по грибы. Каждому с получки приносил что-то вкусненькое:знал, кто что любит. Такого мы с радостью ходили до самой проходной встречать с работы, и он обязательно доставал из кармана "гостинчик от зайчика", к нашему неописуемому восторгу.

    Другого же не только боялись, но и ненавидели за необъяснимую суровость, бахвальство и нешуточные угрозы убить мама, как только переедем в изолированную квартиру из привычной коммуналки, где мужики нередко выручали нас. Я даже просила маму не переезжать, когда уже получили ордер. Она успокоила: папа ничего плохого не сделает.

    Он и сам страдал от своего раздвоения. И рано сошёл в могилу, в 59 лет. Я поражаюсь стойкости и терпению мамы, её настоящему жизненному подвигу. Ведь такую ораву надо было чем-то накормить, обстирать, всем сшить, связать, вылечить ... А после войны суметь нейтрализовать негативное влияние слабости отца на послевоенную тройку. Да и бороться за него самого. И он это понимал, был благодарен ей, каялся, мучился, но до конца со своим внутренним врагом так и не сумел справиться.

    В моём сердце, несмотря ни на что, осталась к нему острая жалость и благодарность за всё: и доброе, и худое. Всё это были необходимые уроки жизни. Он очень многому меня научил и очень сильно повлиял на всю мою судьбу.

         (Продолжение следует).