Преодоление. От самого краешка пропасти...

Вернусь к воспоминаниям раннего детства. Мама, конечно же, меня любила. Но Толика любила больше. Он был такой хорошенький, какой-то сияющий, радостный, смеялся так заразительно! Я относилась к первому братику снисходительно и покровительственно. Как же! На целых полтора года старше его!

   Может, любила мама его сильней ещё и потому, что он доставлял ей больше тревог и слёз. Он был полной противоположностью старшей сестре - увальню. Не только по внешности, но и по характеру. Шустрый, любознательный. За ним нужен был глаз да глаз! Однажды недосмотрели, и он, ползая по полу, нашёл химический карандаш и "напробовался"! Отравление было сильнейшее! Куда делся цветущий, смешливый малыш! Похудел, побледнел, сморщился... Пососёт грудь, и тут же срыгнёт творожными сгустками. Мама долго лежала с ним в больнице. Она часто потом рассказывала нам про это печальное событие.

   В палате лежали и другие женщины с больными детьми. Толик уже едва дышал от истощения. Никакие лекарства и процедуры не помогали. Надежды на спасение почти не было. А тут ещё молодая врачиха доводила маму каждое утро: открыв дверь, в первую очередь почему-то хладнокровно спрашивала: "Ну, твой ещё жив? Не умер ещё?" Будто ей непременно надо было увидеть этого мальчонку мёртвым. Утешала маму только старая санитарка: "Не плачь, не умрёт твой сынок, хоть и очень плох. Поверь, я не колдунья, просто за сорок лет работы здесь всякое повидала, могу точно сказать, кто умрёт, кто выживет. Не обижайтесь на меня, но вот у этой мамаши ребёночка не станет скоро..."

   Она показывала на молодую "светскую даму", которая не захотела кормить грудью своего первенца, чтобы "не портить фигуру". Мальчика кормили по очереди все женщины, в том числе и моя мама. Мамино молоко, видимо, подошло ему лучше всех. С него он розовел, веселел и быстро поправлялся. Но его мамаша не переставала завистливо ахать над умирающим Толиком:"Ах, как он хорошо сосёт!" - хоть и прекрасно видела, что мучительная рвота мгновенно выносила всё содержимое его крохотного желудочка, и братик мой усыхал с каждым днём. Остались только кожа да кости, да огромные страдальческие глаза.

   Мама не раз просила эту госпожу, чтоб она перестала завистливо "каркать" над умирающим, не бередила и так болевшую материнскую душу, иначе обещала бросить кормить ее сыночка. Но той, видимо, было трудно перебороть себя. Не выдержав ещё и этого издевательства, мама однажды отрезала: "На, корми своего сына сама!" Потом она сильно каялась, жалела того мальчонку, считала, что совершила большой грех. Родная мать так и не стала его кормить, и он, действительно, умер, как и предсказала санитарка. Впрочем, его мамаша горевала гораздо меньше, чем моя мама, всю свою жизнь винившая себя в том, что не спасла того ребёнка.

   А Толик всё-таки выжил! И вот как. Видит мама сон, будто потеряла сына в здании Дома офицеров. Бегает по коридорам, залам, этажам - нигде нет! И только у чёрного хода, под лестницей, увидела его на куче яблок. Утром велела отцу принести свежего яблочного сока. Отец вилкой наколол яблоко, натёр его , и этим соком с мякотью накормили Толика. Первый раз за несколько недель его не вырвало! С этого он и пошёл на поправку.

          (Продолжение следует).