Преодоление. Плен в сарае

   Как и при рождении, я всё время боялась оторваться от мамы: и во дворе, и по дому всюду ходила за ней, держась за её подол, или сидела, не сводя с неё глаз. Всё мне казалось, что она может исчезнуть, стОит мне лишь прикрыть глаза, даже моргнуть, а без неё не будет и меня. На улице я без маминой или папиной руки даже за угол дома не осмеливалась завернуть.

   Если мама оставляла меня возле скамейки, врытой около подъезда нашей двухэтажки, то я даже переступить с ноги на ногу не решалась. Да ещё большего страху нагнала какая-то тётенька из соседнего подъезда, которую мама попросила несколько минут присмотреть за мной. Только мама отошла, эта соседка, развешивавшая бельё во дворе, встала надо мной, руки в боки, и грозным голосом проговорила: "Смотри! Хоть один шаг в сторону сделаешь, твоя мать тебя никогда не найдёт!" Куда уж тут шаг! Я глазом моргнуть боялась!

   Для родителей, думаю, такой ребёнок был очень удобным. Поставил, как статуэтку, и спокойно иди по своим делам со стопроцентной уверенностью, что по возвращении найдёшь её там, где поставил. Однако был случай, когда меня на месте не оказалось! Озорные ребятишки перенесли "куклу" от скамейки в сарай, стоявший посреди большого пустынного двора. Там было полно паутины и больших длинноногих пауков, которых звали "коси-коси-ножка". Пацаны вложили мне в руку метлу, закрыли сарай снаружи и, заглядывая в щели между досками, принялись дружно и весело кричать: "Коси-коси-ножка, гоняй пауков!"Ага! Не на ту попали! Я даже голову не повернула! Думала только одно: если двигаться не буду, то не пропаду, и мама меня тогда найдёт...

   Моё полное безразличие к крикам и пляскам ребят вскоре им наскучило, и все убежали искать новую забаву. Двор опустел.Вдруг слышу мамин встревоженный голос спрашивает у кого-то, не видели ли, куда делась её Люся. Женщина отвечает небрежно: "Да вон в сарай её мальчишки переставили!" Дверь сарая распахнулась. Моей радости не было границ: нашлась!  От счастья громко заревела.

   Вообще реветь я была громадная мастерица всю жизнь. "Глаза на мокром месте",- так говорили про меня до самой старости. Слёзы до сих пор обильно текут из моих глаз и от яркого света, и от встречного ветра, от мороза и от обиды, от досады и умиления, от смеха , и от душевной музыки или фильма.
А вот от горя почему-то мгновенно пересыхают мои "мокрые места".
Ни слезинки не выкатилось, когда смотрела на отца в гробу, потом на младшего брата Сашку, ушедшего раньше всех, самого красивого и здорового, разносторонне талантливого, но  рано пристрастившегося к "водочке" и табаку. Закон "четырёх поколений" во всём его чётком проявлении: отец не дожил до пенсионного возраста, любимому сыну досталась половина жизни отца.

   Обильно потекла "водичка" из моих глаз, только когда возвращались с кладбища и кто-то чуть ли не насильно влил мне в рот водки, "чтоб не околела на морозе". До сих пор стыжусь этих пьяных слёз. Когда же хоронили маму через тринадцать лет после Сашка, печаль моя была светла, и слёзы были лёгкими. Потому что я уже знала, что смерть - не конец жизни. И мы, пятеро оставшихся её детей, собравшись на нашей любимой кухне в Самаре, говорили о маме и ощущали её присутствие и её тепло. С нами осталась её безграничная любовь, отданная нам без остатка.

          (Продолжение следует).