Владимир Соляр Рига
Родился в 1959 году, в России. С 1976 по 1977гг. жил и работал в Виннице, на Украине. С 1977 года живет в Латвии, где окончил историко-филологический факультет Даугавпилсского университета. Преподавал историю и литературу в школе. В 1991 году расстался с преподаванием и создал своё малое предприятие по пошиву кожаных изделий. На жизненном пути сменил множество работ и приобрёл множество специальностей от портного и корректора в журнале до почтальона и музыканта. Увлекается бардовской песней, выступает с сольными концертами. В 2010 году создал свой культурно-образовательный и продюсерский центр: «Музыкально-поэтический салон Эклектика». Песни звучали в эфире радиостанций России, Латвии, Эстонии,
Украины. Лауреат и член жюри поэтических конкурсов и фестивалей авторской песни в Прибалтике, России, Белоруссии, Чехии.
Печатался в поэтических альманахах: «Балтика» - С-Петербург; «Seminarium hortis humanitates» - Рига; «Русский мир» - Санкт-Петербург - Таллин; «Балтийский мир» - Рига; «Родники любви» - Узбекистан-Россия; «Золотая строфа» - Москва; «Письмена № 1-5» - Рига; «Светоч» - Рига; «Под небом Балтики» - Таллин. Издал два сборника стихов и записал четыре диска собственных песен. Сайт в интернете: www.sоlуаг.lv
МОЕЙ ЗВЕЗДЕ
В сердце немного света -
лампочка в тридцать ватт…
Борис Гребенщиков.
Умолял я:
- только свети.
И кому быть, как не тебе,
и внезапной вспышкой в судьбе,
и Звездой негасимой в пути…
Отвечала:
- Накала нет,
как у лампочки в тридцать ватт…
Но твоей я способности рад -
излучать и тепло, и свет.
И свернуть с колеи нельзя,
если ты – и маяк, и курс,
раз не пройдена мной стезя
и не выработан ресурс…
Но вольфрама и жизни нить –
что им стоит перегореть?!
А хотелось бы долюбить,
додышать, дожелать, допеть.
И темнеет к исходу дня,
я же всё прошу:
- Даждь мне днесь.
Если света нет у тебя,
у кого же тогда он есть?
ДЕВАЛЬВАЦИЯ
Иллюзии за действительность
вновь выдавать не ново!
Словесная расточительность –
девальвация слова.
Лихорадит инфляция,
курс упал до предела.
Что там, аргументация?
Девальвация дела.
К похвалам и овациям
адаптация слуха,
а повсюду стагнация –
девальвация духа.
Личные, как наличные,
растревожили горести.
Эгоизм и обычная
девальвация совести.
Мысли - в реанимацию -
вездесущих банкротов,
проводить трансплантацию,
вместо родов.
Где изящных чувств грация?!
Душу-то не трави –
жалкая профанация
девальвированной любви!
Нравственная деградация
и замаранная мораль.
По газам девальвация –
до отказа педаль!
В никуда интеграция,
без градации сфер и мер –
эскалация ассимиляции –
небывалый размах и размер.
С чувством Родины – деформация –
поступь либерализма –
расползлась девальвация
патриотизма!
Эра роботизации
двадцать первого века
на пути к девальвации
Человека!
Размахались оружием -
вот, подспорье Отчизне.
Лучше б сдюжили, дюжие,
девальвацию жизни.
Ситуация –
как прострация,
но, быть может, когда-нибудь
будет стабилизация,
или замысел в этом и суть -
чтоб пройти предначертанный путь?!
ВЯЛОТЕКУЩИЙ АРМАГЕДДОН
Как не устать от звона
телефонов и колоколов,
вещающих без конца
о скорой кончине Света?
О чём не молчит икона –
молчание громче слов –
может о том, что мы
ищем во всех приметах?
Но ветер листву унёс
и скомкал листы газет,
где на шести полосах -
переговоры о мире…
Мы изучаем спрос
на желание жить без бед.
Мы созерцаем мир,
сидя в своей квартире.
Я выхожу из дома.
Я покупаю хлеб.
Кажется, что живу,
иногда обо всём забывая,
но с дальнего космодрома
Святые Борис и Глеб
смотрят, как в небо взвилась
церковка их святая…
И если сначала начать,
с ветхозаветных дней,
с ведающих судьбу
оракулов-звездочётов,
как вовремя обуздать
Апокалиптичных коней
у этой последней черты,
у этой точки отсчёта?!
На голубой Земле.
***
В доме ребёнок спит.
В комнатах тишина.
Город полон забот
о предстоящей зиме.
Мой телефон молчит
и ты не удивлена
тому, что царит покой
МУЗЫКА ФЕВРАЛЯ
Она жила,
она цвела
узором на февральских окнах,
писала вязью на полотнах
заиндевевшего стекла.
Она хрусталиками льда
похрустывала в хрупких лужах,
в них, наспех застеклённых стужей,
ещё вчера была вода…
Метель замаялась уже
метаться в пляске ми минора…
В портал продрогшего собора
вмерзали льдинки витражей.
Пурга кружилась в кураже.
В органных трубах выла вьюга.
То ли соната, то ли фуга
вещала песней ворожей…
И вот,
войдя в ажиотаж,
Во двор, под арку, проскользнула,
но не умолкла, не уснула,
а поднялась на мой этаж…
И притаилась в тишине,
и в скрипе половиц в прихожей;
и, кажется, была похожей
на дрожь - ознобом по спине…
Озябших клавиш белизна
и пальцев нервное касанье
не нарушали допоздна
её прихода ожиданье.
…И звук, рождаясь, замирал,
хоть тишины и не боится,
как в дом влетающая птица,
в холодной комнате дрожал,
и в разлинеенных листах,
томящихся в плену дремоты,
где птицами на проводах,
ещё не сыгранные ноты…
НОКТЮРН
В полночь я выхожу на балкон,
где рождаются стихотворенья.
Ночь – бездонный чернильный флакон,
в нём я черпаю вдохновенье.
Там отчётливо звёзды видны,
их бессонница где-то включает,
и лимонную дольку луны
подаёт мне к вечернему чаю…
Млечный путь напорошил снегов, -
и мерцают кристаллы в граните…
Эти россыпи звёзд и стихов
забирайте с собой и храните.
ОДИНОЧЕСТВО
Проживает со мной одиночество –
нанимает угол за так.
Одиночество, ваше высочество,
я во всём непрактичный простак.
А у вас ни имени–отчества,
лишь немое присутствие есть,
И давно, мне роднее прочих став,
вы и совесть моя, и честь.
В стороне от больного общества,
от торгов его и оков,
нам надёжнее с одиночеством
без советчиков и врагов,
без заступников с их могуществом,
коим – что проклясть, что воздать…
A бесспорное преимущество –
в том, что некому нас предать.
Из судьбы своей, словно прочь с листа,
удалить бы порочную грязь
и прощения у одиночества
попросить, ничего не стыдясь,
не спешить оправдаться дочиста,
а покаяться во грехах
и, найдя утешенье в творчестве,
исповедоваться в стихах…
Так бок о бок живём с одиночеством
и давно не ждём перемен,
а совместное наше зодчество –
возведение призрачных стен.
Я не верю давно в пророчества,
но тревожат предчувствия вновь –
мне даровано одиночество –
как единственная любовь…
ПАМЯТИ ДРУГА
Взволнован был. Легко шутил.
Смеялся.
Курил и пеплом насорил,
и извинялся.
Тем бытовых не разрешил
коснуться.
В себя ушёл и не спешил
вернуться.
Бокал со всеми поднимал
за счастье!
Стихи какие–то читал
о власти…
Рассеянно в окно смотрел
и в лица.
Хотел, но так и не сумел
напиться.
Кого–то в чём–то убедить
пытался,
собрался было уходить –
остался.
И был смешон, и даже глуп
однажды,
когда слова слетели с губ
о важном…
И душу вывернуть хотел
наружу.
Смолчал. Пальто своё надел –
и в стужу…
А за окном зима брела
в белом.
И до него ей не было
дела…
__________
Печально, но никто из нас
не догадался,
что это всё в последний раз,
что он прощался…
ОНА - ВОДА
Она – бурлящая вода
в необозримой чаше моря:
то в мире с берегом, то в ссоре;
то льнёт к нему, то бьёт волна…
А то, в двустворчатой горсти,
ракушки из моих ладоней
смиренной затихает соней,
а то стремится обрести
свободу –
но не покорится,
а между пальцев просочится…
И не пленить, и не обнять,
и жажду ею не унять,
и неподвластна, и прекрасна:
смотреть – смотри,
а плыть опасно…
* * *
Полуодин ополоумел:
звать, чувствовать,
желать тебя,
твой шёпот различая в шуме,
лист календарный теребя…
Всё ждать –
вот-вот откроешь двери,
через порог и напрямик…
Ты – вечная моя потеря
и обретение на миг…
ХОЛОДНО
Холодно нам:
тебе – там,
мне - здесь.
Мир разобщён,
разделён
весь.
Мир разграничен
на ты – я
и ограничен
длиной дня.
Мир опрокинут:
в нём
верх – низ,
нам не откроют
въездных виз
в край,
где так буйно
цвела сирень…
Мертвенно – бледный
стоит
день.
Нам не пробиться
сквозь плен
стен…
Струнами – нервы,
клубок вен.
Птицами в клетке
не петь – выть…
Нас - неделимое
разделить…
Может когда – нибудь
где-нибудь
Пересечется с тобой
путь?!
Или вот так
коротать век?
Мертвенно – бледный
лежит
снег…
И хоть всего в двух часах езды
Время прошло.
Сожжены мосты…
36 и 6
Сколько нужно человеку, чтобы ощутить тепло?
- Достаточно всего тридцати шести и шести.
Из спектакля театра «Ленком», «Всё включено»
Осень поздний роман листала,
и, сжигая его дотла,
слёзы серых дождей глотала,
и ждала в ноябре тепла.
Ей хотелось ещё погреться
у костра золотых надежд
и в парадный наряд одеться
из парчовых своих одежд,
но без этих гламурных платьев,
без костюмчиков «от кутюр»
мы спасались с тобой в объятьях
от осенних температур.
И пусть в доме продрогли трубы,
и в постель неприятно лезть,
я, твои ощущая губы,
ощущал – тридцать шесть и шесть…
Сколько нужно тепла для счастья,
чтобы души нам отогреть,
чтобы целого обе части
в мире жить могли и стареть?
Улеглись понемногу страсти,
и прощённых обид не счесть…
Нас от многих бед и несчастий
сберегли тридцать шесть и шесть.
И пусть прежней любви не стало,
И был холоден я:
– Прости,
но и мне не всегда хватало
этих тридцати шести и шести.
А внезапное осознанье
посетит, как благая весть,
что в озябшей тиши мирозданья
есть твои тридцать шесть и шесть.
Вот растрогался день – и в слёзы.
Дождик капли разбил о жесть.
Пусть прогнозы сулят морозы -
греют нас тридцать шесть и шесть.
По траве шершавой и ржавой
отзвенит рыжих листьев медь,
длинной нотой второй октавы
будет город всю ночь шуметь.
Утром, в тон ему, хрип усталый
выдаст ветер-саксофонист,
и ладошкой своей пятипалой
мне помашет осенний лист.
Я, его провожая взглядом,
ощущаю: ты где-то здесь,
ты звонишь, это значит рядом -
есть твои тридцать шесть и шесть.
Значит есть.
НОЧЬ В ДЮНАХ
Блеск
Луны…
Треск
сосны…
Плеск
волны…
Свидетельство о публикации №116022502213
Мы -Вместе 3 08.05.2016 20:27 Заявить о нарушении