к...

*   *   *




Во всех твоих линиях море черно,
русалка, заплывшая в это окно,
в котором на серой холстине сумы
нет ничегошеньки, кроме зимы.
Сквозь белую кожу опальных плечей
сияет тоска поминальных свечей.
И это свечение тоже
на лампу в решетке похоже.
Коленей твоих будто кладезь зовет,
и шелковой лентой летит небосвод
с твоей целомудренной стати,
весьма вызывающей, кстати.
Я камень, на коем воссела в кровях
царица, держащая мир на бровях.
(Ведь то, что заметнее ниже,
естественно, всякому ближе).
Украсть и упрятать в пуховую взвесь
весь образ твой тайный, заоблачный здесь.
Но сок, протекая, полынью,
во всем обнажает пустыню.
Довольно глумиться уже надо мной!
Смотри, как сжимается тень за спиной...
И в сердце все меньше отваги
отдать тебя белой бумаге.
Все чаще молчание губы хранят
в ответ на пустой, стекленеющий взгляд,
в котором таится тревога
и насквозь петляет дорога.
Игра и химера. Обман и игра.
Крупица сегодня, щепотка вчера
и лак багровее ненастья
с оттенком дешевого счастья.
Прости, одалиска! Оборванный нерв
твоей безответности лопает червь.
Халдеям почет раздавая,
нет, ты не богиня. Другая.
Как жаль ошибиться о твой голосок.
И тает стена, превращаясь в песок.
И я ведь давно там не нужен,
где ты замерзаешь от стужи.





вс