Крылья

Что ж тебе не живётся, девочка, без вот этих зарубочек и узлов, 
Ты в себя их закидываешь мелочью, эти сотни несбывшихся снов. Каждый нарывает в тебе до приступов, бьется в чёрной твоей дыре, 
Образует прорехи, выступы и депрессии в ноябре. 

Ты о каждом отбаливаешь буквами, 
книжками, рукописями ночными,
Ты звучишь, словно песня, звуками, 
Отбиваешься, разве что, чаевыми. 
И о каждом ведь — по альбому огромному,
по традиции каждую ночь не спать, 
А они тебе — монетки в шапочку, словно вы не знакомы... 
Словно им на тебя плевать. 

Полно, милая, хватит клянчить, 
Пониманий и разговорчиков до утра. 
Им тебя надоело терпеть и нянчить.
И тебе, мой родной, пора. 
Да, я знаю, что это больно, пара новых высечек на шрамированной груди.
Ты кивни им, вздохни спокойно.
Собирайся и уходи. 

Не живёт в тебе дружба до гроба.
Только сарказм, болезненность  и  наглеца.
Посмотри на вас: Вы же оба
Выжжены, выедены до конца. 
Все, из чего ты соткана — шрамики, 
Вдоль лопаток стальной узор. 
Не носить тебе, детка, бикини всякие и купальники.
И Души никому не открыть — позор. 

По стольким умирать, прям до кладбища, 
Копить их в себе выжженными лесами,
Укладывать новых, тонкими рёбрами треща 
И безбожно игриво встряхивая волосами.
Ты же — девочка-никак-не-могу-иначе,
С глазами, которые целые площади предавали.
Каждый из них так дорог был, столько значил,
Что если бы только они это знали...

Что тебя так несёт за свободолюбивыми?
Этот высокомерен, тот был мечтой,
А ты потом сидишь с рукавами мокрыми и стишками сопливыми...
Боженька хмурится и подводит черту: "Не твой". 
Соберёшь их потом, когда обветшают века и лица. 
Чистый свет, подающийся из форсунок...
Когда шрамы вдоль всей спины соберутся в один рисунок,
Когда поймёшь, что все свободны на самом деле. Все выжили. 
Тебе будет чем поделиться.