Вороний Камень

Часть первая. Арфея и Говедор.

Легко рассказ из уст сочится,
Да нелегко писался он
Во дни, когда мечем в деснице
Сражались войны. Издавая гром,

Неслись по небу многоглавые драконы,
Огнем пылая изо рта,
Враждуя за величие короны,
Сжигали города дотла.

Одни с огромным великаном,
Разящий камнями с горы,
Другие колдовства обманом,
Чужие прятали дары.

Не скоро рыцарей походы,
С мечем за тридевять земель,
В дремучи двигалися горы –
Туманов темных колыбель.

Не скоро звон стихал над полем
В сраженье прадедов твоих.
Отстаивая стены боем,
Слагали друг о друге стих.

Не легок был их путь к победе,
В седле с щитом богатыри,
Кто с змеем древним, кто богатством бредил,
В покое покидали мир.

То было в старину далеких
Веков, ушедших за туманы,
Во времена суровых и жестоких
Сражений, приносящих раны.

И этот сказ, поведанный мне старцем,
Отшельником полночных колдунов,
Поведает историю о счастье
В любви, а не в добычи злата у врагов.

***

В одной земле, в лесах туманных,
Средь гор горбатых и долин,
Стоял под небом замок славный,
Держащий свод плечами – исполин.

Там у подножий великана,
В тиши хранителей дубов,
Резвилась и журчала Плане,
Вдаль, извиваясь, средь холмов.

Взложив однажды враний камень,
Правители древних родов,
Стеречь владенья взором дальним,
На перепутье близ лежащих городов.

И стали возводить высокий,
Чтоб озирался средь холмов,
Нагорный замом. Стен широких
И не преступных им врагов.

Не раз палили стрелы градом,
С высот на вражески войска,
Полабы снова подходили к граду,
И отступали от упорных скал.

Парили вороны под сводом,
Остерегая стены от беды.
И град сей, назван был народом –
Вороний Камень – князь долин.

Недаром, вороны кружили,
Недаром, непреступный исполин,
Стоит над далями – смотритель.
Могучий гордый господин.

На первом камне деды возложили
Союз с Вороньим Королем.
Покуда, стороны друг другу не грешили,
Быть непреступным замку день за днем.

Шло время. Приходили люди,
Склоняясь у высоких врат.
Бродили в темных коридорах слуги,
Наполнив кубки рыцарских палат.

Менялся двор. Росли младые,
Сменяя латы стариков.
Младых правителей женили,
И отправляли бить врагов.

Росли и стены, крепли. Сталью,
Звенели рыцарей мечи.
И будто вражескою стаей,
Кружи вороны в ночи.

Однажды, в двор пришло известье.
Старик лесной с собой принес.
И в ложе королевской с речью,
Шептал седой себе под нос.

«Чего же шепчешь старец мудрый?
Поведай, нет в стенах здесь тайн.»
Сверкая глазом изумрудным,
Он посох свой на стол поставил.

«Правитель добрый, Говедор,
Мне тяжко заявлять о горе,
Я слышал голос дальних гор,
Проклятье забредет к нам вскоре.»

«О чем, толкуешь ты старик?
Не тем богам ты верно служишь.
Присядь за стол и раздели наш пир.
Быть может, чем нам голову и вскружишь…

Но не речами о безликом горе.
Взгляни на двор, на стены, на просторы.
Наши владенья подпирает море,
В руках сребра и злата горы.
А шепчут ль горы – чепуха и вздоры.»

«О не спеши, не тешь себя король.
Крупка отцов твоих добыча.
Со старцем Горедор не спорь.
Худое шепчут ветры нынче.

Грядёт погибель царства вскоре.
Коль не взойдут с полей ростки,
Тьма с севера леса накроет
И смоет злата как пески.

Семь лет несчастий и погибель.
На краю пропасти стоит дворец.
В стенах сих темная обитель,
Скует из поданных венец.

Семь лет не будут хлебом сыты.
Зима ворвется чрез врата.
Дождем дороги будут смыты
Из снега, холода и льда.»

«Но что же делать коли голод,
Семь лет не ждать хлебов с полей.
И сгинет королевство мором,
На златах гибель королей?»

Король любезный, Говедор,
Поверь же слову моему.
И удаляясь в коридор.
Он обернулся, молвя королю.

«Чрез три заката, под луной,            
Видение тебя встревожит.
Увидишь сам, грядет дурной
На город ветер, день, чей прожит.

На толкование дурного сна,
Свои откроешь мне врата
И впустишь снова старика.
То будет полная луна.»

Закончив речи, старец птицей,
Вдруг распростер свою хламиду,
Расправив крылья, оперился.
Придав гостям испуганного виду.

***

День прошел. Король растерян.
В ожидании он сна.
Чем же он грядуще бремя
Заслужил. На ком вина?

Вот проходит день второй.
Уж две ночи пролетело.
Бродит мрачно, чуть живой,
Говедор, как сажа, белый.

Не корыстный наш живот.
Не войной приобрели
Злата, серебро. Наш род…
Честным делом нажили.

Начало смеркаться вскоре.
День скрывался за горой.
В ожиданье третьей в горе,
Ночи. Говедор идет в покой.

Занемог. Мешкотно топчет
Коридор к своей палате.
И на духов древних ропщет –
О проклятье. Нашем брате.

Рядовой в палате свечи
Разжигал и вновь ушел.
Говедор устал. Прилечь бы.
Тут как тут свой сон нашел.

Будто б дух сошел из тела,
Озирая почивальню,
Удалился прямо в небо,
Во дорогу к звездам дальним.

В небе видит он прекрасных
Семь блаженных дивных дев.
Хороводом шумным праздным –
Танец юных королев.

А за ними семь каурок,
Резвой рысью, то галопом,
Как с настенных ярких лубок.
Слышен был их звонкий топот.

Вдруг огромный ражий лев
Налетел, схватил коней.
Разогнав красивых дев,
Вновь исчез среди теней.

Девы танец прекратили.
Сбросив красные платья,
Черной птицей учинились,
Разлетаясь, кто куда.

И туманом затянуло.
Все, что было, то прошло.
И видение минуло.
Зазорилося окно.

Дух на землю возвратился
ВВ почивальню короля.
Что за сон ему приснился?
В ожиданье старика.

На седмицу. Обождавши.
В небе полная луна.
Отворяет двери старцу –
Толкователь его сна.

«Проходи, садись о старче.
Коль раскроешь правду сна,
Озлачу, богатства дам те.
Только ж не томи, устал.»

Говедор о том, что видел,
То поведал старику.
Что бы старца не обидеть,
Преподнёс взвар на меду.

«Что ж король, толкую. Будет
Ожиданий дней твоих,
Но подарков не даруй мне.
Мне хватает злат своих!
 
Посох, шкура, лапти мягки –
Вот мое богатство все.
Не нужны мне кубки, златки,
Потому в глазах светло!

Говедор, семь дев прекрасных,
Это семь без бедных лет,
Урожая полных. Праздных
Вечеров семь лет без бед.

Но за ними дрожь томится.
Кони рыжие во сне,
То есть новая седмица –
Семь несчастных лет во тьме.

Пожирает лев каурок –
Семь грядет дождливых лет,
Семь холодных зим голодных.
Вот же сна сего секрет.»

«Как же мне старик мериться
Со проклятием сиим?
Чем же мне кормить столицу?
О, мудрейший господин.»

«Говедор, в спокойствии разум!
Не брани своих отцов.
Ты устрой чрез месяц праздник,
Созови гостей с краев.

Одного же гостя должен
Лично ты позвать во двор.»
«Кто же он, о жрец преклонный?»
«Твой союзник Говедор!»

«Это, друг, Король Вороний,
Кто хранил твоих отцов.
Обрегал от битв разбойных.
Он хозяин средь лесов.»

«Должен ты, король, склониться
Перед крыльями его.
В нем же власть твоей десницы.
Он спасет и вновь твой двор!

Ты ж ему, король великий,
Семь грядущих славных лет,
Отдавать десяту долю
Должен. Будешь жить без бед.

А когда ж нахлынут беды,
Обратит запас зерна,
В нескончаемые горы
Ржи, овса та и пшена.»

«Не забудь, десята доля.
Повелитель враних стай,
Оградит тебя же боле,
Чем припас ты в закромах.

Коли ты, король, забудешь
С враним поделиться королем,
Он тебя, король, осудит,
Обернет запас углем.

Канет в лету королевство.
И закончится твой род.
Не спасешься ты и бегством,
Он же видит все вперед.

Если ж все по уговору,
Найдешь утерянных вновь два кольца,
Услышишь зов девицы вскоре,
И та родит тебе дитя.

И твой род продолжит бытие.
Говедора будут помнить люди,
Тот, кто защитил их град во тьме.
Ворон Говедора не забудет!»

Старик закончив речь советом,
Покинул стены, успокоив короля.
Расправил крылья и придался свету,
Который испускала полная луна.

И Говедор спокойным духом
Ушел во тьму своих покоев.
Внимать не смев придворным слухам,
Встречал во сне отцов-героев.

***

Чрез месяц в двор по слову старца,
Сам Говедор, взбираясь на коня,
Созвать гостей, на праздник царства.
Он разъезжал по деревням.

Созвав гостей, один остался
В глубине флемингских лесов.
Что ж конь его идти боялся,
Гарцуя будто бы от зелья колдунов.

Леса дышали утренней прохладой.
Свет солнца проходил едва-едва
Чрез кроны древних дубов-великанов,
Стоящих здесь уже века.

Он пробирался в глубь зеленых,
Туманом скрытых стен-лесов,
Вдоль высоченных скал, огромных
Камней, покрытых мхом и сном.

В тумане видит Говедор пещера,
Сокрытая кореньями. Уступ
Камней. В сердцах дрожала вера.
То был проход в огромный дуб.

Объятый сном, дремучий старец,
Расправил ветви до вершин.
Стоял в глуши тот дуб-красавец,
Могуч и тих, лесов сих господин.

С коня сошел. К пещере Говедор
Шел средь камней, лежащих у входом,
Хранители туманных гор,
Дремлющих здесь уж с сотворения природы.

Но Говедор не страхом движим,
Король внимает слову старца.
Крадясь все дальше, ниже-ниже.
Узрел свет ночи, зажигаясь ярче.

В средине комнаты пещерной,
На троне восседая, черный
Король Вороний, взглядом скверным,
Крылом позвал к себе. Покорно…

«Приветствую!» - Промолвил Говедор –    
«О, повелитель воронов кружащих
И праотцов держащих уговор.»
«Приветствую и я среди пещер сих мрачных!»

«Тебя я ждал, о человечий сын,
Впотьмах на троне восседая.
Не ведаешь, что был ты не один,
Во дни, когда доспехами сверкая,

Сражался ты за град свой дивный,
Мечем разя циклопов-великанов,
Оберегал тебя я, став на крылья
Увел врагов твоих в туманы.»

Ты воин доблестных кровей.
Твои отцы сей замок возводили.
И я был там, оберегая королей
От колдунов и демонов, те, что во круг бродили.

Моя печать стоит у основанья,
На первом из заложенных камней.
Таков был уговор. О том гласит приданье:
С печатью этой оберегаю я людей.

До той поры, пока мы в дружбе,
Не ведом страх и гибель рода.
Но если, Говедор, забудешь.
То не ведать тебе спокойствия до гроба.

О, Говедор, быть может ты не помнишь,
Когда спасал я твоего отца,
На поле битвы… Духом сходишь.
Лечил заклятиями колдовства.

То было тяжкое сраженье.
Еще бродили великаны.
Вкушая яд воображенья,
Мы удалилися в туманы.

Мы плыли по бескрайним водам,
Не смея бросить якоря.
Бродили чужим просторам.
Пока под нами вновь не оказалася земля.

Однажды вышел с недр глубоких,
Огромный мрачный исполин.
Он был исполнен дел жестоких.
И имя было его Грид.

С твоим отцом мы бились ночи,
Три дня звенели там мечи.
Он чести война не пороча,
Сам пожелал к богам уйти.

Но рано он покинул свет,
Не подержав тебя за руку.
Теперь прошло уж много лет.
Пожмем же мы тогда друг другу.

Я Ворон, володетель леса,
Густых дубрав и буйных вод.
Здесь восседая в темном кресле,
Храню и я свой сказочный народ.

Я был во дни земли творенья,
Скитаясь ветрами в садах.
Сперва создав в ночи виденья,
Потом свершая их в делах.

Я тот, кто был во дни рожденья холмов,
Что окружают край твой дивный.
Участвуя в строительстве градов
И отгоняя бедствий ливни.

И твоего рожденья дня был в замке,
На пир созвал гостей отец.
Твой прадед был как воин храбрый
И матеря - хранители колец.

От внешних чар злых колдунов,
Полночных демонов и их жрецов,
Крылом оберегал я от врагов,
Внутри же замка защитит от бед  кольцо.

Одно кольцо на перст супруги,
Другое же хранит король.
Вам будут верны ваши други,
Покуда скреплено советом и рукой.

В последней битве с великаном
Было утрачено кольцо,
Коим владел отец твой величавый.
Властитель Грид унес ее в свое гнездо.

Второе же кольцо хранится в камне
На коем древняя печать.
Его найдешь в подвалах замка.
Заклятье прежде должен снять.»

«Но чем же снять заклятий чары?
Каким же чудом древних слов?
Кипящие пролить отвары –
Кольцо, освободив от наговоров колдунов?»

«Кольцо, томящееся в камне,
Заключено в него заклятьем девы,
В тот час ненастный королевой Даной –
Матерью твоей, хранительницы доброй веры.

Тяжелый путь ждет Говедор тебя.
Коль тайна слов заклятий
Хранит изображенье первого кольца.
За ним пройдешь ты в подземелие во мраке.

В глубинах недр преисподней,
На камнях спит правитель Грид.
Тот великан… Будь осторожен!
Кольцо на шее он хранит.

Найдешь кольцо, и снимешь чары,
Наложенные над вторым кольцом,
Серебряное золотому, вновь составит пару,
Покой наступит над дворцом.»

За сей совет, царя Ворон,
Благодарил с поклоном Говедор.
На пир его, позвав во двор,
Вновь вспомнить день вхождения отцов на трон.

Король Вороний принял приглашенье.
Взмахнув крылом, он тот час же исчез
В тумане гор, оставив отраженье,
На скалы тенью, оживляя лес.

***

Дождались часа гости, слуги
Без устали сквозь шумный зал,
Разносят кубки, мед по кругу.
Кипит и плещется бокал.

Одни приехали с поклоном,
Даруя пурпур и шелка,
Другие же из царства гномов,
Несли два каменных цветка.

На лепестках блестел рубином,
На стеблях – чистый изумруд.
На славу Альбрехт господину
Сковал из недр дивный труд.

Трубили в небо трубачи.
«Зовет на праздник Говедор!»
С высот глашатай вновь кричит:
«Во двор! Скорее, все во двор!»

Туда-сюда, теша народ,
Шуты в гремучих башмаках,
Танцуя, прыгая вперед
В костюмах – ярких кружевах.

Как мотыльки порхали феи,
Рисуя в воздухе узор.
И стражники, народу отворяя двери,
Вели все также бдительный дозор.

Столы гремели лязганьем стаканов,
Вливая меда – эликсир…
И пряность из-за океанов,
Сластила пуще этот пир.

Носили пенные кувшины.
Лились рекой и мед, и сок
Из ягод черных сладких винных,
В садах Диониса был собран плод.

Гостей из уст лилися речи
О подвигах и добрых временах.
Все новые из воска загорались свечи.
И старость оживала на висках.

Младые о грядущей славе,
О прошлых битвах – старики,
И пенным, чокаясь, вставали,
Все снова ослабляя сюртуки.

Раздалось пенье Туатило.
Затихли говора шумы.
Как с неба он зажег светило.
И гости голосом были пьяны.

Когда же пенье прекратилось
И струн затих фиделя звук.
Из мрака ночи столб вскружился,
Собой очертив тайный круг.

И появился Говедором приглашенный
Дубрав дремучих – повелитель леса.
Плащом накинув оперенных,
С ног до головы покрытых чресл.

То был Вороний Повелитель,
Король кружащих в небе стай,
И замка Говедора покровитель,
Хранящий флемингский холмистый край.

Задернув плащ, он обернулся человеком.
Высокорослый. Черной масти.
Его глаза таили множество секретов,
Бескрайней глубины, познаний вечности и власти.

Глаза горели черным янтарем,
А взгляд опасен и одновременно теплый.
Блуждали тучи, издавая гром,
Глядя в его манящи очи.

Полночный Ворон – демон иль колдун…
Хранитель тайн мирозданья.
Невероятно стар и в тоже время юн,
Бескрайней неизвестности посланник.

Окинул взором праздные палаты,
Пленив гостей, сжимая дух,
Срывая любопытные немые взгляды.
И стих шептаний разносимый слух.

Он подошел ко трону Говедора,
Обняв его своим крылом-плащом:
«Король, твой день наступит скоро,
А на заре мы двинемся к плечу плечом.

Я проведу тебя ко вратам мира Грида,
Дабы вернуть злаченое кольцо.
Тебе дарую я свою хламиду,
Что бы сокрыть от глаз твое чело.

Как только зазорится
И первый луч достигнет почивальни,
Настанет час тебе проститься.
Седлать коней и путь держать нам дальний.

Но, а пока, друг Говедор,
Позволь веселью в сердце литься.»
В том замке буйный пир горой,
Который может только сниться.

В момент раскатного похмелья,
До дна черпая бочки с фражским,
Правитель Говедор сгорал от нетерпенья,
Отодвигая пенные пивные чашки.

«Шуми народ во славу дедов.
Не поскупися Лель своей стихирой.
Приданьями, не позабытых в летах,
Воспой на струнах звонкой лиры.»

***

Под утро. На рассвете,
Когда весь двор дремал от меда,
Король вороний, словно ветер,
Ворвался к Говедору в ложе.

«Пора нам в путь.
Садимся на коней ретивых.
Украденное Гридом вновь вернуть,
Во имя дней твоих счастливый,
В глаза нам смерти заглянуть.»

Сквозь, зеленью дышащие дубравы,
Несутся кони во весь дух.
Копытами овладевая дали,
Правитель, полный ожиданий мук.

Три дня по полю и леса,
Вдоль берегов несущей воды Эльбы,
Вздымая пыль ко небесам,
Ретивых будто гнали ведьмы.

Туман ложился лошадям под ноги.
Краснело солнце, зажигая дол.
Два всадника, уставшие с дороги,
Неспешно двигались под холм.

«Что ж Говедор, проделали мы долгий путь,
От флемингских лесов к подножьям Харца.
Пора коням с дороги отдохнуть.
И нам усталым отоспаться.»

Вокруг бесшумные ночные горы.
Из леса-шапок выступали скалы.
И взор пленял бескрайние просторы.
Долин, изрезанные Боде в Тале.

Еще в лесах бродил тех дикий человек,
Крутые склоны населяли эльфы.
И ведьмы по ночам носились меж
Луной и звезд с метлой по небу.

В тени ночной, скалой над Броде,
Навис угрюмо замок древний,
Руины неизвестных боле,
Во тьму ушедших королей.

Кругом носился дух прохлады.
Тянулся пасмурный туман.
Луна сквозь мглу златой лампадой,
Горит. Иль Может все обман…

Вокруг носились голоса
Во мраке шепчущих лесов,
Объяты чарой колдовства,
Нашли покой в долине снов.

Два странника, под камнем-исполином.
Вкушает Говедор прекрасный сон.
Лежат, накрытые мантией длинной.
Но зарево уже меняло небосклон.

Вдруг из-за гор, небесного светила,
Катился лучик золотой,
От тени ночи разбудил он,
И засиял вновь лес густой.

Вскочив с земли, накинув плащ.
Вороний князь и Говедор,
Вновь мчатся, великанов не страшась
Среди долин, лесов и гор.

Бежали дни. Вновь наступали ночи.
Но всадники не знав покоя,
Неслись. В копытах уж нет мочи.
Достигли, наконец, постоя.

К подножьям ведьминой горы
Два короля подъехали и встали.
«Теперь же Говедор ступай один.
Пусть плащ в дороге мой тебя оберегает.»

***

Король стоял пред каменною дверью.
Над ней, из камня высечена надпись:
«Входящий в царство Грида, веруй,
Ибо испытана будет сомненьем твоя храбрость.»

И Говедор, что было силы,
В деснице храброго богатыря,
Раздвинул каменные глыбы.
Стучало сердце, страха не тая.

Пред ним во тьме средь хладных стен,
Свисали с потолка, летучи мыши.
И звук капели эхом в тишине,
В дали пещерной, еле слышен.

Но Говедор спускался ниже,
Ведомый пламенем, в руках держащего огнива.
И будто б он в тиши услышал,
Знакомый голос – шепот господина.

Спускаясь по ступеням дальше,
Он проникал во мраки подземелья.
Во царстве ангелов, с небес упавших,
Иль демонов, подстерегающих в ущельях.

А лестница петляла узким коридором,
Среди немых холодных стен.
Послышался вдруг снова шорох
И голос, звавший к себе в плен.

Чем дальше Говедор спускался,
Тем пуще слышал голоса.
Порою сладкие… Сомнению предался,
То позабыл, зачем пришел сюда.

Вновь голос, грубый и тяжелый:
«О, Говедор, не позабыл ли ты отца?»
И нежный певчий, все шептащий: «Скоро,
Мой сын вновь встретятся наши сердца.»

Они пленяли Говедора своим пеньем,
Как Одиссея мучили сирены.
То вспоминая на мгновенье,
То вновь был скованный он пленом.

Уже ли Ахелоя дочерей?
Иль Терпсихоры звуки лиры,
Во тьму ведут богатырей
На подступы своей могилы?

Кружили девы чудной красоты,
Сводившие с ума безвластного героя.
На головах венками их цвели цветы,
Богатыря пленив собой без боя.

Средь них, кружащихся во танце,
Увидел Говедор отца и мать.
Зовущих сына, здесь остаться,
И свою жизнь во тьму отдать.

Пленимый сладостным обманом,
Обредший гибели покой,
Души из сердца кровоточит рана,
В жизни неведомы земной.

Во тьме на каменном полу,
Лежал Король покинувший сознанье.
Он бредил пением в родном саду,
Настигший подземелья наказанье.

«Вставай, воитель, Говедор!»
Среди тумана вдруг раздался голос старца.
Проснись правитель, Пендрагор.
Скинь цепи магии-коварством.

Услышал Говедор спасительные речи,
И пробудился ото сна.
Накинув плащ себе на плечи,
Вошел громадный преисподней зал.

Вокруг в руинах онемевших,
Нечеловеческой рукой…
До свода возвышались стражей,
Колонны, стерегущие покой.

Покой хранили царства Грида.
Пока он спал, объятый хрупким сном.
Но Говедор, в укрытии своей хламиды,
Ко великану поднялся на трон.

Дабы вернуть отца кольцо,
На шее дремлющего Грида.
Он разрубил мечем звено,
Цепи златой, хранящей исполина.

Накинув мантию, что делала его не зримым,
Прокрался Говедор чрез лапы охраняющего пса
С клыками, как слоновьи бивни,
У двухголового привратника подземного царя.

Вернув кольцо, не потревожив Грида,
Покинул Говедор подземную страну,
Оберегаемый, оставленной ему хламидой,
Он оказался вдруг в затерянном лесу.

***

Ведомый пением прекрасной девы.
Не слыханный до селе звук.
Покинул Говедор пещер пределы.
В тени лесов неведомых тонуть…

Забыв про подвиги, про великанов,
Он брел в дремучие леса.
Пленимый пением иль вновь обманом,
Туманов белых – голоса.

Среди ковров зеленых, буков,
Не смея пение прервать,
Узрел источник необыкновенных звуков.
Как сон, о коем можно лишь мечтать.

То была дева не земной красы.
Прекраснее богини Фреи.
На голове венком лугов цветы.
Воспитанная феями, Арфея.

«О, витязь, где твоя дружина?
В доспехи кованные облачен…
Что привело тебя к вершинам
Лесов моих?» «Судьбой влечен!»

«О, смею ль я, божественных мелодий,
Царевны пение прервать…»
«О, витязь, не царевна… В объятиях природы
Была оставлена в лесах я умирать.»

«Я из кровей праматери великой Евы.
И, как и ты, из рода я людей.
В лесах оставили меня еще младенцем ведьмы,
Но спасена была по воле фей. »

И так, плененный красотой Арфеи,
Король забыл про двор и дом.
В лесах три дня он, наслаждаясь пеньем,
Пробыл, пока, не потревожил гром…

Раздавшийся как бой ненастный .
Темнело небо разъяренной тучей.
И трепет чувств любви прекрасной,
Вдруг растворился в темени гремучей.

Почуяв приближенье зла,
Арфе скованна волненьем.
Страшася ведьм, летящих на метлах,
Вскочила на спину оленя.

«О, Говедор, не стоит медлить.
О, чует сердце, ждать беды.»
Блуждают в поисках по небу ведьмы.
По чуя дух, оскалили клыки.

«Не бойся, милая Арфея.
Мой плащ сокроет от не званных глаз.»
«О, милый Говедор, скорей к крылатым феям.»
Но ведьмы были уж средь нас.

Они парили метлами над лесом.
«Я чую дух Адамовых детей!»
И запевая заклинанья песню,
Блуждали в поисках среди ветвей:

«О, духом пахнет человечьим.
О, где ж скрываются следы?
Зажжем мы магии – обрядов свечи,
Дабы найти потерянных в тени.»

Увидев средь дубов оленя,
Три дамы задали вопрос:
«Ответь лесов созданье, ведьмам,
О, чей же запах нам тревожит нос?»

Но гордый, вида не подавший,
Обманом отвечал он им:
«Я сам в бегах от стрел ненастных…»
Гнались охотники за ним…

Потупив взор, поморщив нос,
Три ведьмы сгинули в обмане.
На землю обронив ведомый глаз,
Так и пропали без вести в тумане.

Волшебный плащ, что скрыл от ведьм,
Вновь сдернул с чресел Говедор.
Неслися вдаль уж всадники оленя.
И пиром вновь встречал их двор.

А оком, что забыли ведьмы
(Блуждая в пасмурных лесах),
В узких подвалах замка на коленях,
В печати каменной и силою в словах…

Нашли друг друга. Час томится.
Покорные любви – Арфея, Говедор.
Кольцо второе серебрится
На персте королевы. Воспевает двор.

И свадьба пышная. Все в сборе.
Вновь созваны со всех концов земли.
Желают  - в радости и в горе,
Хранить плоды своей любви.

***

Ну, что ж… Вот кончено повествованье.
Сказ про Арфею, Говедора.
Устами старца мне поведано было преданье –
Вороний Камень иль о том, как был построен древний город.

О том, как Говедор был в царстве Грида.
И сняв с цепи… Себе вернув кольцо.
Как было сердце отдано… Прекраснее Киприды,
Арфея – Евы дочь, воспитанная феями лесов.

Как ведьмы в поисках Арфеи,
На землю обронили видящее око.
И Говедор с любимой на спине оленя,
В двери вошли, открытые, наскоком.

 О том, как Говедор, владея оком,
В подвалах отыскал, хранящих память,
Кольцо серебряно в стенах широких
Лесного замка под названием – Вороний Камень.

Волшебна пара двух колец,
Серебряного и золотого.
Как оберег, скрывают замок под навес
От чар не званного, дурного.

Теперь те кольца на перстах
Арфеи и супруга Говедора.
Предания, покрытые в веках…
Но это не конец, а лишь начало повествования другого.

Однажды, сделав первый шаг,
За ним последует другой.
Увидев в небе судьбы знак,
Последуешь за путевой звездой.

Часть вторая. Проклятие Говедора.

Вновь в замке праздник. Двор ликует.
В толпе кипит глас звонких крикунов,
На время, позабыв заботы каждодневных сует,
И битв против демонов и колдунов.

О, счастлив я, читатель мой, всем сердцем,
Что время колдунов уж позади,
Что к колдовству уже давно закрыто дверце.
Хотя, быть может, дремлют маги в темных уголках земли…

Но, полно отвлекать тебя, читатель.
Не смею  я прервать рассказ.
Продолжу я повествование преданий.
Не поскуплюсь на строки, свой продолжу долгий сказ.

Перо не ведает границ фантазий,
Без устали в руках, передавая слово,
Дни современности от хода времени освобождает,
Очам раскроет подвиги богатырей былого.

И так, читатель, ожиданий полный.
История далека от конца.
В союзе брачном Говедор влюбленный
Арфею на руках несет из-под венца.

А пир веселый. Двор не затихает.
Журчит вино и мед кипит.
Наполнив кубки, имя прославляют:
Арфеи, Говедора – союза день велик!

А день уже катился на покой.
Уж ночь давно в стенах царила.
И все невзгоды, будто снятые рукой,
Хмельную голову от подвигов освободило.

Уж месяц в небе золотом сияет.
Вороний Камень на скале стоит,
И взором дальним за леса взирает,
И сон Арфеи тишиной хранит.

Но вдруг ненастное виденье,
Встревожив Говедора сон.
Накинув платье и кафтан на плечи,
Король из почивальни вышел вон.

Поднялся лестницей на башню,
На дали королевские глядя.
У входа снизу караулом стража,
Во двор впустила черного кота.

Забрался лихо до высот.
Глазами изумрудными горя…
Пред Говедором был уже не кот –
Седой видений чтец стоял.

Тот старец давнего знакомства,
Загадки сна правителю открывший.
Предел не знавший благосклонства,
Явился Говедору на высокой крыше.

«О, кто же ты, в ночи холодной,
Настиг в кафтане без меча?
Ах, старец, ты, мой друг душою скромный.
Что привело тебя сюда?»

«И я рад встречи Говедор!
Три дня ликует твой народ.
Из-за высоких доносилось гор,
Как лился в королевстве твоем мед.»

«Уж год прошел с последней встречи.
Какую новость ты принес,
О, старец?» Мудростью на плечи
Ложились волны сребряных волос.

«О, Говедор, владетель величавый,
Не позабыл ли свой виденья-сон?
Семь лет не ведать бед-печали,
А на восьмой нагрянет с бурей гром.

И семь других и лет, и зим,
Будут покрыты снегом урожаи.
И грянет гром, проснется исполин,
И Грид мечем будет стелить пожары.

Но коли сдержишь уговор,
И с темным королем нажатое разделишь
(Десяту долю год за годом),
То прибыль ты веками не измеришь!

Но помни, в праздник урожая
Десяту долю Ворону свези.
Тот оградит град от несчастья
И сбережет вороний Камень от грозы.

Когда наступит год восьмой,
В знак уговора – древней дружбы,
Ты лично в замок на постой,
Попросишь Ворона на пир в честь верной службы»

Но коли ты забудешь, в двери
Твои постучится беда.»
«Довольно, старец! Буду уговору верен.
Не позабуду я твои слова!»

***
Уж первый год прошел счастливый.
В палатах бродит Говедор.
И свет и тень ему не милы.
Вскипает будто летний гром.

Туда-сюда, метается правитель.
По коридорам, вверх, галопом.
И вновь в свои скрываясь он обитель,
Терзает голову жестоко.

Ну сколько ж? Полно! Как Арфея?
Уж под ногами вся земля…
Дрожит под Говедором время,
Не отпускает в мир его дитя.

Арфея мучается. Снится
Супруге Говедора сон.
Разрушенная, в пламени столица.
В сомнениях теряясь. Стон.

Как нечто страшное тянулось в стенах.
Царица опускалась на поклон.
Богам языческим не смело,
Молилась сквозь ненастный гром.

А Говедор, не терпит. В страхе.
Все в ожидание дитя.
Неторопливо. Всуе. В брани
Слетели речи с уст царя.

Оклеветал не видимые силы,
Обрушив свой великий гнев.
Он проклинал провидца, небо,
Рыча в стенах своих как лев.

«Он обманул! Где ж отпрыск, где царевич?
Когда ж родит Арфея мне дитя?
Уж год прошел. Летит неугомонно время.
Плоды, поля – все это было б и без старика.»

«Семь лет он дарит урожай,
Вороний Князь – правитель темный.
Моих полей неведом край,
Лесов, владений… Мне поклоном…

Со всех концов. Несут дары.
Другие королевства мне склоняясь в ноги.
С других брегов морей купцы.
Сюда ведут правителей дороги.»

«Я Говедор, правитель рода древних,
Отцов – великих королей.
Мне власть над землями моими данная победой,
Мечем над силами теней.

И шум лесов моих, журчанье рек и пенье
За стенами парящих в небе птах,
Благодаря мечу отцов – освобожденье,
Покорным мир даривший, а врагам лишь крах.»

***

Второй был день благодаренья.
Правитель позабыл про уговор,
Созвал друзей, без приглашенья.
Вороний Князь не заступил во двор.

Десята часть сих славных урожаев
Хранилась грудою в амбарах.
Не оставляя ворону хранителю лесов-окраин,
Правитель Говедор обменивал на злата.

Тем временем Арфея в ожиданье,
Когда же семя чувств любовных,
Ее томление затмит страданья,
Явит семье потомка кровных…

Небесных уз. Златым кольцом,
Серебряным металлом связным.
Весной, кружася над дворцом,
Явит во сне виденьем ясным.

Так проходил и третий год.
Амбары полные. Богатством
Был полон двор, каких наведывала их род.
Полнилось златом Говедора царство.

И вновь был день благодаренья.
На троне восседал король.
Столы ломились угощеньем.
Правитель вновь не помнил уговор.

Четвертый, пятый… Дни летели.
Росло не сметное богатство.
Слагались мифы. Гусли пели
О Говедоровом злаченом царстве.

Еще скупил он земли. Шире.
Из года в год, полня дворской амбар.
Одни мечем, другие земли обретая миром,
И вновь во двор съезжалися на балл.

А гости были краше прежних.
Тугие расправляя сюртуки,
Все прежние кружили чашники. Одежды
Все становилися злаченее. В ночи,

Когда горели свечи,
И созывался новый пир,
Из уст правителя летели речи,
О славе города, на весь известный мир.

Прошел шестой. Седьмой уж наступил дарений
Блага день. Гружа мешком,
Тележки заправляя с пенным…
В живот вливая день за днем.

И наконец Арфея в ожиданье.
Вот-вот покажется дитя.
Избавив Говедора  - долгие страданья.
Вновь молодым сменяя короля.

***

А по лесу бродили все три ведьмы,
Искавшие по всюду свое око.
И ко двору, подкравшися, как тени,
Они стучали в двери рогом.

Почуяв дух людской. Почуяв силу ока,
Хранившегося в стенах замка.
Старухи, жаждою с дороги,
Вдруг учинилися. Обманом…

Три ведьмы, обратившися одной старушкой,
Стучавши, попросили Говедора пить.
«Воды, о повелитель, душно!
Дождаться ль нам еще грозы…»

Король, открывший жаждущей старушке двери,
И преподнесший ей кувшин,
Оставил хлеба – угощенье.
«Благодарю вас господин.»

«Правитель, чувствую твое волненье.
Тревога ожидания дитя.
Прими и ты своей супруге угощенье.
Волшебных ягодок к рожденью в дар.»

Закрывши двери, стремянной ко сну.
Вновь отошел король в свои покои.
Старуха ж уповая на луну…
Три ведьмы заклинали словом.

Вдруг обернулися летучей мышью.
Влетели чрез бойницы замка.
К подвалу, исчезая в темной тиши,
Нащупав око, осветившися во мраке.

Они прошли чрез почивальню,
Шептав во тьме проклятья слово.
Наслав на не рожденного заклятье.
Исчезнув вновь в лесах надолго.

То были ведьмы Кривда, Огг и Кирка,
Что некогда похитили Арфею.
Летавшие на метлах с ветром.
Бродившие впотьмах сквозь время.

***

Вот-вот восьмой уж год наступит.
Прошло уж семь богатых лет.
Король вел торг, скупая всю округу.
Златых нехваткою монет.

Наш Говедор забыл про уговор.
Уж восемь лет прошло с тех дней,
Когда старику, пугая Говедора мором,
Велел делиться с королем теней.

Тем временем Арфея в муках.
Дыханием изнемогла.
На выдохе, спуская духа,
Царица в ночь снесла дитя.

В ночь дня явления Таммуза,
На свет, в встревоженный волненьем мир,
Арфея сбросила земные узы,
Явив младенца, нареченного Эдмир.

***

Мешкотно бродит Говедор.
За стенами, Арфея уж не дышит.
Раздался голос, детский ор,
Расшевеливший городские крыши.

То счастье выдалось в несчастье.
Наследник Говедору был преподнесен.
Но горе вновь. Увидел он в палатах
Нечто иное. Может это сон.

Король зажмурил свои очи.
«О боги, вас ли я обидел?»
Срывая голос от немочи,
Король в бессилье ровно бредил.

Дитя же было с клювом птицы.
Подобно вороному сине-черный.
И весть сия летела по столице.
А Говедор предался скорби.

***

Долго ль было Говедора горе?
Утрату королевы пережить…
Известия беды тянулися с за моря,
Правителю давая повод жить.

Уж время к осени тянулось.
Желтели золотом дубравы.
Когда беда дверей коснулась,
Стояли нивы не пожаты.

Стрибожьи внуки разносили вести,
Как тайный шепот тишины,
Лаская ветвей нежно листья,
То вырывая с корнями дубы.

Посвист, Сиверко, Полуночник,
Как будто клятвою в ночи
Сзывали стражей, насылая холод.
То голодом над полем закричит.

Над царством мрак ложился скоро.
Когда сравнялись дни и ночи.
И серебром покрылись горы.
На замок наводилась порча.

Там в небесах кружили ведьмы.
Одна другой выхватывая око,
Заклятия творили. Тенью
Ложился купол небосвода.

В ветвях шептали наговоры-слухи:
«Беда. Вороний Камень обречен.»
«Проклятия и вечны муки.»
Сулили ветры, издавая стон.

Из за морей. С за острова Буяна,
Где неустанные ветра,
То воют волком, то вскружася ураганом,
Хватают вести – заблудившиеся голоса.

Из южных стран. На черногривой, рысью,
Несется демон тяжких ран,
Неизлечимых. Разнося копытом.
Он стели ужаса туман.

Чума. Горит уже соседний
За лесом город. Господин
Теряяся в раздумьях долгих,
Слезой среди неведанных картин.

«О чем же я обязан, други?
Веками воздвигая стены.
Плечом к плечу, протягивая руки
Нуждавшимся, когда вновь приходили беды.»

В ответ лишь стук. Во царски двери.
В ворота странник с издали забрел.
Снимая плащ, склоняясь на колени,
Король узнал пришельца, вспомнив и забытый долг.

Аркучи, Говедор склоняя перед гостем
Свое чело, рыдая: «О, Великий Ворон,
Правитель гор, дубрав и сосен,
Склоняюсь пред тобой поклоном.»

«Уже ли вспомнил Говедор,
Тобою данное мне слово?»
«Прости, о старче, мой зазор.
Вели избавить от худого!»

«О, Говедор, не в силах. Поздно.
Зачахло жито на твоих полях.
Не в власти я. Избавить. Голод
Уже в стенах, в палатах короля.»

«Ты жаждал власти Говедор.
Свои впрок набивая стены.
Наслал ты сам на царство мор.
Теперь стоишь, упавши на колени.»

«В сырых амбарах затаилась плесень.
По коридорам кружит навь.
Семь лет беды тебе, занеже
Наш уговор сменил ты на пенязь.»

«Я был бы рад помочь тебе правитель.
Но время наш коварный враг.
Уж тьма, открывшая свою обитель,
Без щадно поедает твой великий град.»

«Скажи Гавран, правитель леса,
Вороний Князь, чем я могу,
Смягчить беду и силу ветра.
Избавить град от заточенья в тьму.»

«Ты дашь мне сына своего Эдмира.
Уж в этой тьме младенцу быть опасно.
В туманну Глухомань, он будет с эльфами там в мире.
Тебе же Говедор стеречь я помогу от горя царство.»

***

Настала ночь. Очей не сомкнув,
Стоят на крыше воеводы,
И жадно впитывая воздух,
Кланясь светилу ночи всходу.

Вдали виднелися шатры.
Огни горели громкими кострами.
И жаля, пламя языки,
Кусали крыши деревень с окраин.

Во тьме кружился шум. И вой
Все доносился с вражеских шатров.
Не сомкнув глаз. Правитель, ожидая бой,
Держал свой меч без страха и без слов.

Внизу в полях, рычаньем львицы,
Все доносились вражьи голоса.
Не собираясь с Говедором примериться.
Дотла сжигали войны Грида густые Ворона леса.

То были существа неведомые миру.
Три ведьмы сняли с них печать.
И разбудив потомство Грида,
Велели не спускать меча.

Горгульи в воздухе кружили,
В тумане доносился вой.
Титаны-гоблины ожили,
И за кричали под луной.

И ведьмы древние ожили.
За верну службу обрели вновь красоту.
И зрячим бликом осветили
В тумане замок на холму.

Им даровал Грид очи. Видят,
Кружась по небу шабашем.
Все человечий изучая мир,
Они наслали на вершину гром.

***

Бледнела полная луна
В тумане растворяясь утра.
Холмы, стоявшие в лесах,
Сребром осыпалися. Мутно…

Как воды темные чернели дали.
Все стихло. На мгновение заснуть…
На башне лучники тревожно ждали,
В картинах сна боялись утонуть.

Проклятье как туман.
Сползало с гор, тянулось к замку.
Колдуньи на огне отвар
В котле варили спозаранку.

Еще не смело солнце выглянуть с за гор,
Раздался топот у подножий града.
Страшася нечисти, вели дозор.
И лучники пустили градом.

Со всех сторон летели стрелы,
Затмив собою небосвод.
В домах чертили люди мелом,
Чтоб не навлечь в свой дом врагов.

Светило дня не ймело власти,
Закованное в полумраке.
Смакуя битвы поле всласть,
Шагал сквозь дол, вселяя люду страх.

И с диким воем гнали ведьмы
Наездников из царства Грида,
Держа в руках копье победы,
Детей Адама проникая в мир.

Грозой неслися демоны. И вопли
Сковали жителей сердца.
За стенами был слышен войска ропот,
Ломая страхом храбреца.

В ревущий рог трубит правитель,
Наш Говедор, собрав толпу.
Дружина копья в мрак-обитель,
Пускает смело демону-врагу.

Сомкнулися мечи и очи
На раскалённом бранном поле.
Врагов метая, расправляясь, в клочья.
Но не сдержать было уж предначертанного горя.

Струилась кровь с мечей, с кольчуги
Рвалися звения-упал…
Металлом Марса устилали поле
На фоне не преступных скал.

Великий Ворон острега Говедора,
Вознесся ввысь разгнать толпу.
Но Грид нещадно рушил город,
Столицу погружая в тьму.

Валился строй. Со стен широких
Летели в пропасть рыцари.
Еще живых, поверженных, безглавых,
Покрылись грудою холмы.

Кончины ужасом сковалось царство.
И Говедор на крыльях Врана,
Ведомый в сердце гневом Марса,
Мечем рубил он злого великана.

Почуяв вскоре час кончины,
Неравенство Адама сил,
Владыка Ворон отворил заклятьем зла обитель
И войско Грида погрузил в Аид.

И стихло бранное сраженье.
Кружил над полем смерти дух.
И город пал, Вороний Камень вместе
С собой во тьму унес не чистой силы дух.

***


Продолжение следует...

Часть третья. Странствия Эдмира.

Часть четвертая. Ильдико и Эдмир.