Бабушке

Моя дорогая и милая,
Пишу из далекой страны.
У нас здесь погода дождливая,
У вас заметает дворы.
У нас все бежит как-то суетно,
У вас темп размерный ходьбы.
Мы тут каблуками по улицам,
А вы - по дорогам судьбы.

Стараясь успеть что-то важное,
Я дни перестала считать,
И только вот днями вчерашними,
Что было могу вспоминать.
Звонить - не звоню; значит некогда,
Писать - не пишу; вся в делах,
Со вторника до понедельника
Идет исчисленье в годах.
Ты всё приняла, ты привыкшая,
И веришь душой всей всерьёз.
Но только под утро, не выспавшись,
Глаза протираешь от слез.
Глаза твои с добрым сиянием,
С морщинками, что вокруг век,
Имеют одно лишь желание
И ждут уже столько лет,
Что вот-то сейчас все опомнятся,
О том, как грустят старики.
Их спины от боли ломятся,
А души от горькой тоски.
Их руки покрыты жилками,
Желтеет их кожа лица,
И родинки, пятнышки мелкие,
Которым не видно конца.
Их волосы редкие, тонкие,
Бугры выдающихся скул,
Движения тихие, робкие
И рядом томящийся стул.
И все существо их священное
Стремится всей силой туда,
Где кто-то их ждать мог бы верно,
Соседними были б дома.
Где кто-то обнял бы, спросил бы,
Как жизнь, как здоровье, дела,
Где кто-то б им душу открыл бы,
Где их излилась бы душа.
И где-то в молчащей квартире,
Замедленный шаг из двух пар,
Так молит о том, чтоб по миру,
Подольше еще поступал.

Прости, Дорогая, не сетуй,
Мы глупые дети еще.
Мы не были в возрасте в этом,
Не знаем совсем ничего.
Как сложно, как горько, как больно,
Надеяться, верить и ждать,
Что может быть в полдень, сегодня,
Напишут тебе, позвонят.

Я помню еще очень ясно,
Как севши с тобой на диван,
Играли мы в карты так страстно,
Пока не найдем дурака.
Ходили на почту, за хлебом,
Лепили пельмени вдвоем,
Как бурно вы спорили с дедом,
Кто спит где, а спали втроем.
Теплицы в саду закрывали,
Усы у клубники росли.
Как кошку домой загоняли,
И как удобряли ростки.
Как печку дровами топили,
И как из простых лоскутков,
С тобой покрывало сшили,
Из самых различных цветов.
И как у окна, на кухне,
Болтали и стриглись мы.
Твои уставшие руки
От черной и влажной земли.
Как ты на концерты ходила,
А я с нетерпеньем ждала.
И все, что не получилось,
Прощала Твоя похвала.
Как шила ты мне и вязала,
Как роспись придумала мне,
И цифру тринадцать я знала,
Любила других больше всех.

И вот уж промчались десятки,
Моих два и восемь твоих
Года наступают на пятки,
А мы всё несёмся от них.
Несёмся, в делах задыхаясь,
О главном запамятав вновь.
Срываясь и поднимаясь,
И ноги стирая в кровь.
Ведь знаем, что мы не вечны!
Там, кто-нибудь?
Сколько?
Ответь!
А время так бессердечно,
Приказывает стареть.