Зазеркальный Бродский. Мартине Сюзанн

О том, что ничто не вечно, плачет твоя статуэтка.
Плачет всем телом, в камине. Рядом стоит табуретка.
Голая – будто осень – поздняя. Будто вьюга
Нас разметала с испуга, жизни пейзаж изнарушив.

Что ожидает нас в прошлом? Счастье? Любовь? Терракота?
Бегство от перспективы? Или о ней же забота?
Память, девчоночка-фея, вдруг расшалиться и скажет:
«Тот, кто забыть не сумеет, узел судьбы не развяжет».

Сколько столетий-событий в песнях вспоется, чем прежде
Вечность, слезой обернувшись, каплей сбежит по одежде?

Кто мы? – вода дождевая? ветер? земля? или пламя? –
В старой кофейне глазунью путнику подогревая,
Ждущее хоть словечко услышать о той, что…
                Знамя,
Переходящее в прошлом, - теперь – чехол на сиденьи
Автомобиля и всадник, счастье на нем обнажая,
Не думает о бесконечности – достаточно и беспредела.

Мед нам еще остался – но пчела уже улетела.


Сюзанне МАРТИН. Иосиф Бродский.
 
Пчелы не улетели, всадник не ускакал. В кофейне
"Яникулум" новое кодло болтает на прежней фене.
Тая в стакане, лед позволяет дважды
вступить в ту же самую воду, не утоляя жажды.
Восемь лет пронеслось. Вспыхивали, затухали
войны, рушились семьи, в газетах мелькали хари,
падали аэропланы, и диктор вздыхал: "о Боже".
Белье еще можно выстирать, но не разгладить кожи.
Вещи затвердевают, чтобы в памяти их не сдвинуть
с места; но в перспективе возникнуть трудней, чем сгинуть
в ней, выходящей из города, переходящей в годы
в погоне за чистым временем, без счастья и терракоты.
Жизнь без нас, дорогая, мыслима - для чего и
существуют пейзажи: бар, холмы, кучевое
облако в чистом небе над полем того сраженья,
где статуи стынут, празднуя победу телосложения.
 
18.1.1989